зеленоватого камня.
Они изумленно взирали на представшее перед ними зрелище. Никакие
легенды не говорили о том, что на каком-либо острове моря Вилайет
существует нечто подобное. Конан и девушка осторожно приблизились к
постройке. Мох и лишайники покрывали каменные стены, обвалившийся потолок
смотрел в небо пустым провалом. Вокруг было еще много остатков каменных
стен, полускрытых травой. Похоже было, что когда-то здесь возвышалось
много строений. Быть может, целый город. Но теперь только длинная
постройка, что-то вроде зала, поднималась к небу, и ее покосившиеся стены
были обвиты лианами.
Какие бы двери прежде не стерегли вход в здание, они давно сгнили и
обратились в прах. Конан и его спутница остановились в широком дверном
проеме и заглянули внутрь. Солнечный свет струился сквозь дыры в крыше и
стенах, превращая внутренность постройки в неясное переплетение света и
тени. Крепко сжав в руке меч, Конан шагнул внутрь мягкой неслышной
походкой охотящейся пантеры, чуть наклонив голову. Оливия на цыпочках
последовала за ним.
Оказавшись внутри, Конан удивленно хмыкнул, а Оливия едва сдержала
громкий крик.
- Смотри! Смотри же!
- Вижу, - ответил он. - Нечего бояться, это статуи.
- Но какими живыми они выглядят - и какими злыми! - шепнула она,
придвигаясь поближе к нему.
Конан и девушка стояли посреди огромного зала, пол которого,
сделанный из полированного камня, был покрыт пылью и каменными обломками,
упавшими с крыши. Лианы, выросшие между камнями, скрывали отверстия.
Высокая крыша, совершенно плоская, поддерживалась толстыми колоннами,
которые тянулись рядами вдоль стен. И в каждом промежутке между колоннами
стояла странная фигура.
Это были статуи, с виду железные, черные и сверкающие так, словно их
постоянно полировали. Они были натуральных размеров и представляли
высоких, гибких и сильных мужчин, чьи жестокие лица имели ястребиные
черты. Статуи были нагими, и каждая впадина и выпуклость, все суставы и
мышцы были воспроизведены с невероятным реализмом. Но самым потрясающим
подобием жизни были их гордые и нетерпимые лица. Их черты не были сделаны
по одному образцу. Каждое лицо обладало индивидуальными особенностями,
хотя в них и было сходство людей одной нации. В статуях, или по крайней
мере в их лицах, не было ничего от монотонного единообразия декоративного
искусства.
- Кажется, будто они слушают - и ждут! - шепнула девушка, поеживаясь.
Конан постучал рукоятью меча по одной из статуй.
- Железо, - заявил он. - Но, Кром! - в каких формах их отливали?
Он озадаченно покачал головой и пожал могучими плечами.
Оливия робко осмотрелась. В огромном зале было тихо. Ее взгляду
предстали только обвитые плющом стены и колонны, да темные фигуры в
промежутках между колонн. Ей стало неуютно, захотелось уйти отсюда, однако
статуи, похоже, имели странную привлекательность для ее спутника. Он
осмотрел их в подробностях и, как истинный варвар, попытался отломать
кусок. Но материал, из которого они были сделаны, успешно противостоял его
попыткам. Ему не удалось ни повредить статую, ни сдвинуть какую-нибудь с
места. Наконец он сдался, бормоча ругательства в изумлении.
- Что за люди послужили для них образцом? - задал он риторический
вопрос. - Статуи черные, но не похожи на негров. Я никогда не видел людей,
похожих на них.
- Давай выберемся на свет, - попросила Оливия, и Конан кивнул, бросив
последний озадаченный взгляд на темные фигуры вдоль стен.
Они выбрались из пыльного зала на яркий свет летнего солнца. Оливия
удивилась положению солнца на небе; они пробыли в руинах гораздо дольше,
чем она предполагала.
- Давай вернемся в лодку, - предложила она. - Я боюсь этого места.
