Плащ на Тимофееве вздулся, полы приплясывали на ветру. Кожа на лице
потемнела и стала твердой от ветрового ожога. Веки затянули глаза, на
губах заискрилась соль, и весь он сделался худее и выше, стоял,
раскачиваясь, как пьяный, и непокрытой серебряной головой подпирал
бушующий свод.
Так он стоял долго, потом вздрогнул, открыл глаза и пальцем прямо на
воздухе поставил крупную букву Т. Буква вспыхнула и исчезла. Крутой
каменистый склон, что спускался от самых ног, поднялся, потом опал и
сделался вдруг пологим. Тимофеев сошел по нему, как сходят по трапу на
берег, - он шел, и земля за спиной вздыбливалась и уходила вверх, отрезая
гору от дола.
Он вышел на бесконечный пляж. До горизонта кипело море. Порывами
задувал ветер, и пепельные великаны-валы рассыпались на миллионы мелких и
с шумом вгрызались в берег.
- Нет покоя, - сказал он хмуро и сплюнул на отсыревший песок. Слюна у
ног зашипела и погасла, оставив пятно.
Море выдохнуло в последний раз, соленые утесы разбились, и мелкая
слюдяная рябь заиграла на спокойной воде. Небо раздалось на стороны, ветер
разогнал тучи, а скоро и сам притих, уйдя в воздушную высоту. В одночасье
на берегу посветлело, хотя небо оставалось пустым - ни солнца, ни звезд,
ни луны, - сам натянутый на окоем купол источал осторожный свет.
- "Ничего не поняли..." А если и понял, так что? Моя возьмет,
бородатый. Не со мной тебе воевать. И книга тебе не поможет. Камень,
землей рожденный тебе, дураку, на погибель. Здесь твое место, в земле. -
Тимофеев ткнул пальцем под ноги и рассмеялся. - В моей земле. Покамест она
меня слушается. Ты меня слушаешься, сырая?
Он с силой притопнул ногой, и земля ответила вздохом.
- Кто твой князь? Или не я? Пока я жив, ты у меня в служанках. Мне
топтать твои ребра. А пришлым, что рыщут по мою душу, ты будешь могилой.
- Черви! - громко прокричал Тимофеев. - Кто ваш господин?
Берег зашевелился, и из бесчисленных земляных пор на свет поползли
черви.
- Пока я дышу, вы мои слуги.
- Мы, - прошуршали по песку черви.
- Вороны, совы! - Он взмахнул над землей плащом.
В небе заклокотало, заухало, и тень от гигантской стаи покрыла землю,
как туча.
- Гады морские!
- Ты наш господин, - глухо отозвалось из глубины.
Тимофеев пошел вдоль берега, оглядывая свои владения. Мелкие
прозрачные волны отступали, когда он проходил. Пляж тянулся широкой
лентой, охватывая берег дугой. Россыпи гладких камней блестели, как чешуя
рыбы. Слева высилась круча, каменные зубья и стрелы высохших елей, словно
сторожевые вышки, поднимались над иссеченной стеной.
Внезапно Тимофеев остановился.
- А чтобы ты не скучал, боярин, познакомлю-ка я тебя с моими друзьями
Мокрым, Горячим и Каменным.
5
Стемнело. Находившись за день по городу и наглотавшись скуки и пыли,
Князь порядком вымотался и устал. Из намеченных на сегодня объектов он
успел посетить два - типографию и библиотеку. Ни в хранилище мудрости, ни
в пропахшем типографскою краской цехе о книге и слыхом не слыхивали.
- Может, кто из стариков помнит, - посоветовала ему в типографии
барышня-заместитель, ВРИО уволенного директора. - Иван Иванович Козлов, он
еще при царе работал. Проживает на Данилкиной Даче, дом не помню, да там
его любая собака знает. ...Если старик не помер, - добавила она,
улыбнувшись.
Запасшись коммерческой водкой и банкой сельдей в томате, Князь
отправился пытать счастья у старика Козлова.
На площади возле злополучного "Коммунальщика" второй раз за день он
набрел на продавца кваса. Несмотря на сумеречные часы тот упрямо сидел у
бочки, уткнувшись лицом в газету. На Князя он даже не посмотрел. Князь
кашлянул в кулак, потом постучал о бочку, давая о себе знать. Читающий
продавец ни слова не говоря кивнул и, не глядя, наполнил кружку. Князь
выпил. Квасник продолжал читать. Если по совести, Князь подошел к нему
неспроста, а собирался узнать несколько полезных вещей: 1) последние
городские новости; 2) что такое Данилкина Дача, и как до нее добраться; и
3) вопрос о жилье. Надо же ему где-то ночь ночевать.
- Ветерок, - сказал Князь для зачина. - Гроза будет. Насчет жилья у
вас как? Сдают?
Продавец посмотрел на него, вздохнул и ничего не ответил.
- Я утром к вам подходил. Помните?
- Многие с утра подходили, - насупясь, сказал квасник. - Только с
утра и подходят.
Он согнулся и пробормотал еле слышно:
- Везде плохо. На одной Луне хорошо, где нас нет.
Князь ничего не понял, пожал плечами и собрался уходить с площади. Но
только он отошел, как услышал из-за газеты:
- Ты бы уезжал поскорей. Тут ко мне подходили, про тебя спрашивали -
что, да как, да не рассказывал ли я тебе про музей - музеем особенно
интересовались. А мне - что. Я им так и сказал: не знаю. Подошел человек,
квасу выпил, получил сдачу, и - все, привет. Но ты, борода, уезжай. Это
люди такие. Тимофеевские. Он у нас здесь хозяин.
6
Итак, он оказался в опале. Пес, жрущий человеческие останки.
Костлявая личность в плаще. Тимофеевские и сам Тимофеев - хозяин. Кто он
здесь? Мориарти каменьгородских масштабов? Душегуб-мэр? Главный рубака из
движения за чистоту нации? Мясник в магазине? Или начальник ОБХСС?
Предостережение продавца кваса поначалу огорошило Князя. Ему
вспомнился убитый и обворованный Фогель. Дыра с яйцо во лбу - не лучшее
украшение для головы. И все-таки Князь решил - сдаваться ему пока рано.
Музей. Первым делом надо попасть в музей. Старорежимный Иван Иванович
Козлов может и потерпеть. Раз при царе терпел, потерпит еще денек при
обновленном социализме. Все терпят.
День медленно угасал. Майские вечера тянутся в провинции долго.
Сирень почти отцвела и в сумерках отливала фосфором. Прохожих на улицах не
встречалось. На скамейках у молчаливых домов не дремали совы-старухи и не
хихикали влюбленные парочки. Город был похож на пустыню, и если бы не
редкие голоса из окон и не свистки на железнодорожной станции, в пору было
подумать, что в городе объявили эвакуацию.
От безлюдья и непокоя захотелось нырнуть в сирени, уйти от невидимых
глаз, что Князь и сделал немедля, свернув с улицы в сад. Музей, насколько
он помнил, находился где-то неподалеку. Князь выбрался на соседнюю улицу,
такую же сумеречную и пустую, опять окунулся в кусты и скоро за невысоким
забором увидел здание музея. Призрачные деревья бросали по сторонам тень.
Тени переплетались, воздух пропах сыростью и влажной древесной корой.
Князю сделалось зябко.
Стояла тишина. Где-то близко постукивали часы - тихо-тихо, чтобы
смертный не догадался, что это отмериваются минуты, которые ему остается
жить. Двухэтажное здание, в котором находился музей, задником выходило к
древним развалюхам-сараям и могучей куче угля, наваленной вперемешку с
мусором. Где-то там ближе к сараям должен быть запасной выход, а может
быть, и пожарная лестница.
Князь яко тать в нощи перебежками от дерева к дереву скоренько
пересек сад и спрятался за тощей поленницей. Он прислушался. Тихо. Пустые
окна смотрели на него со стены. От дома веяло смертью. Где-то там за
желтыми стенами нашли убитого Фогеля.
Лестница скрывалась в тени. Бесшумно, по-обезьяньи, Князь
вскарабкался под козырек крыши и посмотрел с высоты на город. Тусклая
полоса зари еще серебрила землю. В меркнущем свете вечера успокоенно и
неподвижно разлегся перед Князем зверь-город. Казалось, он уже спит. Улицы
тонули во мгле, и тонкие ребра антенн чернели над горбатыми крышами -
мертво, как кладбищенские кресты. На западе, на городской окраине
светились огни депо, там вздыхали и лязгали тепловозы; голос железной
дороги - единственное, что оставалось живого в этом сонном царстве теней.
Решетка на чердачном окне по счастью оказалась незапертой. Ползком,
чтобы не грохотать железом, Князь пробрался в теплую темноту и выждал,
чтобы успокоилось сердце. Чердак утопал в пыли. На ощупь, касаясь балок,
Князь сделал шаг в темноту, и в стороне что-то взвизгнуло, мелкие
шелестящие звуки заставили сердце подпрыгнуть. В нос ударила пыль. Князь
отпрянул от неожиданности, но тотчас взял себя в руки. Это были всего лишь
мыши.
Скоро его глаза притерпелись к темноте чердака, и он уже смог
различать туманные полосы окон, зарешеченных железом запоров. Он пошел
наугад вперед и, пройдя с десяток шагов, оказался у невысокой двери. Князь
толкнул ее осторожно, дверь скрипнула и открылась. Он ступил на короткую
лестницу и прошел в безлюдный музей.
Тихо постанывали половицы. Свет зари проникал внутрь и пятнами
растекался по стенам. Он выхватывал из застекленных рам какие-то точки и
линии; чтобы рассмотреть их получше, нужно было подойти вплотную к
картине, но когда Князь подходил, собственная его тень падала так плотно и
густо, что изображение исчезало совсем. Живопись Князя не интересовала,
тем более современная. Он и днем-то прошел бы мимо картин, зевая, сейчас и
вовсе было не до того. Князь мог себе примерно представить расположение
музейных залов. Все провинциальные музеи выглядят на одно лицо.
Князь и сам толком не знал, что он должен здесь отыскать, но особым
старательским нюхом чувствовал - попахивает удачей. Он прошел несколько
залов и ничего особенного не приметил. Картонные коробки и купола,
спичечные деревца и человеческие фигурки из воска. Перспективы развития
города. Не то, не то. А еще эта гнетущая темнота, когда из пустой стены
вылезает вдруг деревянная рука идолища, или глаз с закоптелой иконы
просверливает в спине дыру.
Еще один зал долой. Следующий. Паровоз братьев Черепановых, Юрий
Гагарин, двухголовый младенец в колбе, осколки греческой вазы, копия с
репинских "Бурлаков". Не то, не то.
Спускаясь на первый этаж, на лестнице Князь чуть не подвернул ногу.
Он с трудом удержался, схватившись за холодную стену. И ладонью угодил в
выключатель. Князь на секунду ослеп и от света прикрыл глаза. А когда
открыл, первое, что он увидел, - скрючившегося на полу человека и бурые
сгустки крови, запекшейся на мертвом лице.
Человек был стар, худые тонкие руки протянулись к большому шкафу,
занимавшему полстены напротив. В шкафу, тускло отсвечивая, висели воинские
доспехи.
Не спуская глаз с мертвеца, Князь стал отступать по лестнице. Если
его сейчас обнаружат - ночью, в пустом музее, один на один с покойником, -
веселенькая выйдет история. Он почти добрался до верха, когда мертвый на
полу шевельнулся и издал стон. Князь совсем упал духом. Ни жив ни мертв он
стоял на площадке лестницы. Внутри все вымерзло и охладело, словно он
наглотался снега. Хотелось волком завыть, плюнуть на эти страсти и бежать,
не раздумывая, из города - сейчас же, покуда цел, пока его не сглодали с
кожей трупоеды-собаки и оживающие по ночам мертвецы. На вокзал, забиться
на полку в вагоне и не открывать глаз, пока холодный ветер с равнины не
развеет страшный туман.
- Там... - Мертвец медленно оживал. Он с трудом поднял руку. Она была
высохшая и желтая, как у больного, умирающего от холеры. - Там...
Он показывал на шкаф у стены, где за толстым пыльным стеклом лежало
оружие воина.
- Меч... Скорей достань меч. - Рука лежащего опустилась. - Скорей,
осталась ровно минута.
С трудом соображая, что делает, Князь скатился вниз по ступеням и
подбежал к шкафу. Он дернул узкую ручку. Шкаф был заперт, а замочная
скважина опечатана запекшимся сургучом. В сургуче крупно и четко
