ны роз. Они с радостью и изумлением смотрели друг на друга, а хорошо
знакомые голоса называли имена друзей. Вскоре в них опознали ожившие
трупы, ныне цветущие во всем блеске молодости и здравия: это были невес-
ты, внезапная смерть которых наполнила скорбью весь город, и которые,
теперь очнувшись после колдовского сна, были приведены волшебным инстру-
ментом мастера Виллибальда из могил на веселый свадебный пир. Старик-ку-
десник на прощанье исполнил последнюю радостную мелодию и исчез. Больше
его не видели.
Видо придерживался того мнения, что волынщик был не кто иной, как
знаменитый Дух Силезских гор. Молодой художник встретил его однажды во
время прогулки по холмам и добился (никогда не узнав как) его расположе-
ния. Тот обещал юноше помочь в сватовстве и сдержал слово, хотя и нес-
колько шутливым образом.
Видо всю свою жизнь оставался любимцем Духа Гор. Он разбогател и стал
известен. Его дражайшая Эмма приносила ему каждый год по милому ребенку,
а покупать его картины приезжали даже из Италии и Англии. А "Пляски
мертвецов", которыми гордятся города Базель, Антверпен, Дрезден, Любек и
множество других городов, суть только копии или подражания подлинному
произведению Видо, которое он создал в память о настоящей "Пляске мерт-
вецов в Нейссе" Но, увы, эта картина потеряна, и еще ни один собиратель
живописи не нашел се для удовольствия ценителей и пользы истории ис-
кусств.
Около 1810 года
Вильям Гаррисон Эйнсворт
НЕВЕСТА ПРИЗРАКА
Гернсвольский замок в конце 1655 года был местом светских развлече-
ний. Варон Гернсвольф был самым могущественным дворянином в Германии.
Его имя прославили патриотические деяния сыновей и красота единственной
дочери. Поместье Гернсвольф, располагавшееся среди Черного леса, было
пожаловано за верную службу одному из его предков государством и перешло
вместе с другими наследными имениями семье нынешнего владельца. Это был
готический особняк, возведенный согласно моде тех времен в пышном стиле
и состоящий главным образом из темных извилистых коридоров и залов со
сводчатыми потолками и гобеленами на стенах - величественных, но плохо
приспособленных для личного удобства по причине их мрачной величины.
Темный сосновый лес окружал замок со всех сторон и придавал местности
угрюмый вид, который редко оживлялся светом солнца.
Колокола замка радостно зазвонили при наступлении зимних сумерек,
стража была поставлена на башнях, чтобы оповещать о приезде гостей,
приглашенных разделить веселье, царящее в этих стенах. Единственной до-
чери барона Клотильде только что исполнилось семнадцать лет, и было
приглашено блистательное общество, дабы отпраздновать ее день рождения.
Для приема многочисленных гостей были открыты большие сводчатые залы.
Вечерние забавы едва начались, когда часы на тюремной башне пробили с
необычайной торжественностью, и в тот же миг в бальном зале появился вы-
сокий чужестранец, облаченный в таинственный черный костюм. Он учтиво
поклонился, но к нему отнеслись с явной сдержанностью. Никто не знал,
кто он такой и откуда приехал, но было очевидно, что он дворянин высшего
сословия, и хотя его появление было принято с недоверием, с ним обходи-
лись весьма уважительно. Он особо обратился к дочери барона и был так
рассудителен в своих замечаниях, и так тонок в своих остротах, очарова-
телен в обращении, что быстро растревожил душу своей юной и чувстви-
тельной слушательницы. В итоге, после некоторого замешательства со сто-
роны хозяина, который вместе с остальными гостями был не в силах отно-
ситься к чужестранцу безразлично, ему предложили остаться в замке на
несколько дней, и приглашение было с радостью принято.
Глубокой ночью, когда все удалились в свои покои, было слышно, как на
серой башне уныло раскачивается из стороны в сторону тяжелый колокол,
хотя ни одно дуновение ветра не тревожило деревья в лесу. Многие гости,
встретившись наутро за завтраком, утверждали, что слышали звуки божест-
венной музыки, в то время как другие настаивали, что это был ужасный
шум, исходивший, как казалось, из покоев, которые в то время занимал чу-
жестранец. Однако вскоре он сам появился за столом, к когда были упомя-
нутые события прошедшей ночи, на его мрачном лице заиграла непонятная
жуткая улыбка, затем сменившаяся глубочайшей меланхолией. Он беседовал
главным образом с Клотильдой, рассказывал о различных странах, в которых
побывал, о солнечных областях Италии, где сам воздух напоен благоуханием
цветов, а летний ветерок вздыхает над прекрасной землей, он поведал ей о
тех чудесных краях, где улыбка дня тонет в мягкой постели ночи, а вели-
колепие небес не затмевается ни на миг, и вызвал у нежной слушательницы
слезы умиления, и впервые она пожалела, что находится дома.
Дни шли своим чередом, и каждый миг усиливал жар невыразимых чувств,
которые разбудил в ней чужестранец. Он ни разу не говорил о любви, но
Клотильда видела ее в речах, в поведении, в проникновенных нотках его
голоса и убаюкивающей мягкости улыбки, а когда он обнаружил, что преус-
пел в расположении ее чувств по отношению к себе, на его лице на миг по-
явилась самая что ни на есть дьявольская усмешка и вновь умерла. Когда
он встречался с девушкой в присутствии ее родителей, то был почтителен и
смирен, и лишь наедине с ней, во время прогулок по темной лесной чаще,
снимал маску учтивого кавалера.
Когда однажды вечером он сидел с бароном в обшитой деревом библиоте-
ке, беседа перешла на сверхъестественные силы. Чужестранец во время об-
суждения оставался сдержанным, но когда барон стал шутливо отрицать су-
ществование духов и начал в шутку их вызывать, его глаза загорелись не-
земным блеском, а тело, казалось, расширилось до более чем естественных
размеров. Когда беседа иссякла, наступила страшная тишина, и несколько
секунд спустя был слышен лишь хор небесной гармонии. Всех охватил вос-
торг, но чужестранец был явно расстроен и мрачен. Он с состраданием
взглянул на своего именитого хозяина, и нечто вроде слезы сверкнуло в
его темных глазах. Через несколько секунд музыка тихо замерла вдалеке и
все стало безмолвно, как и прежде. Барон вскоре покинул комнату, и почти
тотчас же за ним последовал чужестранец. Прошло совсем немного времени,
и вдруг послышались ужасные крики: так кричит человек в предсмертных му-
ках. А затем барона нашли мертвого, распростертого в коридоре. Его тело
было скручено болью, а на почерневшем горле виднелись следы человеческих
рук. Тут же подняли тревогу, замок обыскали от подвала до чердака, но
чужестранца больше никто не видел. Тело барона предали земле, а об ужас-
ном случае вспоминали лишь как о чем-то, бывшем давным-давно.
После исчезновения чужестранца, который действительно очаровал ее,
настроение хрупкой Клотильды явно изменилось. Она полюбила гулять ранним
утром и поздним вечером по тропинкам, по которым часто ходил он, вспоми-
ная его последние слова, представляла его милую улыбку, и заканчивала
прогулку на том месте, где однажды она беседовала с ним о любви. Кло-
тильда избегала общества и, похоже, была счастлива лишь тогда, когда ос-
тавалась одна в своей комнате. Тоща она и давала выход своей печали в
слезах, а любовь, которую девичья гордость благопристойно скрывала на
людях, вырывалась наружу в часы одиночества. Так прекрасна и в то же
время так смиренна была прелестная скорбящая, что она уже казалась анге-
лом, освободившимся от пут этого мира и готовившимся к полету на небеса.
Одним летним вечером она добрела до укромного уголка, который выбрала
в качестве любимого места уединения, и тут чья-то медленная поступь пос-
лышалась позади. Клотильда улыбнулась и, к своему безграничному удивле-
нию, увидела чужестранца. Он радостно подошел к ней, и завязалась ожив-
ленная беседа.
- Вы покинули меня, - воскликнула восхищенная девушка, - и я подума-
ла, что все радости жизни ушли от меня навсегда. Но вы вернулись, и раз-
ве мы не будем опять счастливы?
