ПОЭТ. Ну что мне тебе на это сказать? Я виноват перед тобой, АНЕТТА...
АНЕТТА. Ай, для чего мужчине каяться? Чтобы грешить и не маяться. Сто раз мы
слышали уж это: я виноват перед тобой.
ПОЭТ (сатанея). Ты не дослушала меня. Ты возишься со мной, как с каплуном,
который нужно начинить к обеду. То так перевернешь, то этак, то ущипнешь, а то
подержишь над огнем, еще минута, - и нож в меня воткнешь. А я кручусь в твоих
руках, брыкаюсь... Я виноват перед тобой, Анетта: мне почему-то неохота быть
каплуном.
_
Она пытается поднять его с кресла.
_
АНЕТТА. Я плед хочу стряхнуть... Привстаньте. (Достает плед.) А вы пока
попрыгайте, поприседайте. Подумайте про геморрой. (Уходит.)
_
Поэт начинает приседать, сначала неохотно, потом входит в раж.
_
ПОЭТ.
_____
Вы откуда, господа?
Из подземного мы царства,
К вам идем мы, как гонцы,
С сетью тайны и коварства,
Полуволков, полулисиц,
Нас прежде гнали из столиц,
Теперь окончены мытарства, -
И мы идем мучить людей -
И будем сечь,
И снова будем сечь детей,
Нить интриг пуская в ход,
Мы ведем свою атаку,
Нанимая всякий сброд,
Чтоб самим не лазать в драку.
Души многих между вас
В наших видах уж развиты,
Будут скоро ради нас
Школы светские закрыты.
Мы будем сечь! Мы будем сечь!
Мы снова будем сечь детей!..
______
Входит Анетта.
_
АНЕТТА. Вот молодец. И публика довольна: есть на что приятно посмотреть. А
собачка и вправду спит, как убитая. Я ей сегодня опять дала лекарство.
ПОЭТ (садится в кресло). Какое?
АНЕТТА. А то, что вам прописано. Сначала я на кобеле проверила, потом сама
приняла и тогда только вам дала. Я всегда в лекарствах очень осторожна. Мне в
детстве говорила мать: лучше ничего не принимать. Организм, если правильно его
направлять, сам будет жить, а если им не дорожить, там не помогут никакие
лекарства.
ПОЭТ (пьет). Принеси что-нибудь закусить.
АНЕТТА. Легко сказать...
ПОЭТ. И сделать совсем не трудно. Я не особенное что-то прошу, а что-нибудь. И
собаку неси.
АНЕТТА. Вы что, оглохли! Спит собака.
ПОЭТ. Спящую неси. Я по ней соскучился. Пусть здесь где-то рядом поспит. Мне
твое общество порядком надоело, пора его разбавить кем-нибудь.
АНЕТТА. Вы лучше бы вино разбавили...
ПОЭТ. Иди!
АНЕТТА. Уже в пути. (Уходит.)
ПОЭТ. Черт тебя подери. Нет, длительное женское соседство невозможно...
Поэт засыпает. Из-за спинки кресла появляется Двойник. Он значительно моложе,
а в остальном очень похож на Поэта.
ДВОЙНИК. Если нет любви.
ПОЭТ (вздрогнув, открывает глаза, изумленно разглядывает Двойника, тот тоже с
интересом смотрит на него). Ты кто?
ДВОЙНИК. Жилец.
ПОЭТ. Какой жилец? Сосед?
ДВОЙНИК. Можно сказать и так... Сосед. Ближайший.
ПОЭТ. С какой стороны?
ДВОЙНИК. А как когда. Иногда с правой, иногда с левой.
ПОЭТ. Как ты попал сюда?
ДВОЙНИК. Через дверь.
_
Двойник оглядывает комнату, очевидно, что он здесь впервые. Выглядывает в
дверь, выходит даже на просцениум. Возможность свободно двигаться слегка
пьянит его, он пошатывается, делает неожиданные резкие повороты, иногда
кружится на месте, иногда подпрыгивает... Вернувшись в комнату, он заглядывает
под кровать, под стол, выглядывает в окно.
_
ПОЭТ. Не ври. Входная дверь должна быть закрыта. Анетта! Анетта!
ДВОЙНИК. Не надо. Не зови. Анетта крепко спит и видит сон, такой же, как и ты.
ПОЭТ. Я вижу сон?
ДВОЙНИК. Конечно, спишь и видишь во сне меня. Я очень благодарен тебе за это.
ПОЭТ. Постой... А что ты бегаешь? Чего ты хочешь?
ДВОЙНИК. Хочу успеть все рассмотреть. Я страшно засиделся. Уж не один десяток
лет, как ты не открывал у сердца дверцу. И я совсем уж было потерял надежду
когда-то выйти из тебя. Это что? (Открывает окно, выглядывает наружу.)
ПОЭТ (растерянно). Окно... Как будто...
ДВОЙНИК. Что за окном?
ПОЭТ. Наш огород.
ДВОЙНИК. У тебя есть огород? А я не знал. Ты никогда о нем не вспоминал.
ПОЭТ (постепенно смелея). За кого ты меня принимаешь? Кто держит в сердце
огород? Возможно, такой дурак, как ты?..
_
Присев на скамеечку для ног, Двойник стаскивает несколько листков со стола.
_
ДВОЙНИК. Зачем ты меня оскорбляешь? Не спеши. Ты обо мне так мало знаешь.
(Читает рукопись.) А я так много о тебе.
_
Пауза.
_
ПОЭТ. А зачем ты роешься на моем столе? Оставь бумаги.
ДВОЙНИК. Милый мой, я роюсь потому, что ты сам этого желаешь. (Деловито.)
Давай-ка все это аккуратно соберем, положим в кучу и СОЖЖЕМ. Не возражаешь?
_
Пауза.
_
ПОЭТ (задумчиво). Ну, положим, не все... Там была дельная одна страничка.
ДВОЙНИК. Какая?
ПОЭТ. Не знаю. Поищи. И остальное можно и нужно доработать.
ДВОЙНИК (читает). "Несмотря на непостижимую популярность моего имени, несмотря
на одобрение стольких выдающихся людей и похвалы..." Как славно!
ПОЭТ. Нет, не эта. Рви.
ДВОЙНИК. Подожди. Мне интересно.
ПОЭТ. А я сказал: в огонь!
_
Поэт пытается забрать у Двойника листок.
_
ДВОЙНИК. Уж коли ты меня выпустил, я буду делать и то, чего желаю сам, а не
только то, чего хочешь ты. Согласись, что это справедливо. Потерпи. По-моему
все здесь довольно складно и красиво. (Поэт, устало махнув рукой, наливает
себе вина. Двойник читает.) "Несмотря на мою непостижимую популярность..."
ПОЭТ. Дальше!
ДВОЙНИК. "И похвалы, расточаемые мне даже в театре, я не скрываю от себя
некоторых неудобств, оттого, что я не академик". Не понимаю. То есть, понимаю,
но не совсем. Ты пишешь в прозе? И в театре такое нынче читают? Интересно, чья
же это роль? (Читает.) "Я теряю теперь то особенное уважение, которым так или
иначе пользуются члены академии"... Ах, вот уже дошел до дела... "Мое тело
будет лишено тех торжественных почестей, которые она определила своим умершим
членам, почестями, над которыми притворно смеется тот, кто им завидует, и на
которые публика смотрит довольно равнодушно". Извини, я ни черта не понимаю.
Объясни. Ты хочешь почестей или не хочешь?
ПОЭТ. Дай сюда!
ДВОЙНИК. Постой, это моя работа.
ПОЭТ. Идиот!
ДВОЙНИК. Я слышу от идиота.
_
Поэт пытается снова забрать у него листок, они дерутся.
_
ГОЛОС АНЕТТЫ. Месье! Месье! Вы спите?
_
Двойник исчезает за спинкой кресла. Поэт падает на сиденье.
_
ПОЭТ. Нет.
_
Входит Анетта.
_
АНЕТТА. Я так и знала. А я вдруг в сон упала, как больная, и такое мне
почудилось во сне...
ПОЭТ. Собака где?
АНЕТТА. Какая собака?
ПОЭТ. Наша. Я велел ее принести.
АНЕТТА (подумав). Вы велели принести закуску, сударь. Я, может быть, и
сбрендила слегка, но не вполне. Вы будете закусывать собакой? Вот вам кусочек
сыра. Ешьте.
ПОЭТ (разглядывая кусок). И это все?
АНЕТТА. А что еще, месье? Для закуски достаточно вполне, тем более, что дело
глубокой ночью происходит. Желаете - могу дать хлеба. Напоминаю вам, что мы,
то есть вы, а я вместе с вами, - очень бедные люди. АИмогли быть богаче, если
не в десять раз, то уж, по крайней мере, вдвое, чем сейчас.
ПОЭТ. Не понимаю, хуже мне или лучше от твоей болтовни?..
АНЕТТА. На это я вам доложу, что таким испорченным людям, как вы, чем лучше,
тем хуже и чем хуже, тем лучше.
ПОЭТ. Да подожди, не тарахти. Если бы ты могла говорить умеренно, то цены бы
тебе не было.
АНЕТТА. А мне и так по сей день нет цены, поскольку я служу бесплатно.
Налейте, сударь, мне, уж будьте так добры. Я не могу прийти в себя от этого
кошмара. (Оглядывается.) Все мне мерещится, что должен он войти... Свят,
свят... Нам освятить бы надо все углы.
_
Она садится, оба пьют.
_
ПОЭТ. Кто он?
АНЕТТА. Вот слушайте. Почудилось мне, сударь, что в доме нашем где-то прячется
коварный искуситель... демон, который подбивает вас на страшные дела. Из места
пребывания он выйти сам не может и вы, то выпускаете его, то снова закрываете.
ПОЭТ. Ключом?
АНЕТТА. Уж я не знаю, чем. Вам самому видней.
ПОЭТ. А дальше что?
АНЕТТА. Вот неизвестно, что. Коли он победит, - весь дом сгорит.
_
Пауза.
_
Я полагаю, это вам намек.
ПОЭТ. Почему же мне, а не тебе?
АНЕТТА. А потому, что я, месье, не сочиняю ничего. И, если честно сказать,
считаю, что любые сочиненья - это дьявольское искушенье. Все ваши мужские
забавы. А сколько забавляться можно? Я, сударь мой, всегда, в отличие от вас,
предельно осторожна, - не балуюсь пером, а вы не знаю, что там нынче пишете,
но чувствую, ей-ей: играете с огнем.
ПОЭТ. Лизетта, милая Лизетта... Давай-ка чокнемся, и этот разговор замнем. Ты
постарела, милая моя.
АНЕТТА. Да уж, как вы, не молодею.
ПОЭТ. Ты раньше никогда меня за эти грешные дела не упрекала. Бывало, слушала
мои стихи, молчала и только в такт кивала головой, а если скучно становилось,
засыпала, а то, бывало, молча уходила... Я тут же рвал то, что читал без
сожаленья, и снова начинал, и снова будил и звал тебя. И оставлял лишь то,
чему ты улыбалась. Так что ж ты, милая, на старости так озверела и какое тебе
дело до того, чем я здесь занимаюсь?
АНЕТТА. Позвольте, сударь мой, напомнить, что я молчала не всегда. Я вам
частенько пела. И это, право же, грешно не вспомнить. Вы молча слушали и руки
потирали, потом просили повторить... Я снова начинала, а вы писали вслед за
мной. А до того, что вы скребете без меня пером, мне дела нет, я только думаю
про дом. Уж если он сгорит, мы по миру пойдем.
_
Она встает.
_
ПОЭТ. Постой.
АНЕТТА. Стою.
ПОЭТ. А ну-ка спой!
АНЕТТА. Сейчас я не хочу.
ПОЭТ. А если я прошу?
АНЕТТА. Вот так не просят, сударь мой. Когда припомните, как даму просят, я,
может быть, спою. (Уходит.)
ПОЭТ.
_____
Я слышу от Лизетты
Негласные советы,
Вещунья шепчет от души:
Ты, сударь, пой, а не пиши.
Наличье службы подходящей -
Большой соблазн для бедняка,
Но вспомни гнет руки платящей,
Будь то честнейшая рука.
Тому ведь бедность не в обиду,
Чью лиру сам готов АМУР
Настроить вновь, когда ФЕМИДА
Ее расстроит чересчур.
Я слышу от Лизетты негласные советы.
Вещунья шепчет от души:
Ты, сударь, пой, а не пиши.
Старик-дитя, лишась свободы,
В конторе будущей своей
Сложить ты не посмеешь оды
Под звоны денежных ларей.
Пускай бы ты лишь друга славил -
Злорадным приговор глупца
Ему б твой стих в вину поставил,
Тебя ж возвел бы в чин льстеца.
Я слышу от Лизетты негласные советы.
Вещунья шепчет от души... (Засыпает.)
______
Из-за кресла появляется Двойник.
_
ДВОЙНИК.
_____
Тут мой оракул добавляет:
"Еще одна опасность есть, -
Любовь дистанций ведь не знает,
Но дружбе их не перенесть.
Свободный дух всех благ нам краше,
Он искони Лафитом чтим.
И ты, с богатством сблизив чаши,
За равноправье выпей с ним".
_____
ПОЭТ. Искуситель...
ДВОЙНИК. Фи, зачем ты повторяешь слова глупой, старой девки? Это, право же,
стыдно для видавшего виды мужчины. Если и является в этот мир искуситель, в
чем я сильно сомневаюсь... я человек трезвый... Но, если предположить, что
такое бывает...
ПОЭТ. