действенность этих средств, в то, что после того, как его болезнь была
приостановлена, он был вылечен, прощен, избавлен от состояния, худшего,
чем состояние медленной смерти. Но увы! Как только он перестал заботиться о
себе, онемение вновь начало распространяться. Затем наступило резкое
ухудшение. Внезапно он обнаруживает, что за его спиной_- пока он утратил
бдительность и не был настороже_- его семья отстранилась от него. Они
отнюдь не хотели делить с ним его беду_- куда там. Они хотели избавиться от
него, вернуться к той жизни, которой жили прежде.
Поэтому они решили вновь упрятать его в лепрозорий. Но после того,
как его посадили в самолет_- кстати говоря, самолетов в его родной стране
тоже не было,- он заперся в туалетной комнате с таким чувством, словно его
лишили наследства и не объяснили причин, и вскрыл вены на запястьях.
Кавинант с широко раскрытыми глазами словно бы со стороны
слушал самого себя. Он бы с радостью заплакал над судьбой человека, о
котором рассказывал, если бы это можно было сделать, не жертвуя
собственной защитой. Но он не мог заплакать. Вместо этого он тяжело
сглотнул и вновь отдался во власть движущей его инерции.
-_Я расскажу тебе еще кое-что о шоке культуры. В любом мире есть
свои особенные способы покончить с жизнью самоубийством, и гораздо легче
убить себя каким-нибудь непривычным методом. Я так и не смог вскрыть себе
вены. Я слишком много читал об этом_- и слишком много об этом говорил.
Эти "слишком" просто отпечатались во мне. Я бы не мог сделать это как
следует. Но я мог бы отправиться в тот мир, куда ушел этот человек, выпив,
например, чаю с беладонной и не испытывая при этом тошноты. Потому что я
недостаточно хорошо знаю об этом. В этом есть что-то смутное, что-то
неясное_- поэтому не совсем фатальное.
Итак, этот бедный человек в туалете сидел более часа, глядя, как кровь
стекает в раковину. Он не пытался призвать кого-то на помощь, пока внезапно
не осознал, что собирается умереть, хотя он и так уже мертв, как если бы
накануне выпил чая с белладонной. Тогда он попытался открыть дверь, но был
уже слишком слаб. И он не знал, какую кнопку нажать, чтобы вызвать
помощь. В конце концов его нашли в гротескной позе с ободранными
пальцами, словно он... Словно он пытался проползти под дверь. Он...
Кавинант не мог продолжать. Скорбь сдавила ему горло, и некоторое
время он сидел молча, глядя, как вода с каким-то жалобным звуком струится
мимо. Он чувствовал себя больным и слишком отчаявшимся, чтобы выжить;
он не мог поддаться этому соблазну. Затем до его сознания дошел голос
Морестранственника. Великан мягко спросил:
-_Так значит, поэтому ты не любишь рассказывать истории?
Кавинант вскочил, охваченный внезапной яростью.
-_Эта ваша Страна пытается убить меня!_- свирепо прошипел он.-
Она... Вы принуждаете меня к тому, чтобы я покончил с собой! Белое Золото!
Берек! Духи! Вы творите со мной такие вещи, которых я не могу перенести. Я
совсем не такой_- я живу в ином мире. Все эти... Соблазны! Проклятье! Я
прокаженный! Неужели вы не понимаете этого?
Взгляд великана и горящий взгляд Кавинанта надолго встретились, и
сочувствие в глазах Морестранственника заставило Кавинанта утихомириться.
Он стоял, вцепившись в край борта, в то время как великан устало и печально
смотрел на него. Кавинант увидел, что он его не понимает; "проказа" была
словом, которое, казалось, не имело в Стране никакого смысла.
-_Давай!_- сказал Кавинант с болью в голосе.- Смейся над этим.
Радость в ушах того, кто слушает.
Однако великан доказал, что он все же понимает кое-что. Сунув руку
под куртку, он вытащил кожаный сверток, развернув который, обнаружил
перед Кавинантом большой кусок тонкой гибкой шкуры.
-_Здесь,- сказал он,- ты увидишь много подобного, прежде чем
расстанешься со Страной. Это клинго. Великаны завезли его в Страну много
лет назад_- но я избавлю нас обоих от труда рассказывать,- он оторвал от угла
шкуры небольшой клочок и отдал его Кавинанту. С обеих сторон клочок
оказался липким, но легко передавался из рук в руки, не оставляя при этом
никаких клейких пятен.
-_Доверься ему. Положи свое кольцо на этот клочок и спрячь под
одеждой. Никто тогда не будет знать, что у тебя есть талисман Дикой Магии.
Кавинант тотчас же ухватился за эту идею. Стащив кольцо с пальца,
он положил его на клочок клинго. То крепко прилипло: он не мог стряхнуть
кольцо, однако без труда мог оторвать его. Кивнув самому себе, он положил
кольцо на кожу, затем расстегнул рубашку и прилепил клинго в центре груди.
Клинго надежно прикрепилось, не доставляя при этом Кавинанту никакого
неудобства. Быстро, словно стараясь не упустить представившуюся
возможность, он застегнул рубашку. К своему удивлению он, казалось, начал
ощущать вес кольца своим сердцем, но решил не обращать на это внимания.
Морестранственник аккуратно свернул клинго и убрал сверток под
куртку. Затем он снова быстро взглянул на Кавинанта. Тот попытался
улыбнуться в ответ, но его лицо, казалось, было способно изображать лишь
оскал. Наконец он отвернулся и вновь уселся на носу лодки, наблюдая за ее
ходом и "переваривая" то, что сделал для него Морестранственник.
Поразмышляв некоторое время, он вспомнил про каменный нож
Этиаран. Нож делал возможным самодисциплину, в которой Кавинант остро
нуждался. Он перегнулся через борт лодки, чтобы увлажнить лицо, затем взял
нож и усердно сбрил бакенбарды. Растительности на лице была уже
восьмидневной, однако острое, гладкое лезвие выбрило его щеки и шею,
ничуть не поранив его при этом. Но он уже отвык от подобных упражнений,
отвык от риска; мысль о возможности пораниться до крови заставила его
сердце затрепетать. Потом он начал понимать, как срочно ему надо вернуться в
свой реальный мир и восстановить свои навыки прежде, чем он окончательно
утратит способность выживать, будучи прокаженным.
Позднее в этот день пошел дождь, и легкая морось испещрила
поверхность реки, раздробив отражение неба на мириады осколков. Водяная
пыль, словно из пульверизатора, орошала его лицо, медленно стекая на
одежду, так что наконец ему стало так сыро и неуютно, словно он промок
насквозь. Но он мирился с этим, впав в какое-то монотонное забытье,
размышляя о том, что выиграл и что потерял, спрятав свое кольцо.
Наконец день пошел на убыль. Тьма возникла в воздухе незаметно,
словно дождь просто стал темнее, и в сумерках Кавинант и великан мрачно
поужинали. Великан был так слаб, что едва мог бы самостоятельно принять
пищу, но с помощью Кавинанта заставил себя неплохо поесть и выпить
немного "глотка алмазов". Затем и тот, и другой вновь замолчали.
Кавинант был рад наступлению темноты; она избавила его от
возможности видеть всю изможденность великана. Перспектива провести ночь
на сыром полу лодки вовсе не привлекала его, и, скорчившись у борта, мокрый
и продрогший, он попытался расслабиться и уснуть.
Через некоторое время Морестранственник стал напевать слабым
голосом:
Камень и море крепко связаны с жизнью,
Они_- два неизменных
Символа мира:
Одно_- постоянство в покое,
Другое_- постоянство в движении,
Носители Силы, которая Сохраняет...
Казалось, он черпал силы в этой песне, с ее помощью безостановочно
передвигая лодку против течения, направляя ее на север, словно не было в
мире такой усталости, которая могла бы заставить его поколебаться.
Наконец дождь прекратился; завеса облаков медленно разорвалась. Но
Кавинант и великан не нашли облегчения в просветлевшем небе. Над
горизонтом, подобно кляксе, поставленной дьяволом, стояла луна на
поруганном звездном фоне. Она окрасила окружающую местность в цвет
сырого мяса, наполнив все вокруг какими-то странными исчезающими
формами малинового цвета, напоминающими призраков немыслимых убийств.
От этого цвета исходила какая-то гнилостная эманация, словно Страна
освещалась неким злом, некой отравой. Песня великана стала пугающе слабой,
почти неслышной, и даже сами звезды, казалось, шарахались с пути, по
которому двигалась луна.
Однако рассвет принес омытый солнечным светом день, не
омрачаемый ни единым намеком или воспоминанием о мерзком пятне. Когда
Кавинант поднялся и осмотрелся вокруг, то прямо к северу увидел горы. Они
простирались на восток, где на вершинах самых высоких из них все еще лежал
снег; однако горная цепь резко обрывалась в том месте, где она встречалась с
рекой Белой. До гор, казалось, было уже рукой подать.
-_Десять лиг,- хрипло прошептал великан,- против такого течения
потребуется не меньше половины дня.
Внешний вид великана наполнил Кавинанта острым страхом.
Морестранственник с пустым взглядом и обвисшими губами был похож на
труп. Борода его казалась более седой, словно за одну ночь он постарел на
несколько лет, и ручеек слюны, которую он не в силах был контролировать,
бежал из угла его рта. Пульс в его висках был едва заметен. Но рука, держащая
руль, оставалась так же крепка, как будто она была выточена из того же
прочного, обветренного непогодой дерева, и лодка уверенно шла по волнам
реки, все более неспокойной.
Кавинант двинулся на корму, чтобы попытаться помочь. Он вытер
великану губы, затем приподнял бурдюк с "глотком алмазов" так, чтобы
Морестранственник мог напиться. Что-то похожее на улыбку тронуло губы
великана, и он произнес, тяжело дыша:
-_Камень и море. Быть твоим другом непросто. Переправлять тебя
вниз по течению проси другого перевозчика. Те места назначения годятся для
более сильных душ, чем моя.
-_Ерунда,- сдавленно сказал Кавинант.- За это о тебе сложат песни.
Как ты думаешь, это стоит того?
Великан попытался ответить, но усилие заставило его отчаянно
закашляться, и ему пришлось уйти в себя, сконцентрировать угасающий огонь
своего духа на руке, сжимающей руль, и на движении лодки.
-_Ничего, ничего,- мягко сказал Кавинант.- Каждый, кто помогает
мне, неизменно кончает так же_- усталостью до изнеможения_- по той или
иной причине. Если бы я был поэтом, я сам сложил бы о тебе песню.
Молча проклиная свою беспомощность, он покормил великана
дольками мандарина, не оставив для себя ни кусочка. Когда он смотрел на
Морестранственника_- огромное существо, отринувшее сейчас все, даже
всякие признаки чувства юмора и собственного достоинства, словно это были
только придатки, все, кроме способности вызывать ценой самопожертвования
силу, причин которой Кавинант понять не мог,- когда он смотрел на великана,
то чувствовал себя в каком-то иррациональном долгу перед ним, словно ему
навязывали путем обмана, не обращая ни малейшего внимания на его согласие
или несогласие, получение ростовщического процента с его единственного
друга.
-_Каждый, кто помогает мне,- пробормотал он снова. Он поднял цену,
которую люди Страны готовы были заплатить за него, до устрашающих
размеров.
Наконец, не в силах более выносить это зрелище, он вернулся на нос и
стал смотреть на громады гор вокруг тоскливым взглядом, проворчав:
-_Я этого не просил.
"Неужели я настолько ненавижу самого себя?"_- требовательно задал
он себе вопрос. Однако единственным ответом на него было хриплое дыхание
Морестранственника.
Так прошла половина утра, и время, появляющееся из непроницаемой
субстанции, отмерялось лишь этими хриплыми вздохами великана, похожими
на удары мясника по туше. Окружавший лодку пейзаж застыл, словно
подобравшись для прыжка в небо. Горы стали выше и более зазубрены; вереск
и индийская смоковница, покрывавшие равнины, постепенно уступили место
жесткой, более похожей на низкорослый кустарник траве и изредка
встречавшимся кедрам. А впереди за холмами горы становились все выше с
каждым изгибом реки. Теперь Кавинант мог видеть, что западная оконечность
горной цепи круто обрывалась, переходя в плато, образуя как бы лестницу,
ведущую в горы,- высота плато достигала, вероятно, двух или трех тысяч
