Так как особого выбора у меня не было, я выпрямился и подошел к нему.
Остановился совсем рядом.
- Чего ты хочешь? - спросил я.
- Пойдем со мной.
И он взял меня за руку.
Мы пошли по коридору и он шел молча, и будь я проклят, если бы
заговорил первым или задал ему какой-нибудь вопрос.
Судя по эху наших шагов, мы вошли в большой зал. Вскоре после этого
он повел меня вверх по лестнице. Все выше и выше, пока мы не оказались в
самом дворце.
Меня усадили на стул. парикмахер залязгал ножницами, подрезая бороду
и волосы. Я не узнал его голоса, когда он спросил, предпочитаю ли я просто
подстричь бороду или побриться.
- Брей, - ответил я, и маникюрша принялась работать над всеми
двадцатью моими ногтями.
Затем меня вымыли, и после ванной помогли облачиться в свежие одежды.
Они свободно висели на мне. Я ведь здорово похудел, но совершенно забыл об
этом.
В другом, так же темном для меня помещении, звучала музыка, вкусно
пахло, слышались радостные голоса и веселый смех. Я узнал столовую замка.
Голоса стали звучать как будто тише, когда Джулиан привел и усадил
меня.
Я сидел, когда прозвучали фанфары, и меня силой заставили подняться.
Я услышал, как был провозглашен тост:
- За Эрика Первого, короля Амбера! Долго живи, король!
Я не стал за это пить, но этого, казалось, никто не заметил.
Тост произнес голов Каина откуда-то из глубины стола.
Я ел столько, сколько мог вместить мой желудок, и еще больше, потому
что это была лучшая трапеза, которую мне предложили с того проклятого дня
коронации. Из застольных бесед я понял, что сегодня как раз исполнялась
годовщина того дня, а это означало, что я провел в подземелье целый год.
Никто не заговаривал со мной, и я ни к кому не обращался. Я
присутствовал всего лишь как дух. Чтобы унизить меня, чтобы показать
пример моим братьям, что происходит с ослушниками, вот для чего,
несомненно, я был приведен сюда. И каждому было велено забыть меня.
Пиршество затянулось далеко за полночь. Кто-то все время подливал мне
вина, что по крайней мере утешало, и я сидел, чуть развалясь и слушал
музыку, под которую танцевали.
К этому времени столы убрали и меня усадили в уголок.
Я напился, как сапожник, и наутро меня полу-тащили, полу-несли
обратно до камеры, когда уже все закончилось и помещение начали убирать.
Единственное, о чем я жалел, что напился все же не до такой степени, чтобы
облевать пол или чей-нибудь нарядный костюм.
Этим и был ознаменован конец моего первого года тьмы.
9
Я не наскучу вам ненужными повторами. Второй год моего заточения был
таким же, как и первый, и с тем же финалом. В этот второй год Рейн
приходил ко мне дважды, принося по полной корзине вкусной еды и целые
ворохи новостей. Оба раза я запрещал ему приходить снова... В третий год
он спускался ко мне шесть раз, через каждый месяц, и каждый раз я говорил
ему, чтобы он больше этого не делал, съедал все, что он приносил и
выслушивал новости.
Что-то плохое происходило в Амбере. Странные ЧУДИЩА шли из Отражений,
устраивали над всеми насилие, пытались проникнуть дальше. Их, конечно,
уничтожали. Эрик все еще пытался понять, почему все так могло произойти. Я
не упомянул своего проклятия, хотя значительно позже убедился, что был
прав в своем предположении.
Рэндом, как и я, все еще был пленником. Его жена все же
присоединилась к нему. Положение остальных моих братьев и сестер
оставалось неизменным. С этим подошел я к третьей годовщине коронации.
Было и кое-что еще, что заставило меня вновь начать жить.
Это!!! Однажды ЭТО произошло, и такие чувства вспыхнули у меня в
груди, что я немедленно открыл бутылочку вина, принесенную мне Рейном и
распечатал последнюю пачку сигарет, которые хранил про запас.
