перезвонить ему попозже и еще раз доложить обо всем, до свидания.
Следующим я попытался набрать номер Лейлы Закери. Я долго не клал
трубку, но ответа все не было. Хотел бы я знать, сколько времени
потребуется управляемой торпеде, чтобы по Миссисипи дойти от Мемфиса до
Сент-Луиса. Я чувствовал, что времени изучать этот раздел, беседуя с
конструкторами Палача, у меня нет, он и так опережал меня. И я занялся
поисками транспорта.
Очутившись у ее дома, я попытался позвонить ей от входа. Снова никто
не ответил. Тогда я набрал номер миссис Глантз. Она показалась мне
наиболее простодушной из той троицы, которую я проинтервьюировал в ходе
моего вынужденного исследования мнений потребителей.
- Да?
- Это снова мы, миссис Глантз, Стефан Фостер. Еще пару вопросов из
того исследования, что было вчера, если вы сможете уделить мне несколько
секунд.
- Почему бы и нет? - сказала она. - Ладно. Заходите.
Дверь, зажужжав, открылась, и я вошел. Сначала я направился к пятому
этажу, формулируя на ходу вопросы. Я спланировал подобный маневр еще
раньше, предусматривая такую возможность попасть в здание, если появится
непредвиденная необходимость в этом. По большей части такие заготовки, как
эта, пропадали без пользы, но иногда они становились явно необходимыми.
Пятью минутами и полудюжиной вопросов позже я пошел вниз ко второму
этажу, прозондировал замок на двери Лейлы парой маленьких кусочков металла
- я имел бы немало неприятностей, если бы меня задержали с ними в кармане.
Полуминутой позже я открыл замок и снова защелкнул его. Натянув
какие-то перчатки из тонкой ткани, которые таскал свернутыми в углу
кармана, я открыл дверь и ступил внутрь. И снова тут же закрыл ее за своей
спиной.
Она лежала на полу, а шея ее была повернута под таким углом, что
навевало нехорошие подозрения. Настольная лампа по-прежнему освещала пол,
хоть и лежала на боку. Несколько безделушек было сбито со стола, подставка
для журналов перевернута, часть подушек рассыпалась с софы. Телефонный
провод со стены был сорван.
Жужжание наполняло воздух, и я поискал его источник.
Я увидел, что на стене отражается слабое мерцание: вспышка за
вспышкой.
Я быстро повернулся.
Это был кривобокий шлем из металла, кварца, фарфора и стекла, который
валялся в дальней части комнаты на кресле, где я когда-то сидел. Тот же
самый прибор я видел на рабочем столе у Дэйва - и все это было совсем
недавно, хотя казалось, что прошла вечность. Изобретение для поиска
Палача. И, хотелось бы надеяться, для управления им.
Я поднял его и надел на голову.
Когда-то с помощью телепатии я коснулся разума дельфина в то время,
когда он творил снопеснопение - и опыт прошел так, что воспоминание о нем
было приятным. Испытываемое сейчас ощущение было точно таким же.
Аналогичное впечатление: лицо, видимое через стеклянную панель, свист
в ушах, кожа на голове массируется электровибратором; "Вскрик" Эдварда
Манга, голос Имы Сумак, подымающийся, подымающийся... исчезновение снега;
опустевшие улицы, обозрение словно через снайперский прицел, которым мне
когда-то приходилось пользоваться; быстрое движение мимо темнеющих
фасадов, ощущение огромных физических возможностей, смешанное с сознанием
непреодолимой мощи, необычное множество каналов восприятия, бессмертное
пламя солнца, наполняющего меня постоянным потоком энергии, зрительные
воспоминания темных вод, мелькавших мимо, локация их, ощущение того, что
необходимо вернуться, снова сориентироваться и двинуться на север; Манг и
Сумак, Манг и Сумак... И ничего.
Безмолвие.
Стихло жужжание, потух свет. Все это длилось несколько мгновений. Не
было времени попытаться установить какого-либо рода контроль, хотя
ощущение некоего подобия биотоков открывало направление движения, образ
мышления и действия Палача. Я чувствовал, что смогу управляться с этой
штукой, если мне предоставится такая возможность.
