- Сэр Халлес считает, что нужно сейчас же выпустить вторую
ракету. Погода благоприятна, и мы сможем в первый же день испытаний
определить, насколько трудна корректировка прицела... Я приветствую
это решение, тем более, - главный инженер широко улыбнулся, - что мне
предоставлена честь второго выстрела...
Присутствующие одобрительно загудели.
- Дайте сигнал опасности наверх! - решительно бросил инженер и
опустился в кресло перед экраном.
Зазвенели телефоны, раздались отрывистые распоряжения. Синяя
лампочка вспыхнула над экраном. Главный инженер подождал у хронометра,
затем уверенной рукой нажал кнопку. Снова задрожали толстые стены:
там, на пусковой площадке, в оглушительном реве пламенного вихря
взвилось в высоту второе чудовище. Сопровождаемое сигнальными звонками
и вспышками на доске локаторов, оно помчалось опять к океану из
глубины красной пустыни.
Там, на мокром песке у воды, умирал Ауробиндо. Голова его
запрокинулась на колени зулуса, и широко открытые глаза вперились в
глубину высокого неба, свет которого не мог проникнуть в бездну мрака,
окутавшего умирающего. Руки Ауробиндо судорожно цеплялись за товарища.
Далекий грохот наполнил небо и мгновенно растаял вдали. Инценга
изумленно осмотрелся. Море перед ним было по-прежнему тихо и пусто,
ничто не нарушало грозного покоя опаленных утесов горы.
* * *
- Все наблюдательные станции сообщили, что ракеты нет, - хмуро
возвестил главный инженер и с оттенком смущения добавил: - Непонятно,
куда она девалась. Локаторы показали ее нормальный полет до девяносто
второго номера, а над океаном ракета исчезла. Или она упала недалеко
от берега вследствие какой-либо порчи?
- Я предупреждал о необыкновенной трудности точного прицела на
такие расстояния, - вдруг проговорил маленький человечек с
всклокоченными волосами, скромно стоявший поодаль у стены.
- Э, да ведь мы не дураки! - почти грубо отрезал главный инженер.
- Восемьдесят опытов с меньшими моделями...
- Наш старый спор: я говорю, что между малой моделью и настоящей
ракетой есть глубокое качественное различие, - перебил человечек. -
Ваши прежние опыты...
- Пустое! Мы сейчас все выясним, - не сдавался главный инженер. -
Сам создатель ракеты выпустит третью! Может быть, это я неудачлив,
ха-ха!
Стоявший у стены скептически покачал головой, но отвернулся,
поймав злобный взгляд главного инженера.
Снова сотряслась земля, раздались звонки локаторов. Сбившиеся в
кучу люди затаили дыхание, следя за полетом ракеты. Она вышла на
океан, но радарный экран не показал очертаний островной горки.
Конструктор закусил губу, брови его сдвигались и раздвигались.
Наконец, решившись, он нажал кнопку, обрушивающую снаряд на цель...
* * *
Передовой крейсер "Принцесса Шарлотта" бороздил двадцатиузловым
ходом голубую воду. Грозные орудия прицеливались в морскую гладь
океана. На траверсе корабля, в полумиле, шел второй крейсер того же
класса, а далеко позади виднелся дымок третьего. Капитан-коммодор
Чепин, сложив рот в брюзгливые складки, недовольно оглядывал с мостика
спокойное море.
Командир корабля вышел из ходовой рубки и приблизился к
коммодору, стараясь с высоты своего роста смотреть почтительно на
коротконогого и толстого старшего начальника.
- Мы радировали миноносцам ваше приказание, сэр. Получено
подтверждение приема.
- Хорошо, - угрюмо ответил коммодор, продолжая мерить капитана
недовольным взглядом.
- Еще что-нибудь, сэр? - осторожно спросил тот, угадывая желание
начальника поговорить.
- Нет! Эта старая калоша нас задерживает! - Коммодор кивнул
назад, за корму, на дымок третьего крейсера. - И без того тошно:
погнали зачем-то в Австралию встречать дружественную эскадру янки...
