меня в сумку.
Киммериец с интересом наблюдал за своим слугой, не достававшим уже
ему до пояса. Шеймис продолжал уменьшаться, превратившись вначале в полное
подобие крысы, а затем в бесхвостую мышь, слабо трепыхавшую крохотными
крылышками. Конан одобрительно кивнул.
- Годится! Теперь я могу спрятать тебя хоть в кулаке!
- В кулаке не стоит, хозяин, - заметил сумеречный дух, поспешно
возвращаясь к прежним своим размерам. - Еще раздавишь!
Отвернувшись от него, Конан шагнул к пещере и оглядел валявшееся там
имущество. Пожалуй, ни дырявые ковры, ни битый горшок, ни самодельный лук
и рваная куртка ему не пригодятся... Он поднял огниво и сунул в кошель; то
была единственная полезная вещь, которую стоило прихватить с собой.
Когда киммериец вернулся к морю, Шеймис возбужденно выплясывал у
самой воды, уминая огромными ступнями песок.
- Хозяин, а, хозяин! Гляди-ка! Там! - Он жмурился и тянул тонкую
лапку к восходящему солнцу.
Конан, приставив ладонь козырьком ко лбу, всмотрелся: у самого
горизонта над голубизной вод вставали одетые парусами мачты корабля. С
такого расстояния было неясно, видит ли он боевое туранское судно
откуда-нибудь из Султанапура или Аграпура, пузатый купеческий барк или
стремительную пиратскую галеру; ни корпуса, ни вымпелов он разглядеть не
мог. Корабль, однако, приближался к берегу, и вскоре киммериец заметил
крохотные черточки, мелькавшие у борта.
Весла! Значит, галера, быстрая галера, которую гонят и ветер, и сила
человеческих рук!
Хотя Конан был не слишком искушен в мореплавании, он не испытывал
сомнений насчет принадлежности этого судна. Купцы, плававшие в голубых
просторах Вилайета, чаще пользовались парусом, ибо десятки гребцов и сама
гребная палуба отнимали место у груза. Имперские корабли могли ходить на
веслах, но вряд ли хоть одно из них имело такие стремительные хищные
обводы, низкую посадку и удлиненный корпус с вытянутым на манер
дельфиньего рыла форштевнем. Когда галера, приблизившись к берегу на
десять полетов стрелы, развернулась бортом, Конан уже знал, что видит
пиратское судно. И шло оно на юг, к Шандарату, блистательный повелитель
которого, по слухам, благоволил морским удальцам, делившимся с ним
добычей.
- Эй, приятель! - киммериец повернулся к Шеймису. - Ты можешь
подманить их сюда?
При виде этого корабля все мысли о воровской карьере и о возвращении
домой вылетели у Конана из головы. Разбойничать на море - что могло быть
соблазнительней! Вчера, стараниями сумеречного духа, он обзавелся
кое-какой одеждой и даже сапогами - пусть рваными и из дрянной кожи, но,
во всяком случае, теперь он не выглядел оборванцем. Конечно, его не
примешь за аквилонского рыцаря, ну так что же? Главное, у него была сабля!
Шеймис, в задумчивости помахивая крылышками, размышлял.
- Могу попробовать, хозяин, - наконец заявил он. - Но что тебе за
корысть в этой посудине? Учти, там лихие люди... я это чувствую!
- Примани их сюда, а с остальным я разберусь, - Конан с уверенным
видом похлопал по рукояти своей сабли. Сейчас он твердо решил заделаться
пиратом и проводил эту идею в жизнь со всем максимализмом молодости.
- Готово, - сотворив несколько пассов, демон уселся на песок,
наблюдая за кораблем. - Сейчас они ринутся сюда, словно весь берег усыпан
самоцветами. Видишь ли, хозяин, я навел на них чары с помощью заклятья
великого Гала...
- Подробности оставь при себе, - прервал духа Конан и раскрыл кошель.
- Ну-ка, полезай сюда! Я не хочу, чтобы они тебя видели.
Шеймис покорно уменьшился до размеров мыши, но когда киммериец поднял
его, чтобы спрятать в сумку, пропищал последний совет:
- Хозяин, а, хозяин! Спрятался бы ты за камнями! Лихие люди, говорю
тебе... Мало ли что!