- Счастливы, - ответил чужестранец с неожиданным презрением. - Могу
ли я снова быть счастлив... могу ли... но простите мое волнение, любовь
моя, его извиняет лишь удовольствие, которое я испытываю от нашей встре-
чи. О! Я должен вам многое рассказать. Да! И многое услышать в ответ. Не
так ли, моя милая? Скажите мне искренне, были ли вы счастливы в мое от-
сутствие? Нет! Я вижу в запавших глазах и на бледных щеках, что бедный
скиталец добился, по крайней мере, хоть легкого интереса в сердце своей
возлюбленной. Я побывал в других странах, повидал многие народы. Встре-
чался с женщинами, красивыми и изысканными, но нашел лишь одного ангела,
и он здесь передо мной. Примите это простое выражение страсти, драгоцен-
ная моя, - продолжил чужестранец, срывая цветок шиповника, - он прекра-
сен, как и дикие цветы, что вплетены в твои волосы, и прелестен, как лю-
бовь, что я дарю тебе.
- Он действительно прелестен, - ответила Клотильда, - но его красота
увянет с наступлением ночи. Он прекрасен, но недолговечен, как и любовь,
питаемая мужчиной. Пусть не он будет символом твоей привязанности. При-
неси мне нежное неувядающее растение, прелестный цветок, что цветет
круглый год. И я скажу, когда воткну его себе в волосы: "Фиалки отцвели
и умерли... розы распустились и увяли, но оно по-прежнему молодо, и та-
кова любовь моего скитальца". Друг сердца моего! Ты не оставишь меня. Я
живу лишь тобой, ты - мои надежды, мои мысли, само мое существование, и
если я потеряю тебя, я потеряю все - я буду лишь одиноким диким цветком
в многообразии природы, пока ты не пересадишь меня в более плодородную
почву. И можешь ли ты теперь разбить любящее сердце, которое первый нау-
чил огнем страсти?
- Не говори так, - возразил чужестранец, - моя душа разрывается от
твоих слов. Брось меня... забудь меня... избегай меня вечно... или пос-
ледует твоя гибель. Я есть создание, покинутое Богом и людьми... И если
б ты увидала иссушенное сердце, что едва бьется в этом движущемся скоп-
лении уродства, ты б убежала от меня, как от гадюки, попавшейся на пути.
Вот мое сердце, любовь моя, чувствуешь, как оно холодно, оно не бьется,
дабы не выдать своих чувств. Ибо остыло и умерло, как умерли друзья, ко-
торых я когда-либо знал.
- Любимый, ты несчастен, и твоя бедная Клотильда останется, чтобы
поддержать тебя. Не думай, что я могу покинуть тебя в невзгодах. Нет! Я
буду скитаться с тобой по всему свету, если захочешь, буду твоей служан-
кой, твоей рабыней. Я защищу тебя от ночных ветров, чтобы они не трево-
жили твою непокрытую голову. Я укрою тебя от окружающих вихрей. И хотя
холодный мир может предать твое имя презрению... хотя друзья могут отка-
заться от тебя, а сподвижники сгнить в могиле, останется любящее сердце,
по-прежнему благословляющее тебя.
Она умолкла. Ее голубые глаза были полны слез, когда она со страстью
повернулась к чужестранцу. Он уклонился от взгляда, а по его изящному
лицу пробежала презрительная усмешка самой темной, самой смертельной
злобы. Через мгновение это выражение исчезло. В неподвижных, остекленев-
ших глазах опять появился неземной холод, он повернулся к своей спутни-
це.
- Час заката, - воскликнул он. - Нежный, прекрасный час, когда сердца
влюбленных счастливы, а природа улыбается их чувствам. Но мне она больше
не улыбнется... когда наступит завтра, я буду далеко, очень далеко от
дома моей возлюбленной, от мест, куда мое сердце положено, как в гробни-
цу. Но должен ли я оставить тебя, прелестнейший цветок, чтобы стать за-
бавой урагана, добычей горного обвала?
- Нет, мы не расстанемся, - ответила пылкая девушка. - Куда пойдешь
ты, туда пойду и я. Твой дом станет моим домом. И твой Бог станет моим
Богом.