Здесь странно, и здесь присутствует зло. Мы не знаем, когда на нас снова
может напасть то, что швырнуло камень.
- Я думаю, мы в безопасности, пока мы не под деревьями, - ответил он.
- Пойдем-ка.
Плато, склоны которого спускались в лес на востоке, юге и западе, на
севере повышалось и переходило в путаницу скалистых утесов, которая была
самой высокой точкой острова. Туда и направился Конан, соразмеряя свой
размашистый шаг с походкой спутницы. Время от времени он бросал на нее
беглый взгляд, и она это чувствовала.
Они добрались до северной оконечности плато и остановились там, глядя
на крутизну высоких утесов. По краю плато к востоку и западу от утесов
густо росли деревья, цепляясь за обрывистый склон. Конан подозрительно
посмотрел на эти деревья, но начал подъем, помогая спутнице взбираться.
Скалы не были отвесными, и были изрезаны уступами. Киммериец, рожденный в
горной стране, мог бы взбежать по ним вверх, как кошка, но Оливия
поднималась с трудом. Снова и снова она чувствовала, как ее поднимают,
перенося через препятствие, которое она могла бы преодолеть лишь с большим
трудом, и ее изумление невероятной физической силе этого человека все
возрастало. Его прикосновения больше не казались ей отталкивающими. Его
железная хватка обещала защиту.
Наконец они выбрались на самую вершину. Их волосы развевал морской
ветер. От их ног скалы отвесно обрывались вниз на три-четыре сотни футов.
Под обрывом лежала узкая полоса прибрежного леса. Посмотрев на юг, они
увидели весь остров, который лежал как огромное овальное зеркало.
Скошенные склоны от края плато уходили вниз и тонули в ободке зелени, за
исключением того места, где устремлялись вверх утесы. Насколько хватало
глаз, вокруг простирались синие воды, стеклянно-гладкие, исчезающие в
туманной дымке расстояния.
- Море спокойно, - вздохнула Оливия. - Почему нам не продолжить путь?
Конан, замерший на утесе подобно бронзовой статуе, указал на север.
Оливия увидела белое пятнышко, которое казалось подвешенным в дымке.
- Что это?
- Парус.
- Гирканцы?
- Кто может сказать на таком расстоянии?
- Они бросят здесь якорь и обыщут остров в поисках нас! - вскричала
она, поддавшись мгновенной панике.
- Не думаю. Они плывут с севера, значит, они не могут нас искать. Они
могут остановиться здесь по какой-либо иной причине. В этом случае нам
придется прятаться, как только сможем. Но мне кажется, что это либо
пираты, либо гирканская галера возвращается из северного набега. В
последнем случае они вряд ли бросят здесь якорь. Но мы не можем выйти в
море, пока они не скроются из вида, потому что они плывут с той стороны,
куда нам плыть. Они, без сомнения, минуют остров сегодня ночью, и на
рассвете мы сможем продолжить наш путь.
- Значит, нам придется провести ночь здесь? - Девушка задрожала.
- Это безопаснее всего.
- Тогда давай спать здесь, на скалах, - взмолилась она.
Конан покачал головой, глядя на скрюченные деревья на склонах плато,
на раскинувшийся внизу лес - зеленая масса, что, казалось, вытягивала
щупальца, пытаясь уцепиться за скалы.
- Слишком много деревьев. Мы будем спать в развалинах.
Оливия издала возглас протеста.
- Ничто тебе там не грозит, - успокаивающе произнес он. - Что бы ни
бросило в нас камнем, оно не последовало за нами из леса. В руинах нет
никаких следов того, что там гнездится какая-нибудь дикая тварь. У тебя
нежная кожа, ты привыкла спать в уюте. Я могу спать голым на снегу, и мне
это не причинит неудобств, но у тебя будут судороги от росы, если мы будем
ночевать снаружи.
Оливия молча согласилась, не находя больше возражений. Они спустились
со скал, пересекли плато и снова приблизились к мрачным, окутанным тайной
древности руинам. К этому времени солнце опустилось за край плато. Они
нашли фрукты на деревьях около утесов. Фрукты послужили им ужином - едой и
питьем одновременно.
