сокамерник стушевался и отошел в сторону. Однако это не понравилось ко-
муто из приближенных к "блатным". Он подошел к новичку и попробовал "на-
ехать" на него, но Седой, как сразу же окрестили парня, парой ударов
сбил его с ног. Это было проделано столь искусно, что во второй раз бро-
саться на новенького он не захотел и побитый побежал искать защиты у
своих покровителей. Но "Хозяин" камеры неожиданно сухо бросил ему:
- Сам виноват - нечего с расспросами приставать. Не хочет человек о
себе рассказывать - его дело!.. Вали отсюда, дай покой людям! - Он по-
вернулся к своим приятелям и начал им что-то рассказывать.
Через некоторое время к Седому подошел один из "блатных", осторожно
подергал его за штанину и, когда тот приподнялся, сказал:
- Послушай, Седой, Хозяин просит подойти к нему. - В его голосе не
было хамства или приказных ноток, скорее некоторое подобострастие. Седой
согласно кивнул, сунул ноги в изрядно истоптанные ботинки и медленно по-
дошел к "шконке" слева от окна.
- Присаживайся, земляк! - дружелюбно кивнул Хозяин, освобождая место
с краю.
- Благодарю! - спокойно ответил тот и присел. - Чем обязан?
- Как тебя звать-величать, или и это тайна? - Бондарь. - За что "за-
летел"?
- Это обязательно? - нахмурился Бондарь. - Мне - обязательно! - спо-
койно отозвался Хозяин.
- Восемьдесят восьмая, часть вторая, - ответил Бондарь, и было видно,
что сказал он это не от испуга, а просто для того, чтобы его скорее ос-
тавили в покое.
- Восемьдесят восьмая? - с удивлением покачал Хозяин головой. - Я уж
грешным делом думал, что эту валютную статью отменили... Могу предста-
вить себе, сколько же зелени прилипло к твоим рукам, если решились при-
паять тебе восемьдесят восьмую! - Он присвистнул. - Давно в Бутырке? -
Две недели.
- Вот как, а я думал, что ты месяцы здесь торчишь, - кивнул Хозяин на
одежду и ботинки Бондаря.
- Свои я одному корешу на этап подарил, - пояснил Бондарь. - А сам же
как?
- А я думаю, что здесь долго не задержусь. - Неужто рвануть собрался?
- снова удивился Хозяин.
- Как получится, - уклончиво ответил Бондарь. - Бывай! - Он вдруг
встал и, не говоря более ни слова, спокойно направился на свое место.
Один из приближенных дернулся к нему, чтобы "научить хорошим манерам",
но перехватил взгляд Хозяина и остался на месте.
Вечером камеру проверяли пофамильно. Когда его назвали: "Бондарь", он
отозвался не так, как все остальные: имя, отчество, статья, а назвал
только статью. Как ни странно, контролер, или, как его прозвали арестан-
ты, "вертухай", не сделал ему замечания и продолжил проверку. Когда
дверь за ним закрылась, "Хозяин" камеры сам подошел к Бондарю, залез к
нему на второй ярус и прилег на мгновенно освободившееся рядом место:
- А я ведь слышал о тебе, - тихо начал он. - Ты с Лешей-Шкафом рабо-
тал. Я даже знаю, что ты не Бондарь, а...
- А вот это не надо! - с неприкрытой злостью оборвал его Бондарь.
- Так бы и сказал сразу, что сухаришься! - примирительно сказал тот и
похлопал дружески по плечу. - Хочешь, сделаю место внизу?
- Нет! - ответил Бондарь и быстро кинул взгляд по сторонам, словно
боясь, что их подслушивают.
- И это понятно, - кивнул Хозяин. - Ты вот что... если помощь нужна
будет, цынкани! Как?
- О'кей! - подмигнул Бондарь и снова хмуро уставился взглядом в нику-
да.
А его собеседник спустился вниз и вернулся на свое место. Когда до
всех дошло, что сам "хозяин" камеры поднимался к новенькому и ничего ему
не сделал, его оставили в покое. И сейчас, когда он огрызнулся на разго-
ряченного парня, тот промолчал и не стал связываться с ним.
На самом деле все было гораздо проще, чем выглядело со стороны: Бон-
дарь действительно некоторое время, до того, как был "подставлен" с ва-
лютой, работал на людей Мабуту. Существуют неписаные тюремные законы,
когда преступники из разных группировок забывают о разборках на воле и
стараются помогать друг другу.
Биография Бондаря вмещалась на одном листочке. Вырос в неполной
семье, воспитывала мать, отца никогда не видел, учился довольно посредс-
твенно. А мать ни в чем старалась ему не отказывать. Она иногда погули-
вала, но никогда не позволяла себе приводить кого-либо в дом, и не было
ни одного случая, чтобы она не ночевала с сыном.
Когда Коломейцеву Георгию Викторовичу, которого сверстники называли
Жорой, пришло время идти в армию, он попал в воздушно-десантные войска.
Он был высокого роста, ничем не болел, правда, спортом до призыва зани-
мался в пределах школьной программы и особой мускулатурой не отличался,
но, как говорится, были бы кости, а мясо нарастет. Это выражение вполне
подходило к нему. Довольно быстро он окреп, раздался в плечах, накачал
бицепсы и уверенно чувствовал себя в рукопашных схватках. Будь он често-
любив, мог бы далеко пойти, но... Здесь действует своеобразный закон
природы: если она кого-то одарила в одном, то в другом, как правило, не-
додала. Так получилось и с Жорой. Симпатичный, высокий, сильный и вынос-
ливый, явный тип Победителя, он был абсолютно флегматичным человеком,
испытывавшим полную апатию ко всему. Он безропотно и честно выполнял
возложенные на него задачи, но от "сих и до сих". Никогда и ни в чем не
проявлял инициативы. Не дай Бог, командир недоскажет ему до конца зада-
ние, понадеявшись на сообразительность, - Жора выполнит его до того мо-
мента, до которого ему было рассказано, и не более.
Он попал в Афганистан за полтора года до вывода советских войск и
прослужил там до самого конца. Как ни странно. Бог его хранил на этой
войне: он не получил ни единой царапины. Как это могло произойти при его
отношении к делу, невозможно и представить.
Вернувшись на родину, в Подмосковье, он долго приходил в себя, пил,
дрался, спокойно относился к слабому полу, во если кто-то из девушек,
запав на него, проявлял инициативу, Жора спокойно поддавался и шел туда,
куда его вели. Если утром просыпался один, сразу же уходил домой, где
его всегда ждала рано поседевшая мать. Когда она впервые увидела сына,
возвратившегося с войны, то внимательно посмотрела на него, смахнула ук-
радкой слезу и тихо сказала, проведя рукой по его седой пряди волос:
- В нашем роду рано начинают седеть... и твой дед поседел как лунь в
двадцатилетнем возрасте, когда мать похоронил.
- Ничего, мама, седая прядь - не пуля под кожей! - весело отозвался
он и подмигнул. - Ты лучше скажи, что делать, чем по хозяйству помочь?
- Сиди уж, помощник! - улыбнулась она и стала хлопотать по дому, ра-
дуясь, что рядом появился родной человек, за которым можно поухаживать.
Так и повелось в доме: она делала все сама и ничего не давала делать
ему. Жора запротестовал. Нет, он не стал кричать, топать ногами, хлопать
дверями, а просто ушел из дома куда глаза глядят. Знакомых было много,
но их-то и не хотелось видеть. Он быстро познакомился с одной компанией
и через некоторое время стал в ней своим человеком. Желая забыть все,
что было связано с прошлым, он ни с того ни с сего назвался Бондарем и
на все попытки узнать подробности о его жизни отвечал - Бондарь! Посте-
пенно все смирились с этим, как и с его именем-прозвищем-фамилией. Когда
же он, совершенно безразличный ко всему человек, случайно применил свое
умение классно драться, защитив парня из их компании, то его просто зау-
важали, а этот парень, связанный с "крутыми ребятами", рассказал им об
отличном малом по имени Бондарь.