Мысль эта показалась Конану здравой и, выбрав валун повыше, юный
киммериец распластался за ним на песке. Среди бродяг, обитавших на
городской свалке близ Шандарата, ходили жуткие истории о жестокости и
вероломстве вилайетских корсаров, которые сейчас пришли ему на ум. Нет,
прав, прав старый Шеймис: сначала надо поглядеть на этих лихих парней, а
потом уж вербоваться в экипаж!
Тем временем корабль и в самом деле повернул к берегу - то ли
подействовали чары Шеймиса, то ли такой маневр входил в намерения
капитана. Конечно, галера не могла пристать к песчаному пляжу; тут было
слишком мелко и из воды торчала пропасть камней. Однако пиратам явно
приглянулось это место. Из-за своего валуна Конан наблюдал, как на воду
спустили шлюпку, и шесть моряков с кривыми ятаганами за поясом
разместились на веслах; затем в ялик спрыгнул смуглый бородатый мужчина в
роскошной одежде - видно, капитан, - и еще один, в сером плаще, который
сильно оттопыривался над плечами. Не успел юный киммериец сосчитать до
пятидесяти, как днище лодки заскребло по песку, и ее гребцы и пассажиры
спрыгнули прямо в мелкую воду. Матросы, разом навалившись, вытащили
суденышко на берег; капитан же и человек в плаще остановились в десяти
шагах от камня Конана, увлеченные спором.
- Ты обещал доставить меня прямо в гавань Шандарата, - недовольно
произнес мужчина в сером, - а высаживаешь один Нергал знает где! Отсюда до
города день пути!
- Не день, а полдня или даже треть, - возразил капитан, рослый и
крепкий моряк со смуглой физиономией, хитрой и алчной. - И я не собирался
везти тебя в Шандарат, клянусь милостью Митры! Знаешь, Фарал, я еще не
сошел с ума! Раньше шандаратский владетель нам благоволил, но времена
переменились: он собирается воевать Жемчужные острова, и всякий вольный
капитан, решившийся зайти в гавань, рискует остаться без судна. Солдат-то,
понимаешь ли, надо на чем-то перевозить, а кораблей у Ашарата не хватает!
- Мог бы высадить меня поближе к городу, - заметил человек, названный
Фаралом. - Я спешу!
- А чем это место хуже всякого другого? - капитан с деланным
недоумением огляделся по сторонам. - Шагай вдоль берега прямо на юг, и
обедать будешь уже в лучшей шандаратской харчевне! - Он нетерпеливо
протянул руку. - Ну, давай, рассчитывайся! Десять золотых, как
договаривались! Я тоже спешу!
Фарал вытащил из-под плаща увесистый кошель и отсчитал деньги.
Столпившиеся за спиной капитана пираты жадно поглядывали на золото.
- Держи, почтенный! Только не десять, а пять - ты немного ошибся.
Конан, устроившись за камнем, только головой покрутил. Похоже, этот
Фарал тронулся умом! Решил прокатиться на пиратской галере, позвенел
кошельком с золотом и принялся спорить о цене - тут, на пустынном берегу,
один против семи головорезов! Очень непредусмотрительно... Несмотря на
юные года и скудный жизненный опыт, киммериец не сомневался в том, как
развернутся дальнейшие события.
Как он и предполагал, лицо пиратского вожака начало наливаться
кровью.
- Пять, говоришь? - взревел капитан, хватаясь за рукоять длинного
прямого меча. (Отличный клинок, подумал Конан, сглотнув слюну.) - Пять,
вонючий краб? Выходит, я вру? - он выдержал многозначительную паузу и уже
раскрыл рот, но Фарал спокойно прервал его.
- Конечно, врешь. Бери, как договорились, или не получишь ничего.
Капитан внезапно успокоился; вероятно, ярость его была напускной и
имела целью нагнать страху на пассажира.
- Значит, так, - деловым тоном произнес он, - ты отказываешься
платить. Теперь отдашь и кошелек, и прочее свое добро. Но я не злой
человек, нет! Я обещал, что обедать ты будешь в лучшей харчевне
Шандарата... Ну, поэтому три серебряных монеты можешь оставить себе:
уплатишь пошлину у городских ворот, и еще хватит на жратву и вино.
Фарал, улыбнувшись, молча покачал головой, по-прежнему протягивая
капитану на раскрытой ладони свое золото. На купца или богатого рыцаря
этот парень не похож, отметил Конан, но деньги у него водятся. Может,
помочь? Пожалуй, это принесет больше барыша, чем плавание с этаким
выжигой... Он неодобрительно покосился на главаря пиратов.
- Вижу, рассчитываться ты не хочешь, - произнес тот с явным
удовлетворением. - Ну, клянусь клыками Нергала, шандаратского винца ты
сегодня не отведаешь... некуда будет лить винцо! - Он повернулся к своим
людям и резко приказал: - Живо, парни! Раздеть, снять два ремня со спины
от плеч до пяток, а потом - чик! - Ребром ладони капитан провел по горлу,
и шайка его ринулась вперед.
Конан привстал на коленях, вытягивая из-за пояса саблю. Он не успел
еще решить, стоит ли вмешиваться в драку и на чьей стороне, как Фарал уже
сунул деньги обратно в кошель, отскочил на пару шагов и сбросил плащ. На
спине у него были закреплены два клинка в простых ножнах из кожи (их-то
рукояти и оттопыривали накидку), и вылетели эти клинки под свет благого
Митры с потрясающей скоростью. Не просто вылетели: правый оказался в горле
одного пирата, а левый - в животе другого.
Пораженный таким искусством, Конан вскочил на ноги. Теперь не
существовало вопроса, драться или не драться; надо было поспеть вовремя.
Капитанский меч казался юному киммерийцу очень соблазнительной добычей; он
любил такие клинки, прямые, обоюдоострые и длинные.
С боевым воплем Конан выпрыгнул из-за валуна. Пока он мчался по песку
к главарю пиратов, тот, в полном ошеломлении, переводил взор то на нового
противника, то на замершего в странной боевой стойке Фарала, то на
четверых своих людей, с окаменевшими лицами подступавших к пассажиру.
Наконец он с проклятьями потащил из ножен меч.
Пират был посредственным фехтовальщиком, Конан понял это сразу. К
тому же этот мужчина, которому стукнуло лет сорок, оказался послабее юного
варвара, да и дыхание у него не отличалось должной глубиной. Уступал он
противнику и в подвижности, так что Конан, энергично размахивая саблей,
отметил: на стенах Венариума с этим вилайетским головорезом разобрался бы
любой солдат из Аквилонии, не говоря уж о киммерийских бойцах. Капитана,
однако, спасал меч, превосходный клинок раза в полтора длиннее сабли,
произведенной на свет стараниями Шеймиса.
Тем не менее, Конан теснил пирата к воде и, прислушиваясь к звону
стали за спиной, выбирал момент для смертельного удара. Фарал, этот
странник, прибывший на галере, был, конечно, очень ловок и умело провел
первую атаку; однако на него наседали четыре бандита. Кроме того, Конан
краем глаза заметил, что от судна отвалила вторая шлюпка и быстро пошла к
берегу. Это становилось уже серьезным!
Он шагнул к противнику и впервые нанес удар в полную силу. По
задумке, гарда и нижняя часть лезвия должны были отбросить меч, а кончик
острия войти между пятым и шестым ребром в бок пирата; получилось же нечто
совсем иное. Жалобно звякнув, сабля обломилась у самой рукояти, и Конан
оказался безоружным - если не считать сточенного ножа. Мало того:
капитанский клинок упирался ему прямо под левую ключицу.
Его спасло лишь изумление, отразившееся на лице пирата; тот, видимо,
впервые рассмотрел, с кем ввязался в схватку.
- Сопляк, чтоб мне не видеть света Митры! Молокосос, нищий ублюдок! -
Губы его скривились в презрительной усмешке, и Конан понял, что молодость
лет его не спасет; ждать пощады не стоило. - Ну, сучий выкормыш, сейчас
посмотрим, какого цвета у тебя кровь! У такого юнца, я думаю, она будет
розовой, как у месячного поросенка.
Конан не любил, когда ему напоминали о возрасте. Похоже, эти южане
судили о воинах только по лицу и отсутствию бороды, тогда как в Киммерии
он считался мужчиной - с того самого дня, как взял на меч первого врага. А