Сняв шлем, я добрался до Лейлы.
Я встал около нее на колени и проделал несколько тестов, заранее
догадываясь о их результате. Помимо того, что ей свернули шею, на голове и
плечах виднелись следы тяжелых ударов. Сейчас ей уже никто не смог бы
помочь.
Я быстро обошел все помещение, исследуя его. Явных следов взлома не
было, хотя, если я вскрыл замок, то парень с хорошим набором инструментов
мог проделать это еще лучше меня.
На кухне я обнаружил немного оберточной бумаги и бечевку и завернул
шлем. Пришло время позвонить Дону и доложить, что корабль действительно
был пилотируемым, и что, возможно, следует ожидать гостя речным путем.
Дон попросил меня прихватить шлем в Висконсин, где меня встретят в
аэропорту - это будет человек по имени Ларри, который переправит меня к
сенатору на частном самолете. Так и было сделано.
Еще я узнал - хоть и не удивился этому - что Дэвид Фентрис мертв.
Температура упала, и по дороге пошел снег. Я не был одет по погоде.
Ларри сказал, что я смогу позаимствовать немного теплой одежды, когда мы
доберемся до домика, хотя я, возможно, и не стану выходить оттуда слишком
часто. Дон объяснил потом, что намерен держать меня как можно поближе к
сенатору, и что без меня там четыре группы патрулируют местность.
Ларри хотелось знать, что именно случилось там, где я побывал и где я
видел Палача. Я решил, что не мое дело - информировать его о том, что не
рассказал Дон, и поэтому был весьма краток. После этого мы почти не
говорили.
Берт встретил нас после посадки. Том и Клей были вне здания; они
охраняли лесную тропу. Все они были средних лет и выглядели весьма
тренированными, очень серьезными и хорошо вооруженными. Ларри проводил
меня в домик и представил старому джентльмену.
Сенатор Брокден сидел в тяжелом кресле в дальнем углу комнаты. Судя
по всему, было похоже, что кресло недавно размещалось рядом с окном у
противоположной стены, с которой одинокая акварель - желтые цветы -
глядела вниз, в пустоту. Ноги сенатора покоились на подушечке, красный
плед был наброшен поверху. Он был в темно-зеленой рубашке, волосы были
совершенно седыми, и он носил очки для чтения без оправы, которые снял,
когда мы вошли.
Он склонил голову вниз, посмотрел искоса и медленно покусывал нижнюю
губу, изучая меня. Выражение его не менялось, пока мы приближались.
Широкий в костях, он, возможно, был куда крепче при активной жизни. Теперь
он с виду ослаб, вес его явно уменьшился, а цвет кожи выглядел нездоровым.
Глаза его были блеклыми и чуть серыми изнутри.
Он не встал с кресла.
- Так вот тот человек, - сказал он протягивая мне руку. - Я рад с
вами познакомиться. Каким именем вас называть?
- Зовите Джоном, - предложил я.
Он сделал легкий знак Ларри и тот ушел.
- На улице холодно. Сходите себе за выпивкой, Джон. Она на полке, -
он показал влево от себя, - и раз уж вы будете там, захватите что-нибудь и
для меня. На два пальца бурбона в стакан воды. И все.
Я кивнул, пошел и налил парочку стаканов.
- Садитесь, - он показал на ближайшее кресло, когда я принес стаканы,
- но вначале дайте мне посмотреть тот прибор, который вы принесли.
Я развернул пакет и подал ему в руки шлем. Он отхлебнул и отставил
стакан в сторону. Взяв шлем обеими руками, он изучал его, наморщив лоб,
крутил так, чтобы осмотреть со всех сторон. Затем поднял и надел на
голову.
- Неплохо сидит - сказал он и затем в первый раз улыбнулся, - и вновь
явилось лицо, которое было знакомо мне по старым фотографиям. Усмехающееся
или яростное - оно всегда было либо в том, либо в другом выражении. Я
никогда не видел его испуганным - ни в газете, ни в журнале, ни на экране.
