Ты должен знать, обречена ли я из-за этого.
Ледяные пальцы вцепляются в Сэмюэла С., терзают нити ткани. Огромная
студенистая медуза в океане страхов, которыми мир обволакивает тебя,
когда ты погружаешься все глубже и глубже. Но ты должен вырваться и по-
бежать. Изо всех сил. Прочь по лестничной площадке, вниз по ступеням,
вдоль по Strasse. Выпей залпом два литра кислого молока, чтобы улучшить
работу кишечника, попрощайся с хозяйкиными улитками, попрощайся с Графи-
ней. Прощайте, прощайте, ненормальные. Кто же доктор, а кто пациент. Где
же страхи. Вот они. Страхи повсюду.
Откройся Страхи твои внутри Пусть выйдут Ворота за ними запри А собе-
рутся Назад вернуться Беги Беги
- Сэм, ты не собираешься разговаривать. Ты, наверно, шокирован, да.
Прости, что я смеюсь, но слушай, я кусала и других мужчин. Странно, но
иногда выходила такая потеха, что я хохотала до упаду. Ты встревожен.
- Я встревожен.
- А мне, по-твоему, надо тревожиться.
- Не знаю.
- Я не чувствую себя больной, но, наверно, больна.
Шаги на лестничной площадке. Шарканье мимо двери. Герр Профессор с
верхнего этажа. Утренний поход за кубиками льда. Как-то раз Сэмюэл С.
столкнулся с ним в подъезде - он сообщил, что ставит опыты. Ищет лед,
который бы никогда не таял. Вроде спички, которая горела бы вечно. Раз-
бирается ли герр С. в науке. Hausfrau говорила, что он обучался в Гар-
варде. Герр Профессор объяснил, что кубики обычного льда служат в его
опытах контрольными экземплярами. Понимает ли его герр С. Герр С. понял.
Профессор удаляется, шаги все тише и тише, вверх, на чердак; он давно
погрузился в старческое слабоумие, но до сих пор блестяще говорит
по-древнегречески. Один или два раза они подробно обсуждали на этом язы-
ке что-то возвышенное, прямо на лестничной площадке. Hausfrau не могла
понять ни единого слова и шипела: "Тише" - из-за своей двери.
- Я писала своему отцу письма из университета, раздевшись догола, и
сообщала ему, в каком виде пишу. В голом виде. Не знаю, чувствую ли я
себя абсолютно нормальной. А ты, Сэм.
- Не знаю.
- Чего ты так закутался. Боишься, что я тебе его откушу.
- Может, у меня нет желания выступать основным блюдом после твоих за-
кусок.
- Ты рассуждаешь как ребенок, знаешь.
- Знаю.
- И ты доволен этим.
- Доволен.
- Я думаю, что ты к тому же и вуайер.
- Вполне может быть.
- Быть ребенком и извращенцем в твои годы не пристало. Не знаю, зачем
это я трачу время на чтение тебе нотаций. А впрочем, если уж у наших от-
ношений нет никакой перспективы, мы могли бы хоть дать друг другу совет.
- Яд.
- Обязательно. Ну и в каком смысле яд.
- Это то, что ты изрыгаешь на меня.
- Елки-палки. Давай сменим тему. Жаль, что я не знала, под каким уг-
лом ты смотришь на жизнь.
Сэмюэл С. тянется к своему бедру, чтобы смахнуть каплю крови. Ту же
окровавленную костяшку пальца подносит к носу и утирает бусинки холодно-
го пота. Застывает. Сфинкс, верховный псих, окаменевший любовник. Дове-
ренное лицо выдумщиц: богатых белокурых графинь и обнаженных крошек,
проводящих семинары. Распухший от гордости, к прискорбию, подкрепленной
принципами. Разросшийся до августейшего неудачника мирового масштаба.
Чтобы принять командование парадом ничтожеств: по Альпам, через Мюнхен,
минуя Париж; отплыть на плоту из Бреста, высадиться на побережье в
Нью-Джерси, чуть левее Стейтен Айленда и воздвигнуть на ближайшем болоте
Пантеон Бесславия, заросший камышом. Часовню, куда могли бы стекаться
друзья со всего мира, чтобы посидеть у его пьедестала и попросить проще-
ния за их земные богатства и процветание.
- О чем ты все время думаешь, странный Сэм.
- Я представляю себя президентом банка с капиталом в миллиард долла-
ров.
- А что, если бы я пришла за кредитом.
- Я дал бы тебе.
- Дал бы. Ой, чем все это кончится, Сэм.
- Чем-нибудь кончится.
- У меня в голове каша. Можешь дать мне какой-нибудь совет, а.
- Что ты хочешь услышать.
- Ну, например, что у меня не так.
- То, что я говорю, не имеет никакого значения.
Абигайль поднимается на ноги. Руки стиснуты в кулаки, вытянуты по
швам. Шелковистые завитки темно-коричневых волос в низу живота - ма-
ленькая подушечка, на которую можно положить голову.
- Хрен ты хвастливый. И не вздумай кому-нибудь рассказывать то, что я
тебе сказала.
- Ты считаешь, что об этом стоит рассказывать.
- Просто никогда и никому не говори, вот и все. Я знаю, что подобную
чушь любят выслушивать психиатры. Они упиваются этим. У них грязные мыс-
ли.
- Ты так думаешь.
- Я так думаю.
- Минуту назад ты просила о помощи.
- Правильно. Но ты же не можешь мне ее оказать. Ты берешь, но ты не
можешь давать. Я пугаю тебя, разве нет. Слушай, хочешь услышать новость.
Ты тоже начинаешь пугать меня. Пускай я чокнутая, но ты, ты - чудовище.
Ты ничего обо мне не знаешь. Вообще ничего. Пойми это. Ты понял.
- Понял.
- Хорошо, если понял. И ты считаешь, что между нами с отцом что-то
было.
- Я ничего не говорил. Я понял. Я ничего о тебе не знаю.
- Правильно, не знаешь. А мы с отцом любим друг друга. Боже мой, Сэм,
боже мой. У тебя есть что-нибудь выпить. Я очень прошу.
Сэмюэл С., в простыне, направляется в ванную. Перешагивает через че-
тырех маленьких муравьев, обследующих кусочек Bratwurst, недожеванный
шестнадцать не столь веселых дней назад, во время полоскания в ванне.
Дружно навалившись, муравьи волокут его к себе - запасаются продо-
вольствием на зиму. Я полез под умывальник, представляя, что, пока рука
тянется в отверстие чугунного пьедестала, оттуда ужалит змея.
Абигайль протягивает руку за выпивкой, касается его руки. Подносит
стакан к губам, выпивает залпом. Возвращает стакан за второй порцией
виски. Сэмюэл С. берет бутылку за горлышко, льет. Она запрокидывает го-
лову. Стакан пуст. Утренний свет искрится в ее слезах.
Сэмюэл С. сидит- штук сорок шишек на один большой живот. Абигайль,
качнув грудью, подается вперед, чтобы поставить пустой стакан на стол.
Густые темные брови приподняты, губы плотно сжаты, машинально накручива-
ет на палец прядь волос. Сдвинув ноги, она встает с постели. Достает из
переметной сумы свое нижнее белье. Встряхивает легким черным шелком. Ог-
лядывается на Сэмюэла С.
- Не смотри, как я буду одеваться.
Воет сирена на соседней фабрике. Семь часов: странный, ароматно-удуш-
ливый запах просачивается сквозь закупоренные окна. Топки в котельной
загружены, и дымовые трубы пробуждаются к жизни. Абигайль, в замшевых
ботинках, стоит перед щербатым зеркалом и водит по волосам расческой.
Поднимает свою сумку, перекидывает ремень через плечо - рядом с ней в
луче солнечного света вскипает столб пыли, - застывает в дверном проеме.
- Прощай. Прости за увечье.
- Ты знаешь, что нужно сказать в трамвае.
- Знаю. Einmal zur Oper, bitte.
- Sehr gut.
- Хотелось бы, чтобы в наших отношениях было побольше солнечного све-
та. Я пришлю тебе открытку. Знаешь. А, ладно. Прощай.
На кухне Сэмюэл С. сварил себе кофе. Оперся локтями на деревянную
разделочную доску около плиты. Мечтает. Порубить бы тут лук и чеснок и
нашпиговать ими конину для нежности. Именно так нашпиговал он своими
принципами полное фиаско. Выпустил то, что особенно хочется удержать.
Как всегда, опаздывает сказать: останься. Ее сердце просто бы с треском
захлопнулось перед моим носом. А в былые времена имелись друзья: было
кого навещать по субботам - отогреваться от холодного мира.
Вместо того Чтоб плясать одному Одетому В пояс из кобры И муфту Из
шерсти верблюда
Понедельник, прохлада, чистое небо, сияние солнца. Воспоминание о
том, как он прижимается к ее маленькому крепкому заду. Сэмюэл С. прини-
мал ванну: теплые воды омывали грудь, лизали мочки ушей. После того как
рана была тщательно промыта и обработана, он взял курс на восток. Сделал
три мили вниз по течению реки Вена - едва различимая, она бежала по бе-
тонному руслу и исчезала под Нашмаркт. Проследовал мимо Оперы, по запру-
женной толпой Кернтнерштрассе. Заказал чашку кофе и рогалик в том самом
кафе, где он познакомился с Абигайль.
В три часа он позвонил Графине. Она сообщила, что слишком измучена и
издергана для очной ставки. Сэмюэл С. сказал, что он может перезвонить в
это же самое время. В будущем году. Церковный колокол пробил четыре, он
сел в 71-й трамвай, который закружил по улицам, названным в честь фило-
софов. За
подстриженные кусты, окаймляющие опрятные зеленые газоны. Надо было
заронить свое семя в Абигайль.
В этот вторник, девятого августа, Сэмюэл С. вошел во внутренний дво-
рик дома герра Доктора. Моросит мелкий дождь, начавшийся еще вчера днем,
когда Сэмюэл С. бродил по Центральному кладбищу. Мрачный был день: все
время перед глазами - далекий купол крематория. Прогуливался по пустын-
ным дорожкам еврейской части кладбища, мимо разрушенной церкви, стен с
оспинами от пуль, отполированных гранитных надгробий с выбоинами от ос-
колков снарядов. Шел дождь. Он наблюдал за двумя женщинами, которые воз-
водили стену: они перемешивали цементный раствор, клали кирпичи, слизы-
вали стекавшие с носа капли дождя. Закатанные рукава открывали их
сильные загорелые руки. Такая жена могла бы сдвинуть гору. И свернуть
тебе шею. А потом, в День поминовения усопших, купить цветы в цепочке
ларьков у массивных кладбищенских ворот и возложить их на твою могилу. В
конце концов обретешь покой на этом квадратном километре смерти: все мо-
гилы заросли кустами, маленькие деревянные кресты сгнили - осталось пус-
тое место. И как это только приходит в голову снимать с неприятелей
белье и перепродавать им же по нитке.
Сэмюэл С. дотронулся до кепки и прошел мимо Hausbesorger герра Докто-
ра, выглядывающей из своего крохотного оконца, - она держала на руках
кошку и водила пальцем по ее приплюснутому носу, между огромных желтых
глаз.
На нижней площадке лестницы, возле статуи Святой Девы Марии он произ-
нес Gesundheit и еще раз коснулся кепки; тут уже послышалось осуждающее
цоканье языком - чье-то лицо высунулось во двор из двери прачечной. Вена
была построена из камней с прослойкой из глаз.
На мгновение задержаться у двери герра Доктора. Так бережно нес сюда
одну мечту - и вот огонек с шипением побежал по ее запалу. Взрыв. Озаре-
ние. Платформа Северного вокзала такое же подходящее местечко для мечта-
ний, как и любое другое. Передай герру Доктору, который стоит у окна и
смотрит в сад за домом, свои кошмары.
- Что случилось, Док. Почему вы стоите. Обычно вы сидите за своим
письменным столом. Кто-то следит за вами оттуда, из сада. Я слышал, в
Вене - великая чистка среди докторов, тех, что запрашивают за работу
слишком много.
- Вы садитесь, герр С.
- Обязательно, Док. Сегодня у меня определенно есть для вас несколько
интересных новостей. Которые с самой субботы витали вокруг варолиева
моста, а теперь столпились прямо над девятым и пятым нервами, теми, что
вы демонстрировали на черепе налима, помните. Итак. Это случилось. И я
отверг первую бесплатную бабу. Она предлагала себя без дополнительных
условий и соблазняла меня всю ночь напролет. Вы слушаете, Док. Я еще со-
бирался рассказать вам об одной грандиозной мечте. Эй, вы чем-то встре-
вожены. Вам следует выкурить сигару. На ваши гонорары это можно себе
позволить.
- Герр С.
- Was ist, Док.
- Я бы предпочел, чтобы вы не говорили со мной по-немецки. Герр паци-
ент.
- Стоп. Что-то не так, Док.
- Да, герр пациент.
- Может быть, вы услышали, что я создаю союз "Пациенты за снижение
гонораров врачей". Так-так.
- Я собираюсь вам кое-что сообщить, герр пациент, и я хочу, чтобы вы
меня правильно поняли. Вы в высшей степени умный человек, и я уверен,
