пронзительный писк. - Толькемек! - прошептала Таскела, а
остальные замерли в суеверном страхе. - Значит, это не сказка!
Клянусь Сетом, он двенадцать лет прожил во мраке! Двенадцать лет
среди скелетов! Представляю, чем он питался, сумасшедший калека,
погруженный в вечную ночь! Теперь понятно, почему трое наших не
вернулись из катакомб и не вернутся никогда. Но почему он так
долго выжидал? Что он искал в подземельях? Какое-нибудь
таинственное оружие? Нашел ли он его? Единственным ответом
Толькемека был все тот же отвратительный писк. Одним длинным
прыжком он миновал все капканы и очутился в зале. Было ли это
случайностью или он помнил обо всех ловушках Ксухотля? Он не был
безумным в обычном человеческом смысле. Он слишком долго жил
один, чтобы остаться человеком. И только одно соединяло его с
людьми - ненависть. Она помогла ему выжить в черных коридорах. -
Да, он искал и нашел! - Таскела отступила на шаг. - А, ты все
помнишь? После стольких лет во тьме? В тощей руке Толькемека
дрожала причудливая палка яшмового оттенка, заканчивающаяся
светящейся шишкой вроде плода граната. Он вытянул палку перед
собой, словно копье, и княгиня отскочила в сторону, а из шишки
вырвался алый луч. Он не коснулся Таскелы, зато угодил между
лопаток той, что держала за ноги Валерию. Раздался громкий
щелчок, огненный луч вышел из груди несчастной и рассыпался
голубыми искрами на камне жертвенника. Женщина упала в бок и
стала корчиться и усыхать, как мумия. Воин, удерживающий руки
Валерии, погиб вторым. Она сползла с жертвенника и на
четвереньках побежала к стене. Воин тоже пытался убежать, но
Толькемек с необкновенным для его возраста проворством переменил
позицию и бедняга оказался между ним и жертвенником. Снова
брызнул огненный луч, и человек рухнул на пол, и голубые искры
посыпались из камня. Потом началась бойня. Крича от ужаса, люди
метались по залу, натыкались друг на друга, спотыкались и
падали. А посреди этого хаоса плясал и кружился Толкемек, сеющий
смерть. Никому не удалось бежать через двери, потому что они
были окованы металлом и это, видимо, было необходимым условием
действия дьявольской силы, вылетавшей из "волшебной палочки",
которой размахивал старик. Те, кто оказывался между ним, дверями
или жертвенником, гибли тотчас же. Толькемек не выбирал себе
жертв, махал своей палкой туда и сюда и его писк был громче всех
воплей. Один из воинов в отчаянии замахнулся на старика
кинжалом, но так и не успел нанести удар. Остальные даже не
помышляли о бегстве или обороне. И вот пали все люди Текультли,
кроме Таскелы. Княгиня подбежала к Конану и Вадерии, которая
спряталась за его широкую спину, и, наклонившись, коснулась пола
в известной ей точке. Стальные челюсти тотчас же разжались,
освободив окровавленную ногу, и скрылись в углублении. - Убей
его, если сможешь! - она вложила в руку варвара тяжелый кинжал.
- Моя магия здесь бессильна! Конан не чувствовал боли. Толькемек
старался подгадать, чтобы киммериец оказался между ним и дверью
или жертвенником, но варвар всякий раз ускользал, выбирая время
для удара. Женщины смотрели, затаив дыхание. Толькемек уже не
прыгал, понимая, что перед ним противник более грозный, чем те,
что умирали с воплями. Первобытный блеск варварских глаз был не
менее страшен, чем фосфорическое свечение старца. Они кружили и
кружили; один менял позицию, и другой немедленно делал то же
самое, словно их соединяла невидимая нить. Но с каждым разом
Конан подходил все ближе к противнику. Он уже приготовился к
прыжку, но тут раздался предостерегающий крик Валерии. На
какое-то мгновение киммериец оказался между старцем и дверью.
Огненный луч обжег бок Конана, который успел отскочить в сторону
и метнуть нож. Старый Толькемек упал на плиты, рукоятка ножа
дрожала в его груди. Таскела прыгнула - но не к варвару, а к
Палке, что валялась на полу и пульсировала, как живое сердце. И
Валерия прыгнула, вооруженная отнятым у мертвеца кинжалом.
