Аримана. Кстати, я слыхала про вашу лекцию об эротике Земли. Вы
потерпели неудачу даже с врачами, а они должны были быть образованны в
этом отношении.
- Да, жаль,- погрустнела Эвиза,- мне хотелось показать им власть
над желанием, не приводящую к утрате сексуальных ощущений, а наоборот,
к высотам страсти. Насколько она ярче и сильнее, если не волочиться на
ее поводке. Но что можно сделать, если у них, как говорила мне Чеди,
всего одно слово для любви - для физического соединения и еще десяток
слов, считающихся бранью. И это о любви, для которой в языке Земли
множество слов, не знаю сколько.
- Более пятисот,- ответила не задумываясь Родис,- триста -
отмечающих оттенки страсти, и около полутора тысяч - описывающих
человеческую красоту. А здесь, в книгах Торманса, я не нашла ничего,
кроме убогих попыток описать, например, прекрасную любимую их бедным
языком. Все получаются похожими, утрачивается поэзия, ощущение тупится
монотонными повторениями. Олигархи (конечно, через своих образованных
приспешников) отчаянно борются за сокрытие от людей их духовных
способностей и связанных с этим великих сил человеческой природы.
Точно так же они стараются умалить и обесценить физическую красоту,
чтобы рядовой человек ни в чем не мог считать себя лучше или выше
правителей. Их ученые слуги всегда готовы оболгать, отрицая духовные
силы, и осмеять красоту.
В античное время Европы и Ближнего Востока, средневековой
Индии,- продолжала Родис,- физическая любовь переплеталась с религией,
философией, обрядностью. Затем последовала реакция: Темные Века,
превознесение религии и отвергание, подавление сексуальности. Новая
реакция - и в ЭРМ возродилась примитивная эротика с отмиранием
религиозности, на более слабой физической основе. Не получилось, как в
прежние времена, мощного взлета чувств. Этот период - последний в
существовании капиталистических отношений в обществах Земли -
дополнительно охарактеризовался утилитаризмом. Эротика, и политика, и
наука - все рассматривалось с точки зрения материальной пользы и
денег... Утилитаризм неизменно приводил к ограниченности чувств, а не
только мышления. Вот почему тормансианам нужно сперва восстановить
нормальное ощущение мира. Только потом они будут способны на подлинную
эротику. Вы взяли слишком быстро с места, Эвиза! Но довольно!
Родис принялась водить пальцами по телу Эвизы, нажимая на
определенные точки и говоря размеренно-музыкальные слова. Не прошло и
нескольких минут, как Эвиза спала с детской безмятежностью. Морщинки
огорчения укрывались только в уголках губ, но скоро и они исчезли.
Затем Родис встала на колени и, выгнувшись назад, головой коснулась
пола, распрямляя спину. Ее спутницы принадлежали к возрасту, когда
силы быстро восстанавливаются в крепком и здоровом сне. Родис
любовалась обеими и радовалась. Они сделали что сумели для изучения
Торманса и, естественно, не могли изменить здешнюю жизнь. Теперь они
вернутся на "Темное Пламя". Ради крупиц, которые Эвиза и Чеди добавили
бы еще в гигантскую задачу поворота истории Торманса, не стоило более
рисковать их жизнью. Антрополог Чеди и врач Звездного Флота Эвиза еще
побывают в разных местах вселенной, дадут Земле своих детей, проживут
долгую, интересную жизнь. Безмерное унижение человека на Тормансе и
перенесенные здесь страдания, тоска и жалость, родившаяся к собратьям,
сотрутся, смягчатся и в конце концов перестанут тревожить их на
Земле...
Дверь медленно приоткрылась, вошел СДФ и замер у ног Родис. Она
сняла с его колпака тяжелый белый барабан и, с некоторым усилием
поставив его на окно, ввинтила синий корпус в специальный выступ
верхнего края. Среди снаряжения Эвизы Родис нашла высокий стакан,
прозрачный до невидимости, и, повернув конус, налила в сосуд столь же
прозрачную жидкость. Родис осторожно пригубила ее, лицо ее засветилось
удовольствием. После минерализованной, нечистой, пахнущей ржавым
водопроводом и дешевым бактерицидом воды столицы был неописуемо
приятен вкус земной воды. Нея Холли не забыла прислать со звездолета и
земной концентрированной пищи.
