Иван Андреич уверяет и божится, что вы непременно на "Горе от ума" в
Александрынском театре.
Лечу в Александрынский театр: нет и там. Сегодня утром думал вас найти
у Чистоганова - не тут то было. Чистоганов шлет к Перепалкиным - то же
самое. Одним словом, измучился совершенно; судите, как я хлопотал! Теперь
пишу к вам (нечего делать!). Дело-то мое отнюдь не литературное (вы меня
понимаете); лучше бы с глазу на глаз, крайне нужно объясниться с вами, и
как можно скорее, и потому прошу ко мне сегодня на чай и на вечернюю беседу
вместе с Татьяной Петровной. Моя Анна Михайловна будет крайне обрадована
посещением вашим. Истинно, как говорится, по гроб одолжите.
Кстати, бесценнейший друг мой, - коли дело дошло до пера, то все в
строку, - нахожусь вынужденным теперь же попенять вам отчасти и даже
укорить вас, почтеннейший друг мой, в одной, по-видимому, весьма невинной
проделочке, которою вы зло надо мной подшутили... злодей вы, бессовестный
человек! Около половины прошедшего месяца вводите вы в дом мой одного
знакомого вашего, именно Евгения Николаича, ассюрируете1 его дружеской и
для меня, разумеется, священнейшей рекомендацией вашей; я радуюсь случаю,
принимаю молодого человека с распростертыми объятиями и вместе с тем кладу
голову в петлю. Петля не петля, а вышла, что называется, штука хорошая.
Объяснять теперь некогда, да на пере и неловко, а только нижайшая просьба
до вас, злорадственный друг и приятель, нельзя ли каким-нибудь образом,
поделикатнее, в скобках, на ушко, втихомолочку, пошептать вашему молодому
человеку, что есть в столице много домов, кроме нашего. Мочи нет, батюшка!
Падам до ног, как говорит приятель наш Симоневич. Свидимся, я вам все
расскажу. Не в том смысле говорю, что молодой человек не взял, например, на
фасоне или душевными качествами или в чем-нибудь там другом оплошал.
Напротив, он даже малый любезный и милый; но вот погодите, увидимся; а
между тем, если встретите его, то шепните ему, ради бога, почтеннейший. Я
бы и сам это сделал, но вы знаете, характер такой: не могу, да и только. Вы
же рекомендовали его. Впрочем, вечером, во всяком случае, подробнее
объяснимся. А теперь до свидания. Остаюсь и проч.
P.S. Маленький у меня уже с неделю прихварывает, и с каждым днем все
хуже и хуже. Страдает зубенками; вырезываются. Жена все нянчится с ним и
грустит, бедняжка. Приезжайте. Истинно обрадуете нас, драгоценнейший друг
мой.
II
(От Ивана Петровича к Петру Иванычу)
Милостивый государь,
Петр Иваныч!
Получаю вчера письмо ваше, читаю и недоумеваю. Ищете меня бог знает в
каких местах, а я просто был дома. До десяти часов ожидал Ивана Иваныча
Толоконова. Тотчас же беру жену, нанимаю извозчика, трачусь и являюсь к вам
временем около половины седьмого. Вас дома нет, а встречает нас ваша
супруга. Жду вас до половины одиннадцатого; долее невозможно. Беру жену,
трачусь, нанимаю извозчика, завожу ее домой, а сам отправляюсь к
Перепалкиным, думая, не встречу ли там, но опять ошибаюсь в расчетах.
Приезжаю домой, не сплю всю ночь, беспокоюсь, утром заезжаю к вам три раза,
в девять, в десять и в одиннадцать часов, три раза трачусь, нанимаю
извозчиков, и опять вы меня оставляете с носом.
Читая же ваше письмо, удивлялся. Пишете о Евгении Николаиче, просите
шепнуть и не упоминаете почему. Хвалю осторожность, но бумага бумаге рознь,
а я нужных бумаг на папильотки жене не даю. Недоумеваю, наконец, в каком
смысле изволили мне это все написать. Впрочем, если на то пошло, то чего же
меня-то мешать в это дело? Я носа своего не сую во всякую всячину. Отказать
могли сами, вижу только, что объясниться нужно мне с вами короче,
решительнее, да к тому же и время проходит. А я стеснен и не знаю, что
делать придется, коли неглижировать условиями будете. Дорога на носу,
дорога чего-нибудь стоит, а тут еще жена хнычет: сшей ей бархатный капот по
модному вкусу. Насчет же Евгения Николаича спешу вам заметить: навел я
вчера, не теряя времени, окончательно справки, в бытность мою у Павла
Семеныча Перепалкина. У него своих пятьсот душ в Ярославской губернии, да
от бабушки есть надежда получить в триста душ подмосковную. Денег же
сколько, не знаю, а я думаю, что вам это лучше знать. Окончательно прошу
вас назначить мне место свидания. Встретили вчера Ивана Андреича и пишете,
что объявил он вам, что я в Александрынском театре с женою. Я же пишу, что
он врет, и тем более ему веры нельзя иметь в подобных делах, что он, не
далее как третьего дня, провел свою бабушку на осьмистах рублях
ассигнациями. Затем имею честь пребыть.
P.S. Жена моя забеременела; к тому же она пуглива и чувствует подчас
меланхолию. В театральные же представления иногда вводят пальбу и
искусственно машинами сделанный гром. И потому, боясь испугать жену, в
театры ее не вожу. Сам же до театральных представлений охоты большой не
имею.
III
(От Петра Иваныча к Ивану Петровичу)
Бесценнейший друг мой,
Иван Петрович!
Виноват, виноват и тысячу раз виноват, но спешу оправдаться. Вчера в
шестом часу, и как раз в то самое время как мы с истинным участием сердца о
вас вспоминали, прискакал нарочный от дядюшки Степана Алексеича с
известием, что с тетушкой худо. Боясь перепугать жену, не говоря ей ни
слова, претекстую2 постороннее нужное дело и еду в дом тетушки. Нахожу ее
едва живу. Ровно в пять часов последовал с нею удар, уже третий в два года.
Карл Федорыч, медик их дома, объявил, что, может быть, она не проживет и
ночи одной. Судите о моем положении, драгоценнейший друг мой. Целую ночь на
ногах, в хлопотах и горе! Утром только, истощив свои силы и удрученный
телесною и душевною немощью, прилег я у них же на диване, забыл сказать,
чтобы вовремя меня разбудили, и проснулся в половине двенадцатого. Тетушке
лучше. Еду к жене; она, бедная, истерзалась, ожидая меня. Перехватил кусок
кой-чего, обнял малютку, разуверил жену и отправился к вам. Вас нет дома.
Нахожу же у вас Евгения Николаича. Отправляюсь домой, беру перо и теперь к
вам пишу. Не ропщите и не сердитесь на меня, искренний друг мой. Бейте,
рубите голову повинную с плеч, но не лишайте благорасположения вашего. От
вашей супруги узнал, что вечером вы у Славяновых. Буду там непременно. С
величайшим нетерпением ожидаю вас.
Теперь же остаюсь и т.д.
P.S. Маленький наш повергает нас в истинное отчаяние. Карл Федорыч
прописал ему ревеньку. Стонет, вчера не узнавал никого. Сегодня же стал
узнавать и лепечет все - папа, мама, бу... Жена в слезах целое утро.
IV
(От Ивана Петровича к Петру Иванычу)
Милостивый государь мой, Петр Иваныч!
Пишу к вам у вас, в вашей комнате, на вашем бюро; а прежде чем взялся
за перо, прождал вас с лишком два часа с половиною. Теперь позвольте мне
вам прямо сказать, Петр Иваныч, мое открытое мнение насчет всего этого
скаредного обстоятельства. Из вашего последнего письма заключаю, что вас
ждут у Славяновых, зовете меня туда, являюсь, сижу пять часов, а вас не
бывало. Что ж, я людей смешить, что ли, по-вашему, должен? Позвольте,
милостивый государь... Являюсь к вам утром, надеясь застать вас и не
подражая таким манером некоторым обманчивым лицам, которые ищут людей бог
знает по какие местам, когда их можно застать дома во всякое прилично
выбранное время. Дома и духа вашего не было. Не знаю, что удерживает меня
теперь высказать вам всю резкую правду. Скажу только то, что вижу вас,
кажется, на попятном дворе относительно наших известных условий. И теперь
только, соображая все дело, не могу не признаться, что решительно удивляюсь
хитростному вашего ума направлению. Ясно вижу теперь, что неблагоприятное
намерение свое питали вы с давних пор. Доказательством же такому моему
предположению служит то, что вы еще на прошлой неделе, почти
непозволительным образом, овладели тем письмом вашим, на имя мое
адресованным, в котором сами изложили, хотя и довольно темно и нескладно,
условия наши насчет весьма известного вам обстоятельства. Боитесь
документов, их уничтожаете, а меня в дураках оставляете. Но я в дураках
себя считать не позволю, ибо за такового меня доселе никто не считал, и все
насчет этого обстоятельства обо мне с хорошей стороны относились. Открываю
глаза. Сбиваете меня с толку, туманите меня Евгением Николаичем, и когда я,
с неразгаданным мною доселе письмом вашим от седьмого сего месяца, ищу
объясниться с вами, вы назначаете мне ложные свидания, а сами скрываетесь.
Не думаете ли вы, милостивый государь, что я всего этого заметить не в
силах? Обещаете вознаградить меня за весьма хорошо вам известные услуги
относительно рекомендации разных лиц, а между тем, и неизвестно каким
образом, устраиваете так, что сами у меня деньги берете без расписки
знатными суммами, что было не далее как на прошлой неделе. Теперь же, взяв
деньги, скрываетесь, да еще отрекаетесь от услуги моей, вам оказанной
относительно Евгения Николаича. Рассчитываете, может быть, на скорый отъезд
мой в Симбирск и думаете, что не успеем концов свести с вами. Но объявляю
вам торжественно и свидетельствуясь при том честным словом моим, что если
пойдет на то, то я нарочно готов буду еще целых два месяца прожить в
Петербурге, а дела своего добьюсь, цели достигну и вас отыщу. И мы умеем
подчас действовать в пику. В заключение же объявляю вам, что если вы
сегодня же не объяснитесь со мною удовлетворительно, сперва на письме, а
потом личным образом, с глазу на глаз, и не изложите в вашем письме вновь
всех главных условий, существовавших между нами, и не объясните
окончательно мыслей ваших насчет Евгения Николаича, то я принужден буду
прибегнуть к мерам, вам весьма неблагоприятным и даже самому мне противным.
Позвольте пребыть и т.д.
V
(От Петра Иваныча к Ивану Петровичу)
Ноября 11-го.
Любезнейший, почтеннейший друг мой,
Иван Петрович!
До глубины души моей я был огорчен письмом вашим. И не совестно было
вам, дорогой, но несправедливый друг мой, так поступать с лучшим
доброжелателем вашим. Поторопиться, не объяснить всего дела и, наконец,
оскорбить меня такими обидными подозрениями?! Но спешу отвечать на
обвинения ваши. Не застали вы меня, Иван Петрович, вчера потому, что я
вдруг и совсем неожиданно позван был к одру умирающей. Тетушка Евфимия
Николавна преставилась вчера вечером, в одиннадцать часов пополудни. Общим
голосом родственников избран я был распорядителем всей плачевной и
горестной церемонии. Дел было столько, что я и поутру сегодня не успел
увидеться с вами, ниже уведомить хоть строчкой письма. Скорбею душевно о
недоразумении, вышедшем между нами. Слова мои о Евгении Николаевиче,
высказанные мною шутливо и мимоходом, приняли вы в совершенно противную
сторону, а делу всему дали глубоко обижающий меня смысл. Упоминаете о
деньгах и выказываете о них свое беспокойство. Но, не обязуясь, готов
удовлетворить всем вашим желаниям и требованиям, хотя здесь, мимоходом, и
не могу не напомнить вам, что деньги, триста пятьдесят рублей серебром,
взяты мною у вас на прошлой неделе на известных условиях, а не
заимообразно. В последнем же случае непременно бы существовала расписка. Не
снисхожу до объяснений касательно остальных пунктов, изложенных в вашем
письме. Вижу, что это недоразумение, вижу в этом вашу обычную скорость,
горячность и прямоту. Знаю, что благодушие и открытый характер ваш не
позволят оставаться сомнению в сердце вашем и что, наконец, вы же сами
протянете первый мне руку вашу. Вы ошиблись, Иван Петрович, вы крайне
ошиблись!
Несмотря на то что письмо ваше глубоко уязвило меня, я первый, и