Прошло несколько дней, и его пригласили на встречу с этими "крутыми"
- как ему передали, для серьезного разговора. Собственно, говорили в ос-
новном они, он же старательно слушал и молчал. О его странностях они бы-
ли предупреждены и поэтому старались не придираться и даже посчитали их
за достоинства. Проверив Жору в паре разборок, эти парни представили его
Мабуту. Бондарь и ему поправился, и вскоре Мабуту решил использовать его
в качестве курьера. Он правильно выбрал ему работу, и Жора выполнял ее
без всяких ошибок, пока кто-то из завистников не решил подставить "этого
флегму" властям. Так и оказался Бондарь в тюрьме. Он не стал никого на-
зывать следователю, и не только потому, что был "стойким оловянным сол-
датиком", но и потому, что его мозг обладал одной удивительной способ-
ностью: если Жора не хотел оставлять что-то в голове, то он стирал это
из своей памяти. И потому он не мог, даже если бы захотел, что-то расс-
казать ментам.
Он сжился со своей кличкой и даже сам себе не признавался, что он Ко-
ломейцев Георгий Викторович. В нем жила вера, что в тюрьме он не задер-
жится и вскоре окажется на свободе. Почему? Он этого и сам не знал. Хотя
нужно признать, что пребывание в тюрьме Бондаря нисколько не угнетало:
пусть плохое, но трехразовое питание, пусть и с трудом, но ему удалось
уйти в себя, и его никто не беспокоил, не лез в душу. Возможно, это была
защитная реакция организма. Со стороны могло показаться, что все его это
вполне устраивает. Но сам-то он знал о себе то, о чем никто не мог дога-
даться. Все было по-другому, когда он оставался наедине с самим собой
ночью, когда спадало постоянное напряжение, не нужно было следить за ок-
ружающими и быть, как говорится, наготове.
По ночам в его мозгу всплывали воспоминания. Чаще всего они были свя-
заны с Афганистаном. Он вновь и вновь переживал гибель своих друзей,
бессмысленность боевых операций, тупоголовость некоторых командиров.
Сначала, в силу своего характера, Георгий четко и беспрекословно выпол-
нял свой долг солдата, но чем больше он служил, тем больше сталкивался с
тем, что не мог принять ни головой, ни сердцем. Неизвестно, чем бы окон-
чилась эта война для него, если бы политики Советского Союза не решились
на вывод войск из Афганистана.
Сейчас, находясь на тюремных нарах, Жора имел много времени для ос-
мысления своего недавнего прошлого. Эти размышления приводили его не к
самым хорошим выводам. В какие-то моменты Бондарь ненавидел себя в прош-
лом. Он продолжал называть себя другим именем, чтобы забыть того Жору,
который вызывал в нем неприятные ощущения. А ночью, когда в камере стоя-
ла тишина и многие спали, а те, которым не хватило спального места, си-
дели на корточках в проходе, стараясь хотя бы подремать, Бондарь снова
превращался в Жору и его терзали воспоминания. Но стоило ему приблизить-
ся в мыслях к тому дню, когда их, семь человек, вызвал к себе замполит,
подполковник Крутицкий, и взял с них подписку о неразглашении того, что
им предстоит услышать и в чем участвовать, как его мозг моментально пе-
реключался на чтото другое, словно не хотел перегружаться лишними волне-
ниями.
Но именно это событие, случившееся незадолго до вывода войск из Афга-
нистана, и сыграет огромную роль в судьбе Георгия Викторовича Коломейце-
ва. Именно из-за него Бондаря вытащат из тюрьмы и бросят в смертельный
круговорот. Но это будет чуть позже, а сейчас Бондарь лежит на тюремной
"шконке", тщетно пытаясь заснуть или подумать о чем-то приятном.
Воронов идет на встречу
Георгий Коломейцев "парился" на тюремных нарах, а его судьба уже была
предрешена и находилась в руках одного из наших героев - Андрея Вороно-
ва. Когда он доложил о странном предложении, полученном по телефону, ге-
нералу Богомолову и Говорову, те особого значения этому звонку не прида-
ли и после некоторых раздумий предоставили Воронову действовать по обс-
тоятельствам, но не давать никаких гарантий.
Как и было уловлено, звонок раздался через день в шестнадцать часов.
Голос был тот же - хрипловатый, явно измененный.
- Майор, ты подумал о моем предложении? - Если вы говорите о встрече,
то подумал. Я готов. - Воронов подчеркнул обращение на "вы", чтобы дис-
танцироваться от собеседника.
- В таком случае запоминайте: в конце Фрунзенской набережной есть же-