Родис принялась готовить еду для Чеди и Эвизы.
В палату поспешно вошел бледный и потный главный врач.
- Я не подозревал, что у меня здесь владычица землян,-
поклонился он Родис,- вам неудобно и тесно. Но это устроим после, а
сейчас пойдемте в мой кабинет. Вас требуют из садов Цоам. Кажется,-
лицо главного приняло молитвенное выражение,- с вами хочет говорить
сам Великий и Мудрый...
Фай Родис предстала перед экраном двусторонней связи Ян-Ях, на
котором вскоре появилась знакомая фигура владыки. Чойо Чагас был хмур.
Резкий жест в сторону главврача - и тот, низко пригнувшись, ринулся из
кабинета.
Чойо Чагас оглядел Родис в ее серебристом халате, сквозь который
просвечивал костюм простой женщины Ян-Ях.
- Менее эффектно, чем ваши прежние одеяния. Но так вы кажетесь
ближе, кажетесь моей... подданной,- с расстановкой сказал он.- И
все-таки я удивлен, узнав, что вы здесь.
- Если бы не катастрофа с Чеди, я не покинула бы Хранилища. Там
очень интересные материалы, и вы поступили мудро, отослав меня туда.
Чойо Чагас слегка помягчел.
- Надеюсь, что вы убедились еще раз, насколько небезопасно
общение с нашим диким и злым народом? Чуть не погибла четвертая наша
гостья!
Фай Родис захотела спросить, по чьей вине народ Ян-Ях находится
в таком состоянии, но раздражать владыку не входило в ее планы.
- Как вы намерены теперь поступить? - спросил Чойо Чагас.
- Как только наш антрополог поправится, я отошлю ее и врача на
звездолет. Теперь это вопрос нескольких дней.
- А дальше?
- Я вернусь в Хранилище Истории. Закончу работу над рукописями.
Наш астронавигатор продолжит знакомство с научным миром столицы. Еще
дней двадцать - и мы простимся с вами.
- А второй звездолет?
- Должен быть уже близко. Но мы не станем злоупотреблять вашим
гостеприимством. Вероятно, он не сядет. Останется на орбите до нашего
отлета.
Владыка, как показалось Родис, испытал удовольствие.
- Хорошо. Вас устроят здесь наилучшим образом.
- Не надо беспокоиться. Лучше прикажите, чтобы нас соединяли с
вами или младшими владыками без проволочек. Иначе мы не сможем
разобраться, где кончается ваша воля и начинается тупость и страх
сановников.
Чойо Чагас милостиво кивнул, некоторое время он молча смотрел на
Родис, а потом, не сказав ни слова, внезапно исчез с экрана. Она
возвратилась к Чеди, уже сидевшей в подушках и без колпака. И Чеди и
Эвиза наслаждались водой и пищей Земли, жмурясь от удовольствия.
- Не воображала, что консервированная земная еда в
действительности так вкусна,- сказала Чеди.
- После тормансианской,- сказала Родис, погружая пальцы в густые
волосы девушки, вновь принявшие свой естественный пепельно-золотистый
цвет. Освобожденные от контактных линз глаза сияли прежней синевой.
- Удивляюсь,- Чеди привстала на локте, но Эвиза мгновенно
водворила ее на место,- как могут они травить себя, своих детей,
губить свое будущее, фальсифицируя и удешевляя пищу так, что она
становится отравой? Представьте, что на Земле кто-нибудь стал
принимать такую отраву. Бессмысленно!
- У них,- сказала Родис,- этим ужасающим путем увеличивают
количество пищи, удешевляя производство ее. А продают по прежней
дорогой цене - это называется косвенным налогом в обществе Торманса, и
доход идет олигархам.
- Уверена, что ни одна лаборатория здесь не возьмется
анализировать состав продуктов, чтобы не выплывала наружу его
вредность,- сказала Эвиза,- надо взять образцы с собой на Землю.
- Отличная идея,- сказала Родис,- начнем сегодня же с госпиталя.
Родис долго, не торопясь, массировала на плече Чеди рубцы
заживших разрезов со следами растворившихся черных крючков. Чеди
уверяла, что совершенно здорова, но Родис и Эвиза боялись последствий
внутренних повреждений. На маленькой тележке привезли книги
развлекательного чтения. Чеди принялась проглатывать одну за другой со
скоростью, непостижимой для тормансиан, но самой обычной для землян,
мгновенно воспринимавших целые страницы.
К приходу Эвизы около постели Чеди выросла гора книг.
- Неужели так интересно? - спросила Эвиза.
- Я все искала что-либо путное. Не могла поверить, чтоб в
технически развитой цивилизации можно было писать такие пустяки,
похожие на земную литературу ЭРМ. Будто у них нет духовных проблем,
тревог, болезней, несчастья. Истинные большие трагедии, великолепное
человеческое геройство, скрытое в буднях серой повседневности, их не
интересует. Видимо, и сам человек им не интересен и служит лишь фоном.
Все сводится к временным глупостям, случайному непониманию или
мещанскому недовольству. Здешние писатели ловко научились отвлекать и
развлекать, пересказывая сотни раз одно и то же. Они же пишут и для
телепередач, восхваляют счастье жить под мудрым руководством Чойо
Чагаса, якобы избавившим их от скверного прошлого. Здесь история
начинается с установления всепланетной власти теоретика олигархии
великого Ино-Кау. Впечатление, что книги написаны для умственно
неразвитых детей. Все книги - новые, мало читанные. Надо попросить
какие-нибудь более старые издания.
Эвиза отправилась в библиотеку, долго рылась там, говорила с
библиотекарем и вернулась в недоумении.
- Когда владыкой стал Чойо Чагас,- сказала Эвиза,- прежние книги
под угрозой тяжкой кары изъяли из всех библиотек планеты, связали в
сетки с камнями и утопили в море. Одиночные экземпляры переданы в
специальные хранилища, где их нельзя ни читать, ни копировать.
Запрещено всем, кроме особых доверенных лиц.
- Какое преступление против человека! - сурово заметила Родис.
- О, вы еще не все знаете,- сказала Чеди.- Здесь существует
чудовищная система фильтрации. В каждом Доме Зрелищ, на телевидении,
радио у них сидят "глаза владыки". Они вправе остановить любое
зрелище, выключить всю сеть, если кто-нибудь попробует передать
неразрешенное. Могут убить за пение неразрешенных песен. У "глаз
владыки" есть список, что можно исполнять и чего нельзя... И так во
всем. Как жалко этих бедных людей! - Голос Чеди дрогнул.
Родис с Эвизой переглянулись, и Родис подсела к изголовью Чеди,
напевая и скользя концами пальцев по ее лбу и лицу. Синие глаза,
заблестевшие было от слез, закрылись. Еще минута, и девушка
погрузилась в глубокий, спокойный сон.
- А теперь пойдем по госпиталю,- предложила Эвиза.- Время
позднее, врачи разошлись. Я принесла свежий халат.
Фай Родис надела желтую одежду с такой же шапочкой, и обе земные
женщины вышли на резкий свет в заставленный кроватями коридор.
Никогда не смогли бы забыть они четырех ночей, проведенных на
добровольных обходах хирургического отделения Центрального госпиталя
столицы. Родис делала открытие за открытием. Страдальцам почти не
давали болеутоляющих лекарств. Медицина Торманса не создала
анальгетиков, не входивших в обмен веществ организма и не дававших
привыкания - наркомании. Могущественные средства, как гипнотический
массаж и аутогенное внушение, вовсе не применялись. Врачи не обращали
внимания на сердечную тоску и страх смерти, а нудная боль при
переломах считалась неизбежной. Уничтожить ненужные страдания было, в
сущности, пустяком, ускорив исцеление одних, облегчив последние дни