Южная ночь опустилась быстро, рассыпав по темно-синему небу большие
белые звезды. Конан вошел в темные развалины, увлекая за собой Оливию,
которая шла нехотя. Она задрожала при виде темных фигур в нишах между
колонн. В темноте, которую едва рассеивал слабый свет звезд, она не могла
различить их очертания, только чувствовала ожидание, скрытое в них. Они
ждали, как ждали в течение неведомого числа столетий.
Кона принес полную охапку тонких веток с листьями. Он сложил их в
кучу, устраивая ложе для Оливии, и она легла на ветки со странным
ощущением человека, который устраивается спать в змеином гнезде.
Каковы бы ни были ее предчувствия, Конан их не разделял. Киммериец
сел рядом с ней, прислонившись спиной к колонне, положив на колени меч.
Его глаза сверкали в темноте, как у пантеры.
- Спи, девочка, - сказал он. - Мой сон чуток, как сон волка. Ничто не
проникнет в этот зал, не разбудив меня.
Оливия не ответила. Лежа на своей постели из веток они смотрела на
неподвижную фигуру, слабо различимую в мягкой тьме. Как странно - завязать
дружбу с варваром! О ней заботится и защищает ее человек той расы,
сказками о которой ее пугали в детстве. Он вырос среди людей угрюмых,
свирепых и кровожадных. Его дикость проглядывала в каждом его движении,
горела в его глазах. И все же он не причинил ей вреда. А хуже всего
обращался с ней человек, которого мир называл цивилизованным. Когда ее
усталое тело расслабилось в дремотной неге, и она погрузилась в туманные
образы сновидений, ее последней мыслью было волнующее воспоминание
прикосновения сильных пальцев Конана к ее нежной коже.
2
Оливия спала, и во сне ее преследовало ощущение скрытого зла, словно
образ черной змеи, тайно ползущей среди цветов. Ее сны были обрывочными и
яркими - экзотические картинки, разбросанные части незнакомого узора,
которые в конце концов сложились в картину, исполненную ужаса и безумия,
фоном которой служили циклопические камни и колонны.
Она увидела огромный зал. Его высокий потолок поддерживался каменными
колоннами, которые выстроились ровными рядами вдоль массивных стен. Между
колонн летали огромные зеленые с алым попугаи. Зал был полон темнокожих
воинов с ястребиными лицами. Они не были неграми. Ни их внешность, ни
одежды, ни оружие не походили ни на что, известное в мире, в котором жила
спящая.
Воины напирали на человека, привязанного к колонне. То был гибкий
белокожий юноша, золотые кудри которого спадали на лоб, белизной подобный
алебастру. Его красота была не вполне человеческой. Он был словно
воспоминание о боге, высеченное из белого мрамора.
Чернокожие воины смеялись над ним, выкрикивали что-то на незнакомом
языке. Гибкое обнаженное тело корчилось под их безжалостными руками. Кровь
стекала по бедрам цвета слоновой кости и капала на полированный пол. Эхо
разносило по залу крики жертвы. Затем, подняв лицо к потолку и небесам над
ним, юноша ужасным голосом выкрикнул имя. Кинжал в руке цвета черного
дерева оборвал его крик, и золотая голова упала на грудь слоновой кости.
Словно в ответ на этот отчаянный крик раздались громовые раскаты, как
от колес небесной колесницы, и среди мучителей возникла фигура, будто
материализовавшись из ничего, из воздуха. Фигура была человеческой, но ни
один смертный человек никогда не обладал столь нечеловеческой красотой.
Между ним и юношей, который безжизненно повис на своих цепях, было
несомненное сходство. Но человечности, что скрадывала богоподобность
юноши, не было в чертах незнакомца, застывших неподвижно и ужасных с своей
красоте.
Чернокожие отпрянули от него. Глаза их сверкали бешеным огнем. Он
поднял руку и заговорил, и голос его разошелся глубоким, многократным эхом