Он снял шлем и положил на пол.
- Изрядно пришлось поработать, - заметил он. - Не совсем то, о чем
мечталось в прежние дни. Но Дэвид Фентрис все же создал его. Да, он
говорил нам о нем... - он поднял стакан и отхлебнул. - Очевидно, что вы
единственный, кто сможет использовать его. Как вы считаете? Будет эта
штука работать?
- Я был в контакте с Палачом только пару секунд, так что лишь
мимолетно уловил его, это немногим больше, чем предположение. Но я
почувствовал, если бы у меня было побольше времени, я смог бы справиться с
его цепями.
- Скажите, а почему эта штука не спасла Дэйва?
- В той записи, что он отправил мне, было сказано, что внимание его
было приковано к компьютеру - он за ним работал - и потому его застали
врасплох. Видимо, запись заглушила сигнал тревоги, поданный прибором.
- Почему вы не сохранили запись?
- Я стер ее по причинам, не относящимся к делу.
- По каким?
- По личным.
Его лицо из желтого слало багровым.
- Человек может заработать массу неприятностей, скрывая улики и
осложняя работу правосудию.
- Тогда у нас с вами есть нечто общее, не так ли, сэр?
Его глаза впились в меня: такое выражение - я сталкивался с ним
раньше - было только у тех, кто не желал мне добра. Он сохранял этот
свирепый вид несколько секунд, затем выдохнул, казалось, расслабился.
- Дон сказал, что есть несколько вещей, насчет которых беседовать с
вами бесполезно, - вымолвил он наконец.
- Верно.
- Он не предает своих агентов, но вы знаете, он рассказал мне кое-что
о вас.
- Догадываюсь.
- Кажется, он высокого мнения о вас. И все же я попытался разузнать о
вас побольше по своим каналам.
- И?..
- Я не смог этого сделать - хотя мои источники всегда хорошо служили
мне для подобной работы.
- Итак?..
- Итак, я немного удивился и поразмыслил. Действительно - то, что я
ничего не смог почерпнуть из моих источников информации, интересно само по
себе. Возможно, это даже разоблачает вас. Я гораздо полнее, чем
большинство людей, осознаю тот факт, насколько это не соответствует закону
о полноте регистрации информации, принятому несколько лет назад.
Центральный банк данных вбирает в себя информацию об огромном количестве
личностей - я бы рискнул сказать, о большинстве - регистрируя тем или иным
образом их существование. Среди не желавших регистрироваться было три
больших группы: те, кто был слишком невежественен, те, кто не одобряли эту
систему всеобщего контроля, и те, кому контроль мешал совершать
противоправные действия. Я не пытался определить, к какой категории вы
относитесь, не намеревался судить вас. Но я полагаю, что, наверняка,
существует сколько-то "безличных", незарегистрированных личностей,
скользящих в этом мире, не отбрасывая тени, и мне на ум пришло, что вы
можете быть чем-то вроде этого.
Я отхлебнул из стакана.
- Ну, а если это и так? - спросил я.
Он снова угрожающе и гнусно ухмыльнулся мне в лицо и ничего не
сказал.
Я встал и прошелся по комнате к тому месту, где, как мне показалось,
когда-то стояло его кресло. Я стал рассматривать акварель.
- Не думаю, чтобы вам следовало задавать вопросы, - заметил он.
Я не ответил.
- Вы скажете что-нибудь?
- А что вам хотелось бы услышать?
- Вы можете спросить меня, что я собираюсь делать с этим своим
подозрением.
- И что вы собираетесь делать с этим своим подозрением?
- Ничего, - ответил он. - Так что возвращайтесь сюда и садитесь.
Я кивнул и вернулся.
Он изучал мое лицо.
- Возможно ли такое - что вы только что обдумывали, как со мною проще
разделаться?
- С четырьмя телохранителями за дверью?
- С четырьмя телохранителями за дверью.
- Нет, - ответил я.
- Врете и не краснеете.