Я курил сигареты, прихлебывал вино и наслаждался чувством, что
все-таки я победил Эрика. Если бы он обнаружил, что произошло, я уверен,
это было бы для меня смертельно.
Но я знал, что он ничего даже не подозревает.
Поэтому я радовался, курил, пил и веселился, смакуя перспективы в
свете того, что произошло.
Да, именно в СВЕТЕ.
Справа от себя я обнаружил какие-то полосы света.
Попробуйте вспомнить: я проснулся в госпитальной постели и узнал, что
оправился слишком быстро. Ясно?
Я вылечиваюсь быстрее, чем другие. Все принцы и принцессы Амбера
имеют это свойство в большей или меньшей степени.
Я пережил чуму, я выжил в походе на Москву...
Я восстанавливаюсь быстрее и лучше, чем кто бы то ни было из тех,
кого я знаю.
Наполеон когда-то обратил на это внимание. Так же, как и генерал Жак
Артур. С нервными тканями это произошло немного позже, вот и все.
Зрение возвращалось ко мне - вот что это значило - это чудесное пятно
света справа от меня!
Я вырастил себе новые глаза - сказал мне мои пальцы. У меня это
заняло больше трех лет, но я это сделал. Это был тот самый один шанс на
миллион, о котором я упоминал раньше, та самая способность, которой хорошо
не владел даже Эрик, потому что силы разных членов семьи проявлялись
разными путями. Я был полностью парализован в результате перелома
позвоночника во время франко-прусских войн. Через два года все прошло. У
меня была надежда - дикая, я это признаю - что у меня получится то, что
получилось, что мне удастся вырастить новые глаза, несмотря на то, что
глазницы были выжжены. И я оказался прав. Зрение медленно возвращалось ко
мне, глаза оставались нетронутыми.
Сколько же времени осталось до следующей годовщины коронации Эрика? Я
перестал мерить камеру шагами. Сердце забилось сильнее. Как только
кто-нибудь заметит, что у меня есть глаза, я тут же лишусь их вновь.
Следовательно, мне надо убежать из тюрьмы, пока не минет четвертая
годовщина.
Но как?
До сих пор я не придавал большого значения побегу, и не думал о нем,
потому что если бы я и нашел способ выбраться из камеры, мне никогда не
удалось бы уйти из Амбера и даже из дворца - без глаз и без помощи,
которой мне не от кого было ожидать.
Теперь же...
Дверь в мою камеру была тяжелой, большой, обитой медью, с крохотным
зарешеченным квадратом примерно в пятифутовой высоте, для того чтобы
смотреть, жив я или еще умер, если, конечно, кому-нибудь было до этого
дело. Если бы мне даже удалось высадить эту решетку, сразу было видно, что
я не мог высунуть руку настолько, чтобы добраться до замка. В нижнем же
конце двери были маленькие воротца, через которые подавалась пища. Больше
в этой двери ничего не было. Петли были либо снаружи, либо между дверью и
косяком, в этом я не был уверен. В любом случае, я не мог до них
добраться. Ни окон, ни других дверей не было.
Я был все равно еще, как слепой, потому что слабый свет проникал ко
мне только через это зарешеченное оконце. К тому же я знал, что зрение еще
не вернулось ко мне полностью. До этого было еще далеко. Да и с полным
зрением в моей камере было непроницаемо темно. Я знал это, так как хорошо
знал темницы Амбера.
Я закурил сигарету и вновь стал ходить по камере, думая о тех вещах,
которые имелись в моем распоряжении с точки зрения приспособления их для
побега. У меня была одежда, матрас и сколько угодно мокрой, затхлой
соломы. У меня также были спички, но я быстро отверг мысль о том, чтобы
поджечь солому и устроить пожар. Я сомневался, и не без оснований, что
если я это сделаю, кто-нибудь придет спасать меня. Скорее всего, стражник
подойдет к двери и посмеется, если вообще соизволит подойти. У меня была
ложка, которую я стащил на предыдущем банкете. Я хотел сначала стянуть
нож, но Джулиан поймал маня на месте преступления и выхватил его из моих
рук. Он, однако, не знал, что это была уже вторая попытка. В ботинке у
меня уже была запихнута ложка.
