соперничества за самку, за самца - все равно. Позднее, при
установлении патриархата, ревность расцветала на основе инстинкта
собственности, временно угасла в эротически упорядоченной жизни
античного времени и вновь возродилась при феодализме, но из боязни
сравнения, при комплексах неполноценности или униженности. Кстати,
ужасная нетерпимость вашей олигархии - явление того же порядка. Чтобы
не смели ставить кого-то выше, считать лучше! А наши сильные,
спокойные женщины и мужчины не ревнивы, принимая даже временное
непонимание. Но знают, что высшее счастье человека всегда на краю его
сил!
Оппонент поглядел на Эвизу по-мужски оценивающе.
- Вероятно, это возможно лишь потому, что вы, земляне, так
холодны, что ваша удивительно прекрасная внешность скорее отталкивает,
чем привлекает.
Часть мужчин одобрительно захлопала.
Эвиза звонко рассмеялась.
- На пути сюда я слышала часть разговора между здесь
присутствующими, которые оценивали мои достоинства в иных совсем
выражениях. И сейчас я чувствую внимание, адресованное моим ногам.-
Эвиза погладила свои круглые колени, обнажившиеся из-под короткого
платья.- Ни на минуту я не переставала ощущать направленное ко мне
желание. Следовательно, холодность не мешает привлекательности, и мой
оппонент не прав.
Женщины-врачи наградили Эвизу хлопками одобрения.
- Мы действительно холодны, пока не отпустили себя на волю в
эротике, и тогда...
Эвиза медленно встала и выпрямилась, вся напрягшись, будто в
минуту опасности. И тормансиане увидели метаморфозу звездолетчицы. Ее
губы приоткрылись, будто для песни или несказанных слов, "тигровые"
глаза стали почти черными. И без того вызывающе высокая грудь молодой
женщины поднялась еще выше, стройная шея как-то выделилась на
нешироких прямых плечах немыслимой чистоты и гладкости, краска
волнения проступила сквозь загар на обнаженной коже. Спокойно
рассуждавшей и приветливой ученой больше не было. Стала женщина, самая
сущность ее пола, в вызывающей красоте и силе, зовущая, грозная,
чуть-чуть презрительная...
Превращение показалось столь разительным, что ее слушатели
попятились.
- Змея, истинная змея! - послышалось перешептывание ошеломленных
тормансианок.
Воспользовавшись замешательством, Эвиза ушла с поляны, и никто
не посмел остановить ее.
Чеди медленно шла по улице, негромко напевая и стараясь сдержать
рвавшуюся из души песню. Ей хотелось выйти на большую площадь, ей
давно уже недоставало простора. Тесные клетушки-комнатки, в которых
теперь она постоянно бывала, невыносимо сдавливали ее. "Временами не
справясь с тоскою и не в силах смотреть и дышать", Чеди отправлялась
бродить, минуя маленькие скверы и убогие площади, стремясь выбраться в
парк. Теперь она чаще ходила одна. Были случаи, когда ее задерживали
"лиловые" или люди со знаком "глаза" на груди. Карточка неизменно
выручала ее. Цасор обратила ее внимание на строчку знаков,
подчеркнутую синей линией, обозначавшую "оказывать особое внимание".
Как объяснила Цасор, это было категорическое приказание всем
тормансианам, где бы они ни работали - в столовой, магазине, салоне
причесок или в общественном транспорте,- услужить Чеди как можно
скорее и лучше. Пока Чеди ходила с Цасор, она не пользовалась
карточкой и убедилась на опыте, как трудно рядовому жителю столицы
добиться не только особого, а обыкновенного доброго отношения. Но едва
появлялась на свет карточка, как грубые люди сгибались в униженных
поклонах, стараясь в то же время поскорее спровадить опасную
посетительницу. Эти превращения, вызванные страхом, настолько
отталкивали Чеди, что она пользовалась карточкой только для обороны от
"лиловых".
Уже несколько дней Чеди не удавалось связаться по СДФ ни с
Эвизой, ни с Виром. Она не виделась и с Родис. Вир Норин жил среди
ученых. Чеди решила не появляться там без крайней необходимости. Она
рассчитывала на скорое возвращение Эвизы и недоумевала, что могло
задержать ее больше чем на сутки. Чеди отправилась к подруге пешком,
не смущаясь значительным расстоянием и нелепой планировкой города.
Километр за километром шла она, не глядя на однообразные дома,
стараясь найти скульптуры и памятники, на любой планете отражавшие
мечты народа, память прошлого, стремление к прекрасному. На Земле
очень любили скульптуры и всегда ставили их на открытых и уединенных
местах. Там человек находил опору своей мечте еще в те времена, когда
суета ненужных дел и теснота жизни мешали людям подниматься над
повседневностью. Величайшее могущество фантазии! В голоде, холоде,
терроре она создавала образы прекрасных людей, будь то скульптура,
рисунки, книги, музыка, песни, вбирала в себя широту и грусть степи
или моря. Все вместе они преодолевали инферно, строя первую ступень
подъема. За ней последовала вторая ступень - совершенствование самого
человека, и третья - преображение жизни общества. Так создались три
первые великие ступени восхождения, и всем им основой послужила
фантазия.
А в городе Средоточия Мудрости, на площадях и в парках, стояли
обелиски или изображения змей с поучительными надписями. Изредка
попадались идолоподобные статуи великих начальников различных периодов
истории Ян-Ях, несмотря на различие в одеждах, как близнецы, похожие
друг на друга по угрожающим непреклонно-волевым лицам и позам. Совсем
отсутствовали скульптуры, посвященные просто красоте человека, идеи,
высотам достижений. Кое-где торчали нагромождения ржавого железа,
искореженного будто в корчах больной психики своих создателей,- это
были остатки скульптур эпохи, предшествовавшей Веку Голода,
сохраненные на потеху современным обитателям Ян-Ях.
Проходя мимо общественных зданий, Чеди не видела витражей или
фресок: видимо, могущество фантазии изобразительного искусства мешало
владыкам, споря с ними во власти над душами людей. Разумеется,
управлять темной и плоской психикой, знающей лишь примитивнейшие
потребности и не видящей путей ни к чему иному, было проще...
Чеди повернула в узкий переулок между одинаковыми красными
домами, украшенными старинными рисунками из черной керамики. Казалось,
огромные капли смолы текли по широкой глади стен. Здесь находились
квартиры "джи", приют Эвизы в столице. Чеди набрала известный код,
открывающий дверь, и в маленькой передней громко спросила разрешения
войти.
Глава дома, пожилой бактериолог, постоянно отсутствовал,
находясь в Патрулях Здоровья. Послышался голос хозяйки, приглашавшей
Чеди в соседнюю комнату. В кресле, с книжкой в руках, сидела женщина
средних лет с заплаканным лицом. Оказалось, что Эвиза не являлась
домой уже четвертый день. Женщина спросила с тревогой:
- Как вы думаете, ваша земная подруга еще придет сюда? Ведь
здесь остались ее вещи!
- Конечно, придет. Но что с вами случилось?
- Беда! Как мне нужна ваша подруга! Только она может облегчить
мою беду.
- Какую, может, я смогу помочь сейчас?
- Я...- Женщина всхлипнула. Слезы покатились по щекам.
Чеди положила руку ей на голову.
- Не могу,- женщина подняла книгу,- совсем не могу читать. Не
вижу. Как же быть? Я немного зарабатывала выписками. А теперь? Что мне
делать теперь? Как жить?
- Прежде всего успокойтесь. У вас муж и дети, вы им очень нужны.
- Страшно стать беспомощной. Вы не понимаете. Книги были моей
единственной отрадой. Мне, никому не нужной, бесполезной, книги дают
мне все! - И снова хлынули слезы.- Не вижу! А наши врачи не знают, как
помочь.
Слезы беспомощности и безнадежности болью отозвались в душе
Чеди. Она не умела бороться с жалостью, этим новым, все сильнее
овладевавшим ею чувством. Надо попросить Эвизу помочь женщине
каким-нибудь могущественным лекарством. В море страдания на Тормансе
страдания женщины были лишь каплей. Помогать капле безразлично и
бесполезно для моря. Так учили Чеди на Земле, требуя всегда определять
причины бедствий и действовать, уничтожая их корни. Здесь же все
оказалось наоборот. Причины были ослепительно ясными, но искоренить их
в бездне инферно Торманса не могли ни Чеди, ни весь экипаж "Темного
Пламени". Чеди уселась рядом с плачущей женщиной, успокоила ее и
только тогда пошла домой.
Стемнело. На скудно освещенных улицах столицы мелькали редкие
прохожие, то появляясь в свете фонарей, то пропадая во тьме. От низкой
луны с ее слабым серым светом падали чуть видимые прозрачные тени.
Пожалуй, Чеди была единственной женщиной на опустелых улицах этого
района. Она не боялась, как и всякий человек Земли. В старину основой
бесстрашия чаще всего являлись тупая нервная система и
самоуверенность, исходившая от невежества. Коммунистическое общество
породило иную, высшую ступень бесстрашия: самоконтроль при полном
знании и чрезвычайной осторожности в действиях.
Чеди не торопилась возвратиться в свою каморку и вспоминала
серебряные лунные ночи Земли, когда люди как бы растворяются в ночной
природе, уединяясь для мечтаний, любви или встречаясь с друзьями для
совместных прогулок. Здесь с наступлением темноты все мчались домой,
под защиту стен, испуганно оглядываясь. Беспомощность тормансиан перед
Стрелой Аримана зашла далеко и поистине стала трагедией.
Чеди шла около часа, пока не достигла хорошо освещенной
центральной части города Средоточия Мудрости. Вечерние развлечения
привлекали сюда множество людей, преимущественно "кжи", приходивших
для безопасности компаниями по нескольку человек. "Джи" избегали
появляться в местах, посещаемых "кжи".
Чеди тоже старалась избегать компаний "кжи", чтобы не прибегать
к утомительному психологическому воздействию и тем более не
пользоваться охранной карточкой владык. И на этот раз, увидев идущую
навстречу группу мужчин, горланивших ритмическую песню под
аккомпанемент звукопередатчика, Чеди перешла на другую сторону улицы и
остановилась под каменными воротами. Туда-сюда сновали мимо люди,
слышались восклицания и раскатистый хохот, столь свойственный
обитателям Ян-Ях. Подошли двое юношей и попробовали заговорить с ней.
Яркий красно-лиловый свет заливал широкую лестницу, падая косым
каскадом с фронтона здания Дворца Вечерних Удовольствий, окруженного
двойным рядом квадратных синих с золотом колонн. Внезапно юнцы
исчезли, их словно ветер сдунул, дорогу загородили три "кжи" -
"образцы". Они подошли, всматриваясь в Чеди и о чем-то говоря друг
другу. Вдруг чья-то грубая рука схватила Чеди сзади, заставив
обернуться. Острое чувство опасности подсказало ей уклониться в
сторону. Страшный удар, нанесенный чем-то тяжелым, металлическим,
задел ее голову, содрал кожу на затылке, разорвал мышцу и раздробил
правый плечевой сустав с ключицей и частью лопатки. Падая, Чеди
инстинктивно повернулась на левую сторону. Тяжелый шок сжал ей горло и
сердце, затемнил глаза, гася сознание. Толчок от падения пронзил ее
тысячей раскаленных ножей в плече, руке и шее. Усилием воли Чеди
подняла голову и дернулась, стараясь встать на колени. Перед ней точно
издалека появилось знакомое лицо. Шотшек смотрел на нее с испугом,
злобой и торжеством.
- Вы? - с безмерным удивлением прошептала Чеди.- За что?
При всей своей тупости тормансианин не прочитал на прекрасном
лице своей жертвы ни страха, ни гнева. Только удивление и жалость, да,
именно обращенную к нему жалость! Необычайная психологическая сила