Лезвие, направленное крепкой рукой аквилонки, вонзилось в спину
княгини Текультли и вышло из груди. Таскела вскрикнула и умерла.
Конан и Валерия стояли над безжизненным телом и смотрели друг на
друга. - Вот теперь война действительно кончилась! - заметил
Конан. - Ну и ночка выдалась. Где эти ребята хранят жратву? Я
голоден, как волк. - Нужно тебе ногу перевязать, - Валерия
оторвала кусок шелковой шторы, обернула его вокруг пояса и
нащипала корпии; потом тщательно обработала рану Конана и крепко
забинтовала. - Ладно, поголодаем, - сказал он. - Идем отсюда. За
стенами этого дьявольского города начинается настоящий мир.
Хватит с нас Ксухотля. Эти выродки перебили друг друга - ну и
прекрасно. Не нужны мне их проклятые сокровища. Они еще, чего
доброго, заколдованные.
- Да, в мире еще много честной добычи для тебя и для меня, -
сказала Валерия и потянулась всем своим прекрасным телом.
Давешний блеск снова появился в глазах Конана, и на этот раз
аквилонка уже не хваталась за меч.
- Далека дорога до побережья, - ласково сказала она, прервав
поцелуй.
- Неужели? - рассмеялся он. - Разве есть для нас с тобой
преграды? Да в стигийских портах еще не откроется торговый
сезон, как мы уже будем стоять на палубе. И тогда мы покажем
всему миру, что такое настоящий грабеж!
Роберт ГОВАРД
Спрэг ДЕ КАМП
БАРАБАНЫ ТОМБАЛКУ
Постепенно Конан пробивается обратно в Гиборейские земли. В поисках
новой работы в качестве кондотьера он вступает в армию наемников, которую
зингаранский принц Запайо да Кова собирает для Аргоса. Аргос и Кос воюют
со Стигией. План таков: Кос должен вторгнуться в Стигию с севера, в то
время как армия Аргоса нападет на Стигию с юга, со стороны моря. Но Кос
заключает сепаратный мир со Стигией, и наемная армия оказывается в ловушке
на юге Стигии меж двух враждебных сил. Снова Конан - один из тех немногих,
кто выжил. Конан спасается бегством через пустыню вместе с юным
аквилонским солдатом Амальриком. Конан попадает в плен к пустынным
кочевникам, а Амальрику удается бежать.
1
Трое мужчин сидели на корточках около ямы с водой. Закат окрасил
пустыню в темно-коричневый и красный цвета. Один из мужчин был белым, его
звали Амальрик. Двое других - Гобир И Саиду - были гханатами, их лохмотья
едва прикрывали жилистые черные тела. Склонившись над ямой с водой, они
напоминали стервятников.
Неподалеку верблюд шумно пережевывал жвачку. Пара уставших лошадей
тщетно тыкались мордами в голый песок. Люди невесело жевали сушеные
финики. Чернокожие были заняты только тем, что двигали челюстями, а белый
время от времени бросал взгляд на пасмурное красное небо или вдаль, на
однообразную равнину, где сгущались тени. Он первый заметил всадника,
который подскакал к ним и натянул поводья с такой силой, что лошадь встала
на дыбы.
Всадник был гигантом, цвет кожи которого, чернее чем у тех двоих, так
же как его полные губы и вывернутые ноздри, указывал на значительное
преобладание негритянской крови. Его широкие шаровары из шелка, собранные
на голых щиколотках, поддерживались широким поясом, несколько раз
обернутым вокруг огромного торса. На поясе висел расширяющийся на конце
ятаган, которым могли бы орудовать одной рукой очень немногие. С этим
ятаганом всадник прославился повсюду, где бывали темнокожие сыны пустыни.
Это был Тилутан, гордость гханатов.
Через его седло была переброшена фигура, которая скорее свисала, чем
лежала. При виде сияния бледного тела у гханатов вырвался вздох сквозь
стиснутые зубы. Это была белая девушка. Она свисала лицом вниз,
переброшенная через луку седла Тилутана. Ее распущенные волосы ниспадали
на стремя черной волной.
Черный гигант усмехнулся, блеснув белыми зубами, и небрежно сбросил
свою пленницу на песок. Там она и осталась лежать. Девушка была без
сознания. Гобир и Саиду инстинктивно обернулись к Амальрику, а Тилутан
наблюдал за ним, сидя в седле: трое чернокожих людей против одного белого.
Появление на сцене белой женщины внесло в обстановку неуловимую перемену.
Амальрик был единственным, который, казалось, не обратил внимания на
напряжение. Он с отсутствующим видом откинул со лба прядь светлых волос и
равнодушно глянул на безвольно распростертую фигуру девушки. Если в его
серых глазах и промелькнул мимолетный блеск, остальные этого не заметили.
Тилутан спрыгнул с лошади, презрительно бросив поводья Амальрику.
- Позаботься о лошади, - сказал он. - Клянусь Джхилом, я не нашел
песчаную антилопу, зато нашел эту девушку. Она шла через пески, шатаясь, и
упала как раз когда я приблизился. Убирайтесь отсюда, шакалы, и дайте мне
напоить ее.
Огромный чернокожий положил девушку рядом с ямой и принялся омывать
ее лицо и руки. Он попытался влить несколько капель воды в ее запекшиеся
губы. Наконец она застонала и пошевелилась. Гобир и Саиду сидели на
корточках, держа руки на коленях, и пожирали девушку глазами из-за
крепкого плеча Тилутана. Амальрик стоял поодаль. Казалось, его мало
интересует происходящее.
- Она приходит в себя, - объявил Гобир.
Саиду не сказал ничего, но облизнул толстые губы.
Амальрик окинул бесстрастным взглядом распростертое тело - от
изодранных сандалий до блестящих распущенных черных волос, раскинувшихся
пышной гривой. Единственной одеждой девушки было шелковое платье,
перехваченное в талии поясом. Оно оставляло ее руки, шею и часть груди
открытыми. Подол платья был на несколько дюймов выше колен. Гханаты жадно
впились взглядами в обнаженные части тела девушки. Очертания ее фигуры
были мягкими, почти детскими в своей мягкости, но округленные
нарождающейся женственностью.
Амальрик пожал плечами.
- Кто следующий после Тилутана? - беспечно спросил он.
К нему повернулась пара удлиненных голов; налитые кровью глаза
вытаращились. Затем чернокожие повернулись и уставились друг на друга.
Внезапное соперничество вспыхнуло между ними подобно молнии.
- Не вздумайте подраться, - заметил Амальрик. - Бросьте кости.
Он сунул руку под свою изодранную тунику и бросил перед ними на песок
пару костей. Лапа-клешня сгребла их.
- Ага! - согласился Гобир. - Мы бросим кости - после Тилутана,
победителя.
Амальрик бросил взгляд на черного гиганта, который все еще был
склонен над своей пленницей, возвращая жизнь в ее истощенное тело. В тот
миг, когда Амальрик посмотрел на нее, ее глаза, обрамленные длинными
ресницами, открылись. Глубокие фиолетовые глаза потрясенно уставились в
злобное лицо чернокожего. С толстых губ Тилутана сорвалось громкое
восторженное восклицание. Выхватив из-за пояса флягу, он приложил ее к
губам девушки. Она механически выпила вино. Девушка удивленно
осматривалась. Амальрик избегал встретиться с ней взглядом. Он был
единственным белым в компании троих чернокожих, каждый из которых был
равен ему силой.
Гобир и Саиду склонились над костями. Саиду зажал кости в кулаке,
пошептал над ними для удачи, потряс и бросил. Две головы с ястребиными
чертами лиц склонились над кубиками, которые еще кружились. Свет уже был
очень слабый. Одновременно с их движением Амальрик выхватил оружие и нанес
удар. Лезвие прошло сквозь худую шею, рассекло трахею. Голова Гобира
повисла на куске кожи. Он упал на кости, заливая все кровью.
Саиду мгновенно, с отчаянной быстротой пустынного жителя, вскочил на
ноги, выхватил клинок, свирепо бросился на убийцу и занес ятаган над его
головой. Амальрик едва успел поднять меч и встретить удар. Ятаган со
свистом обрушился на меч белого человека. Амальрик не сумел противостоять
силе удара; его собственный меч стукнул его по голове так, что он