Только на что она могла мне пригодиться?
Я слышал рассказы об узниках, которые прокапывали себе подземные ходы
из камер самыми нелепыми предметами, как то: поясная пряжка (которой я не
имел), вязальный крючок и тому подобное. Но у меня не было времени на
подвиги графа Монте-Кристо. Я должен был убежать в течение нескольких
месяцев, иначе мои новые глаза будут бесполезны.
Дверь, в основном, была сделана из дерева. Дуб. Она была обтянута
четырьмя металлическими полосами. Одна полоса шла по самому верху, другая
- по низу, над воротцами, в которые просовывали пищу, а две остальные шли
перпендикулярно сверху вниз, проходя по обе стороны зарешеченного оконца в
квадратный фут размером. Дверь открывалась наружу и замок был слева от
меня. Память услужливо подсказала мне, что толщина ее два дюйма, и я
помнил, в каком примерно месте находился замок, что и проверил опытным
путем, налегая на дверь и чувствуя ее напряжение в нужном месте. Я знал,
что дверь была также задвинута на крепкие засовы снаружи, но об этом можно
было подумать и позже. Может быть, мне удастся выдвинуть засов, просунув
ручку ложки между краем двери и косяком.
Я придвинул свой матрас, встал на колени и ручкой ложки очертил
квадрат в том месте, где находился замок. Я работал до тех пор, пока рука
не стала отваливаться от усталости наверное, несколько часов. Затем я
потрогал пальцами поверхность дерева. Немного, но ведь это только начало.
Я взял ложку в левую руку и продолжал работать, пока и она не онемела.
Я жил надеждой, что скоро появится Рейн. Я был уверен, что мне
удастся уговорить его отдать мне кинжал, если я буду достаточно настойчив.
Однако он все не шел, и я продолжал потихоньку снимать стружку с дерева.
Я работал день за днем, не покладая рук, пока не вгрызся в дерево
примерно на полдюйма. При каждом приближении стражника я убирал матрац в
дальний угол и ложился на него спиной к двери.
Когда он уходил, я возобновлял работу.
Затем мне пришлось прервать приготовления, как ни мучительно было
промедление. Хотя я и заворачивал руки в разорванную ткань одежды, они все
равно покрылись водяными пузырями, которые все время лопались, и в
конце-концов я стер их до крови. Пришлось сделать перерыв, пока раны не
зажили. Я решил посвятить время вынужденного отдыха составлению планов на
будущее после того, как мне удастся бежать.
Когда я прорублю дверь, подниму засов. Шум от его падения, конечно,
привлечет стражника. Но к этому времени меня уже не будет в камере. Пара
хороших ударов, и тот квадрат, который я выпиливал, упадет наружу вместе с
замком. Тогда дверь откроется, и я буду лицом к лицу с вооруженным
стражником. Мне придется убить его.
Может, он будет слишком самонадеян, зная, что я слеп. С другой
стороны, он будет немного бояться, вспоминая ту битву, когда я вошел в
Амбер. В любом случае он умрет и тогда я буду вооружен. Я схватил себя
левой рукой за правый бицепс и напряг мускулы. Боже! Я весь высох! Как бы
там ни было, во мне текла кровь принцев Амбера и я чувствовал, что даже в
этом состоянии смогу убить любого обыкновенного человека. Может быть, я и
тешил самого себя, но мне придется испытать это на деле.
Затем, если мне это удастся, то ничто не остановит меня, с мечом в
руке я доберусь до Лабиринта. Я пройду Лабиринт, а добравшись до центра,
перемещусь в любое Отражение, которое сочту нужным. Там я залечу раны и
соберусь с силами, и на следующий раз не поступлю так опрометчиво и не
буду торопиться. Если даже это займет у меня сто лет, я все подготовлю как
следует, на сто процентов, прежде чем напасть на Амбер снова. Ведь в
конце-концов, формально я был здесь королем. Разве я не короновал сам себя
