яться хоть на тень сомнения.
- Неточка! - закричала Александра Михайловна, бросаясь ко мне. - Но
нет, не говори, не говори! Я не знаю, что это было, как это было... боже
мой, боже мой!
И она зарыдала, закрыв лицо руками.
- Но нет! этого быть не может! - закричала она опять. - Вы ошиблись.
Это... это я знаю, что значит! - проговорила она, пристально смотря на
мужа. - Вы... я... не могла, ты меня не обманешь, ты меня не можешь об-
манывать! Расскажи мне все, все без утайки: он ошибся? да, не правда ли,
он ошибся? Он видел другое, он ослеплен? да, не правда ли? не правда ли?
Послушай: отчего же мне не сказать всего, Аннета, дитя мое, родное дитя
мое?
- Отвечайте, отвечайте скорее! - послышался надо мною голос Петра
Александровича. - Отвечайте: видел или нет я письмо в руках ваших?..
- Да! - отвечала я, задыхаясь от волнения.
- Это письмо от вашего любовника?
- Да! - отвечала я.
- С которым вы и теперь имеете связь?
- Да, да,да! - говорила я, уже не помня себя, отвечая утвердительно
на все вопросы, чтоб добиться конца нашей муке.
- Вы слышали ее. Ну, что вы теперь скажете? Поверьте, доброе, слишком
доверчивое сердце, - прибавил он, взяв руку жены, - поверьте мне и разу-
верьтесь во всем, что породило больное воображение ваше. Вы видите те-
перь, кто такая эта... девица. Я хотел только поставить невозможность
рядом с подозрениями вашими. Я давно все это заметил и рад, что наконец
изобличил ее пред вами. Мне было тяжело видеть ее подле вас, в ваших
объятиях, за одним столом вместе с нами, в доме моем, наконец. Меня воз-
мущала слепота ваша. Вот почему, и только поэтому, я обращал на нее вни-
мание, следил за нею; это-то внимание бросилось вам в глаза, и, взяв бог
знает какое подозрение за исходную точку, вы бог знает что заплели по
этой канве. Но теперь положение разрешено, кончено всякое сомнение, и
завтра же, сударыня, завтра же вы не будете в доме моем! - кончил он,
обращаясь ко мне.
- Остановитесь! - сказала Александра Михайловна, приподымаясь со сту-
ла. - Я не верю всей этой сцене. Не смотрите на меня так страшно, не
смейтесь надо мной. Я вас же и призову на суд моего мнения. Аннета, дитя
мое, подойди ко мне, дай твою руку, так. Мы все грешны! - сказала она
дрожащим от слез голосом и со смирением взглянула на мужа, - и кто из
нас может отвергнуть хоть чью-либо руку? Дай же мне свою руку, Аннета,
милое дитя мое; я не достойнее, не лучше тебя; ты не можешь оскорблять
меня своим присутствием, потому что я тоже, тоже грешница.
- Сударыня! - закричал Петр Александрович в изумлении, - сударыня!
удержитесь! не забывайте!..
- Я ничего не забываю. Не прерывайте же меня и дайте мне досказать.
Вы видели в ее руках письмо; вы даже читали его; вы говорите, и она...
призналась, что это письмо от того, кого она любит. Но разве это доказы-
вает, что она преступна? разве это позволяет вам так обходиться с нею,
так обижать ее в глазах жены вашей? Да, сударь, в глазах жены вашей?
Разве вы рассудили это дело? Разве вы знаете, как это было?
- Но мне остается бежать, прощения просить у нее. Этого ли вы хотели?
- закричал Петр Александрович. - Я потерял терпение, вас слушая! Вы
вспомните, о чем вы говорите! Знаете ли вы, о чем вы говорите? Знаете
ли, что и кого вы защищаете? Но ведь я все насквозь вижу...
- И самого первого дела не видите, потому что гнев и гордость мешают
вам видеть. Вы не видите того, что я защищаю и о чем хочу говорить. Я не
порок защищаю. Но рассудили ли вы, - а вы ясно увидите, коли рассудите,
- рассудили ли вы, что, может быть, она как ребенок невинна! Да, я не
защищаю порока! Я спешу оговориться, если это вам будет очень приятно.
Да; если б она была супруга, мать и забыла свои обязанности, о, тогда бы
я согласилась с вами... Видите, я оговорилась. Заметьте же это и не ко-
рите меня! Но если она получила это письмо, не ведая зла? Если она ув-
леклась неопытным чувством и некому было удержать ее? если я первая ви-
новатее всех, потому что не уследила за сердцем ее? если это письмо пер-
вое? если вы оскорбили вашими грубыми подозрениями ее девственное, бла-
гоуханное чувство? если вы загрязнили ее воображение своими циническими
толками об этом письме? если вы не видали этого целомудренного,
девственного стыда, который сияет на лице ее, чистый, как невинность,
который я вижу теперь, который я видела, когда она, потерянная, измучен-
ная, не зная, что говорить, и разрываясь от тоски, отвечала признанием
на все ваши бесчеловечные вопросы? Да, да! это бесчеловечно, это жесто-
ко; я не узнаю вас; я вам не прощу этого никогда, никогда!
- Да, пощадите, пощадите меня! - закричала я, сжимая ее в объятиях. -
Пощадите, верьте, не отталкивайте меня...
Я упала перед нею на колени.
- Если, наконец, - продолжала она задыхающимся голосом, - если б, на-
конец, не было меня подле нее, и если б вы запугали ее словами своими, и
если б бедная сама уверилась, что она виновата, если б вы смутили ее со-
весть, душу и разбили покой ее сердца... боже мой! Вы хотели выгнать ее
из дома! Но знаете ли, с кем это делают? Вы знаете, что если ее выгони-
те, то выгоните нас вместе, нас обеих, - и меня тоже. Вы слышали меня,
сударь?
Глаза ее сверкали; грудь волновалась; болезненное напряжение ее дошло
до последнего кризиса.
- Так довольно же я слушал, сударыня! - закричал наконец Петр Алек-
сандрович, - довольно этого! Я знаю, что есть страсти платонические, - и
на мою пагубу знаю это, сударыня, слышите? на мою пагубу. Но не ужиться
мне, сударыня, с озолоченным пороком! Я не понимаю его. Прочь мишуру! И
если вы чувствуете себя виноватою, если знаете за собой что-нибудь (не
мне напоминать вам, сударыня), если вам нравится, наконец, мысль оста-
вить мой дом... то мне остается только сказать, напомнить вам, что нап-
расно вы позабыли исполнить ваше намерение, когда была настоящая пора,
настоящее время, лет назад тому... если вы позабыли, то я вам напомню...
Я взглянула на Александру Михайловну. Она судорожно опиралась на ме-
ня, изнемогая от душевной скорби, полузакрыв глаза, в неистощимой муке.
Еще минута, и она готова была упасть.
- О, ради бога, хоть в этот раз пощадите ее! Не выговаривайте послед-
него слова, - закричала я, бросаясь на колени перед Петром Александрови-
чем и забыв, что изменяла себе. Но было поздно. Слабый крик раздался в
ответ словам моим, и бедная упала без чувств на пол.
- Кончено! вы убили ее! - сказала я. - Зовите людей, спасайте ее! Я
вас жду у вас в кабинете. Мне нужно с вами говорить; я вам все расска-
жу...
- Но что? но что?
- После!
Обморок и припадки продолжались два часа. Весь дом был в страхе. Док-
тор сомнительно качал головою. Через два часа я вошла в кабинет Петра
Александровича. Он только что воротился от жены и ходил взад и вперед по
комнате, кусая ногти в кровь, бледный, расстроенный. Я никогда не видала
его в таком виде.
- Что же вам угодно сказать мне? - проговорил он суровым, грубым го-
лосом. - Вы что-то хотели сказать?
- Вот письмо, которое вы перехватили у меня. Вы его узнаете?
- Да.
- Возьмите его.
Он взял письмо и поднес к свету. Я внимательно следила за ним. Через
несколько минут он быстро обернул на четвертую страницу и прочел под-
пись. Я видела, как кровь бросилась ему в голову.
- Что это? - спросил он у меня, остолбенев от изумления.
- Три года тому, как я нашла это письмо в одной книге. Я догадалась,
что оно было забыто, прочла его и - узнала все. С тех пор оно оставалось
при мне, потому что мне некому было отдать его. Ей я отдать его не мог-
ла. Вам? Но вы не могли не знать содержания этого письма, а в нем вся
эта грустная повесть... Для чего ваше притворство - не знаю. Это, пока-
мест, темно для меня. Я еще не могу ясно вникнуть в вашу темную душу. Вы
хотели удержать над ней первенство и удержали. Но для чего? для того,
чтоб восторжествовать над призраком, над расстроенным воображением
больной, для того, чтоб доказать ей, что она заблуждалась и что вы безг-
решнее ее! И вы достигли цели, потому что это подозрение ее - неподвиж-
ная идея угасающего ума, может быть, последняя жалоба разбитого сердца
на несправедливость приговора людского, с которым вы были заодно. "Что ж
за беда, что вы меня полюбили?" Вот что она говорила, вот что хотелось
ей доказать вам. Ваше тщеславие, ваш ревнивый эгоизм были безжалостны.
Прощайте! Объяснений не нужно! Но, смотрите, я вас знаю всего, вижу
насквозь, не забывайте же этого!
Я вошла в свою комнату, едва помня, что со мной сделалось. У дверей
меня остановил Овров, помощник в делах Петра Александровича.
- Мне бы хотелось поговорить с вами, - сказал он с учтивым поклоном.
Я смотрела на него, едва понимая то, что он мне сказал.
- После, извините меня, я нездорова, - отвечала я наконец, проходя
мимо него.
- Итак, завтра, - сказал он, откланиваясь, с какою-то двусмысленною
улыбкой.
Но, может быть, это мне так показалось. Все это как будто мелькнуло у
меня перед глазами.
---------------------------------------------------------------------------
Впервые опубликовано: "Отечественные записки", 1849 (январь-февраль,
май), под названием "Неточка Незванова. История одной женщины". В жур-
нальной редакции повесть состояла из трех частей - "Детство", "Новая
жизнь" и "Тайна". При подготовке собрания сочинений 1860 г., учитывая,
что продолжения не последует, Достоевский превратил начало большого ро-
мана в повесть, убрал деление на части, ввел нумерацию глав, исключил
несколько эпизодов, вводивших новые лица для развития сюжета, и внес не-
которые сокращения.
