жаром так говорит; ну, им прилично: люди капитальные... да и не служащие. -
С общиной, говорит, ни промышленность, ни земледелие не возвысятся. Надо,
говорит, чтоб иностранные компании скупили по возможности всю нашу землю по
частям, а потом дробить, дробить, дробить как можно в мелкие участки, и
знаете - решительно так произносит: дррробить, говорит, а потом и продавать
в личную собственность. Да и не продавать, а просто арендовать. Когда,
говорит, вся земля будет у привлеченных иностранных компаний в руках,
тогда, значит, можно какую угодно цену за аренду назначить. Стало быть,
мужик будет работать уже втрое, из одного насущного хлеба, и его можно
когда угодно согнать. Значит, он будет чувствовать, будет покорен, прилежен
и втрое за ту же цену выработает. А теперь в общине что ему! Знает, что с
голоду не помрет, ну и ленится, и пьянствует. А меж тем к нам и деньги
привлекутся, и капиталы заведутся, и буржуазия пойдет. Вон и английская
политическая и литературная газета "Теймс", разбирая наши финансы,
отзывалась намедни, что потому и не растут наши финансы, что среднего
сословия нет у нас, кошелей больших нет, пролетариев услужливых нет..."
Хорошо говорит Игнатий Прокофьич. Оратор-с. Сам по начальству отзыв хочет
подать и потом в "Известиях" напечатать. Это уж не стишки, подобно Ивану
Матвеичу...
- Так как же Иван-то Матвеич? - ввернул я, дав поболтать старику.
Тимофей Семеныч любил иногда поболтать и тем показать, что и он не отстал и
все это знает.
- Иван-то Матвеич как-с? Так ведь я к тому и клоню-с. Сами же мы вот
хлопочем о привлечении иностранных капиталов в отечество, а вот посудите:
едва только капитал привлеченного крокодильщика удвоился через Ивана
Матвеича, а мы, чем бы протежировать иностранного собственника, напротив,
стараемся самому-то основному капиталу брюхо вспороть. Ну, сообразно ли
это? По-моему, Иван Матвеич, как истинный сын отечества, должен еще
радоваться и гордиться тем, что собою ценность иностранного крокодила
удвоил, а пожалуй, еще и утроил. Это для привлечения надобно-с. Удастся
одному, смотришь, и другой с крокодилом приедет, а третий уж двух и трех
зараз привезет, а около них капиталы группируются. Вот и буржуазия. Надобно
поощрять-с.
- Помилуйте, Тимофей Семеныч! - вскричал я, - да вы требуете почти
неестественного самоотвержения от бедного Ивана Матвеича!
- Ничего я не требую-с и прежде всего прошу вас - как уже и прежде
просил - сообразить, что я не начальство и, стало быть, требовать ни от
кого и ничего не могу. Как сын отечества говорю, то есть говорю не как "Сын
отечества", а просто как сын отечества говорю. Опять-таки кто ж велел ему
влезть в крокодила? Человек солидный, человек известного чина, состоящий в
законном браке, и вдруг - такой шаг! Сообразно ли это?
- Но ведь этот шаг случился нечаянно-с.
- А кто его знает? И притом из каких сумм заплатить крокодильщику,
скажите-ка?
- Разве в счет жалованья, Тимофей Семеныч?
- Достанет ли-с?
- Недостанет, Тимофей Семеныч, - отвечал я с грустью. - Крокодильщик
сначала испугался, что лопнет крокодил, а потом, как убедился, что все
благополучно, заважничал и обрадовался, что может цену удвоить.
- Утроить, учетверить разве! Публика теперь прихлынет, а крокодильщики
ловкий народ. К тому же и мясоед, склонность к увеселениям и потому,
повторяю, прежде всего пусть Иван Матвеич наблюдает инкогнито, пусть не
торопится. Пусть все, пожалуй, знают, что он в крокодиле, но не знают
официально. В этом отношении Иван Матвеич находится даже в особенно
благоприятных обстоятельствах, потому что числится за границей. Скажут, что
в крокодиле, а мы и не поверим. Это можно так подвести. Главное - пусть
выжидает, да и куда ему спешить?
- Ну, а если...
- Не беспокойтесь, сложения плотного-с...
- Ну, а потом, когда выждет?
- Ну-с, не скрою от вас, что случай до крайности казусный.
Сообразиться нельзя-с, и, главное, то вредит, что не было до сих пор
примера подобного. Будь у нас пример, еще можно бы как-нибудь
руководствоваться. А то как тут решишь? Станешь соображать, а дело
затянется.
Счастливая мысль блеснула у меня в голове.
- Нельзя ли устроить так-с, - сказал я, - что уж если суждено ему
оставаться в недрах чудовища и, волею провидения, сохранится его живот,
нельзя ли подать ему прошение о том, чтобы числиться на службе?
- Гм... разве в виде отпуска и без жалованья...
- Нет-с, нельзя ли с жалованьем-с?
- На каком же основании?
- В виде командировки...
- Какой и куда?
- Да в недра же, в крокодиловы недра... Так сказать, для справок, для
изучения фактов на месте. Конечно, это будет ново, но ведь это прогрессивно
и в то же время покажет заботливость о просвещении-с...
Тимофей Семеныч задумался.
- Командировать особого чиновника, - сказал он наконец, - в недра
крокодила для особых поручений, по моему личному мнению, - нелепо-с. По
штату не полагается. Да и какие могут быть туда поручения?
- Да для естественного, так сказать, изучения природы на месте, в
живье-с. Нынче все пошли естественные науки-с, ботаника... Он бы там жил и
сообщал-с... ну, там о пищеварении или просто о нравах. Для скопления
фактов-с.
- То есть это по части статистики. Ну, в этом я не силен, да и не
философ. Вы говорите: факты, - мы и без того завалены фактами и не знаем,
что с ними делать. Притом же эта статистика опасна...
- Чем же-с?
- Опасна-с. И к тому ж, согласитесь, он будет сообщать факты, так
сказать, лежа на боку. А разве можно служить, лежа на боку? Это уж опять
нововведение, и притом опасное-с; и опять-таки примера такого не было. Вот
если б нам хоть какой-нибудь примерчик, так, по моему мнению, пожалуй, и
можно бы командировать.
- Но ведь и крокодилов живых не привозили до сих пор, Тимофей Семеныч.
- Гм, да... - он опять задумался. - Если хотите, это возражение ваше
справедливо и даже могло бы служить основанием к дальнейшему производству
дела. Но опять возьмите и то, что если с появлением живых крокодилов начнут
исчезать служащие и потом, на основании того, что там тепло и мягко, будут
требовать туда командировок, а потом лежать на боку... согласитесь сами -
дурной пример-с. Ведь эдак, пожалуй, всякий туда полезет даром деньги-то
брать.
- Порадейте, Тимофей Семеныч! Кстати-с: Иван Матвеич просил передать
вам карточный должок, семь рублей, в ералаш-с...
- Ах, это он проиграл намедни, у Никифор Никифорыча! Помню-с. И как он
тогда был весел, смешил, и вот!..
Старик был искренно тронут.
- Порадейте, Тимофей Семеныч.
- Похлопочу-с. От своего лица поговорю, частным образом, в виде
справки. А впрочем, разузнайте-ка так, неофициально, со стороны, какую
именно цену согласился бы взять хозяин за своего крокодила?
Тимофей Семеныч видимо подобрел.
- Непременно-с, - отвечал я, - и тотчас же явлюсь к вам с отчетом.
- Супруга-то... одна теперь? Скучает?
- Вы бы навестили, Тимофей Семеныч.
- Навещу-с, я еще давеча подумал, да и случай удобный... И зачем,
зачем это его дергало смотреть крокодила! А впрочем, я бы и сам желал
посмотреть.
- Навестите-ка бедного, Тимофей Семеныч.
- Навещу-с. Конечно, я этим шагом моим не хочу обнадеживать. Я прибуду
как частное лицо... Ну-с, до свиданья, я ведь опять к Никифор Никифорычу;
будете?
- Нет-с, я к узнику.
- Да-с, вот теперь и к узнику!.. Э-эх, легкомыслие!
Я распростился с стариком. Разнообразные мысли ходили в моей голове.
Добрый и честнейший человек Тимофей Семеныч, а, выходя от него, я, однако,
порадовался, что ему был уже пятидесятилетний юбилей и что Тимофеи Семенычи
у нас теперь редкость. Разумеется, я тотчас полетел в Пассаж обо всем
сообщить бедняжке Ивану Матвеичу. Да и любопытство разбирало меня: как он
там устроился в крокодиле и как это можно жить в крокодиле? Да и можно ли
действительно жить в крокодиле? Порой мне, право, казалось, что все это
какой-то чудовищный сон, тем более что и дело-то шло о чудовище...
III
И, однако ж, это был не сон, а настоящая, несомненная
действительность. Иначе - стал ли бы я и рассказывать! Но продолжаю...
В Пассаж я попал уже поздно, около девяти часов, и в крокодильную
принужден был войти с заднего хода, потому что немец запер магазин на этот
раз ранее обыкновенного. Он расхаживал по-домашнему в каком-то засаленном
старом сюртучишке, но сам еще втрое довольнее, чем давеча утром. Видно
было, что он уже ничего не боится и что "публикум много ходиль". Муттер
вышла уже потом, очевидно затем, чтобы следить за мной. Немец с муттер
часто перешептывались. Несмотря на то, что магазин был уже заперт, он
все-таки взял с меня четвертак. И что за ненужная аккуратность!
- Ви каждый раз будет платиль; публикум будут рубль платиль, а ви один
четвертак, ибо ви добры друк вашего добры друк, а я почитаю друк...
- Жив ли, жив ли образованный друг мой! - громко вскричал я, подходя к
крокодилу и надеясь, что слова мои еще издали достигнут Ивана Матвеича и
польстят его самолюбию.
- Жив и здоров, - отвечал он, как будто издали или как бы из-под
кровати, хотя я стоял подле него, - жив и здоров, но об этом после... Как
дела?
Как бы нарочно не расслышав вопроса, я было начал с участием и
поспешностию сам его расспрашивать: как он, что он и каково в крокодиле и
что такое вообще внутри крокодила? Это требовалось и дружеством и
обыкновенною вежливостию. Но он капризно и с досадой перебил меня.
- Как дела? - прокричал он, по обыкновению мною командуя, своим
визгливым голосом, чрезвычайно на этот раз отвратительным.
Я рассказал всю мою беседу с Тимофеем Семенычем до последней
подробности. Рассказывая, я старался выказать несколько обиженный тон.
- Старик прав, - решил Иван Матвеич так же резко, как и по всегдашнему
обыкновению своему в разговорах со мной. - Практических людей люблю и не
терплю сладких мямлей. Готов, однако, сознаться, что и твоя идея насчет
командировки не совершенно нелепа. Действительно, многое могу сообщить и в
научном, и в нравственном отношении. Но теперь это все принимает новый и
неожиданный вид и не стоит хлопотать из одного только жалованья. Слушай
внимательно. Ты сидишь?
- Нет, стою.
- Садись на что-нибудь, ну хоть на пол, и слушай внимательно.
Со злобою взял я стул и в сердцах, устанавливая, стукнул им об пол.
- Слушай, - начал он повелительно, - публики сегодня приходило целая
бездна. К вечеру не хватило места и для порядка явилась полиция. В восемь
часов, то есть ранее обыкновенного, хозяин нашел даже нужным запереть
магазин и прекратить представление, чтоб сосчитать привлеченные деньги и
удобнее приготовиться к завтраму. Знаю, что завтра соберется целая ярмарка.
Таким образом, надо полагать, что все образованнейшие люди столицы, дамы
высшего общества, иноземные посланники, юристы и прочие здесь перебывают.
Мало того: станут наезжать из многосторонних провинций нашей обширной и
любопытной империи. В результате - я у всех на виду, и хоть спрятанный, но
первенствую. Стану поучать праздную толпу. Наученный опытом, представлю из
себя пример величия и смирения перед судьбою! Буду, так сказать, кафедрой,
с которой начну поучать человечество. Даже одни естественнонаучные
сведения, которые могу сообщить об обитаемом мною чудовище, - драгоценны. И
потому не только не ропщу на давешний случай, но твердо надеюсь на
блистательнейшую из карьер.
- Не наскучило бы? - заметил я ядовито.
Всего более обозлило меня то, что он почти уже совсем перестал
употреблять личные местоимения - до того заважничал. Тем не менее все это
меня сбило с толку. "С чего, с чего эта легкомысленная башка куражится! -
скрежетал я шепотом про себя. - Тут надо плакать, а не куражиться".