- Правда, сэр, - охотно подхватил капитан корабля, - после
стоянки на острове Бали... - Лицо моряка приняло мечтательное
выражение.
Начальник молчал, и капитан продолжал в том же тоне:
- Этот остров - мечта. Какая природа, какие красивые женщины!.. -
Капитан смолк и испуганно покосился на начальника: всей эскадре стал
известен его неудачный роман с красивой малайкой.
Коммодор покраснел и рассердился еще больше.
- Мне нет дела до ваших воспоминаний! Я говорю - поднимите сигнал
с выговором этому размазне Уорбертону! Больше ход! - рявкнул коммодор,
окончательно озлившись.
Капитан поднес руку к козырьку, но не успел повернуться.
Случилось что-то невероятное. Вдали, на северо-западе, из моря встала
мгновенно и бесшумно исполинская клубящаяся башня. Из башни вылетело
гигантское белое облако, взвившееся в небо и одновременно широко
раскинувшееся в стороны, как будто кто-то раскрыл невероятной величины
белый зонт. Страшный рев, гул, свист - корабль рывком подбросил корму
и повалился на бок. Ноги коммодора мелькнули через перила мостика -
начальник полетел на палубу. Капитан ошалело ринулся вперед, но тут
солнце затмилось, новый тупой толчок страшной силы потряс крейсер, и
все же корабль выпрямился. Вой и вопли ужаса влились в гремящую кругом
мглу, потом целый океан горячей воды хлынул с неба, и все замолкло.
Капитан валялся на мостике оглушенный. Медленно, едва соображая, что
он жив и цел, капитан поднялся на четвереньки. С палубы внизу несся
пронзительный визг коммодора:
- Эй, сюда! Всех под суд! Сигнальщиков! Капитана!
Через несколько минут все опомнились. Коммодор был отнесен в
рубку; зенитная артиллерия готова к бою. На весь мир загремело сильное
радио крейсера, оповещая о чудовищном нападении. Сквозь облака тумана
и пара сверкали вспышки выстрелов и доносился грохот орудий - второй
крейсер бил по неведомому врагу.
* * *
В недрах бетонного каземата разрастался ученый спор. Третья
ракета тоже не попала на остров и не была отмечена наблюдательными
станциями. Главный инженер потерял значительную долю своего апломба,
но беднягу ожидали еще более крупные неприятности. В разгар спора,
когда скромный противник инженера убедил всех в том, что прицельность
еще далеко не разрешена конструкторами ракеты, зазвенел телефон.
Конструктор схватил трубку, выругался и внезапно побелел. Отозвав
в сторону главного инженера, он принялся, захлебываясь, шептать:
- Эскадра коммодора Чепина... близко... Кажется, утопили концевой
корабль... двести миль от цели...
Главный инженер смяк. С минуту он стоял неподвижно, неопределенно
вертя рукой, затем упавшим голосом объявил о конце испытаний.
* * *
Инценга осторожно снял голову индуса со своих колен и медленно
поднялся, расправляя онемевшие ноги. Он отнес тело друга повыше на
берег и стал на колени, прощаясь с верным товарищем.
- Бедный мой Ауробиндо, - тихо сказал чернокожий, - как торопился
ты выразить мне свои предсмертные мысли!.. Ты не знал и не узнаешь
больше, что то же самое, только гораздо яснее и подробнее, написал
далеко на севере, в России, сорок лет назад Ленин...
Рокот мотора оборвал размышления Инценги. Катер шел полным ходом
к скалистому мысу. Молниеносная догадка пронеслась в голове
чернокожего. Он упал на песок, лежа выждал приближение судна,
приподнялся, взмахнул руками, снова упал и пополз к воде, навстречу
катеру.
* * *
"Заключенный Инценга, находившийся на острове вместе с другими
осужденными, в момент разрыва ракеты подвергся тяжелой контузии,
лишившей его слуха и речи. Кроме того, названный заключенный
выказывает признаки поражения других мозговых центров, выражающиеся в
частичной потере памяти и аграфии, хотя в остальном жизнеспособен. По
всей вероятности, больной должен вскоре погибнуть от биологического
действия излучения атомного взрыва, тем более что находившийся вместе
с ним другой заключенный умер на острове еще до прихода судна.
Вследствие своего состояния заключенный Инценга не представляет
никакой опасности в отношении вашего секретного запроса №32-94-76/2.
Инценга может быть освобожден и переведен в гражданскую больницу, пока
не сможет вернуться на родину..."
Начальник лагеря отложил заключение врачебной комиссии и подписал
лежавшую перед ним бумагу.
* * *
Инценга вышел на палубу и остановился у перил. Свежий ветер
озорно и вольно носился над морем, рвал пену с гребней хмурых валов.
Сильное тело зулуса переполняла энергия, он нетерпеливо ждал конца
пути. Военные песни зулусского народа сами собой рвались из широкой
груди, могучие руки крепко держались за поручни. Инценга овладел
собой, закурил трубку и стал обдумывать свою речь на Конгрессе
защитников мира.
Зулус ехал на съезд друзей человечества, простых людей - черных и
белых, желтых и краснокожих. Ехал, чтобы поведать борцам за мир новую
злобную затею врагов человечества.
1948
Посвящается инженеру
А.В. Селиванову
ЮРТА ВОРОНА
Поздняя тувинская весна уступала место лету. Койка стояла у
западного окна полупустой палаты. Солнце глядело сюда с каждым днем
все дольше. Новенькая больница белела свежим деревом, сладковатый
аромат лиственничной смолы проникал всюду - им пахли подушки, одеяло и
даже хлеб.
Инженер Александров лежал, отвернувшись к окну, глядя сквозь
прозрачную черноту металлической сетки на голубые дали лесистых сопок
и слушая глухой шум влажного весеннего ветра.
Четыре дня назад здесь побывал знаменитый хирург из Красноярска и
погасил последний огонек надежды, еще теплившийся у Александрова после
полугода страданий. Никогда больше крепкие ноги с широкими ступнями, с
узлами верных мышц не понесут его по горам и болотам, через бурелом и
каменные россыпи к заманчивым и непостоянным целям геолога - на поиски
новых горных богатств. Так сказал хирург после изучения рентгеновских
снимков, мучительных осмотров и совещаний с местными врачами.
Александров и сам это чувствовал, доверяя врачам больницы и вызванному
из Кызыла специалисту-невропатологу. Но человеческая вера в
необычайное неистребима, и... почему бы известному хирургу не знать
нечто новое, только что открытое, что смогло бы вернуть его
неподвижным, расслабленным, как тряпка, ногам былую неутомимую силу?..
Хирург - небольшой, быстрый, суховатый, с острым лицом и острым
взглядом - не понравился геологу. Может быть, потому, что, прощупывая
позвоночник и сверяясь со снимками, которые высоко поднимал, закидывая
голову с вызывающе торчавшим подбородком, хирург вяло спросил
стандартными "докторскими" словами:
- И как это вас угораздило?
Александров, скрывая раздражение, рассказал, как он осенью
проверял разведку интересного месторождения, увлекся и забыл, что
запоздалые проливные дожди размочили пласт мылкой глины в старом
шурфе. Туда ему понадобилось спуститься испытанным горняцким способом
- врасклинку. Но глина подвела, и он рухнул на дно шурфа, на глубину
двадцать два метра, сломав ноги и переломив позвоночник.
Геолог повторял эту историю уже много раз и говорил сухо и
равнодушно, как будто речь шла о ком-то совершенно ему безразличном.
Он лишь не мог вспоминать о пережитом ужасе на мокром и темном дне
шурфа, когда, очнувшись, он понял, что ноги у него парализованы и
сломана спина. При этом воспоминании он и сейчас содрогнулся. Хирург,
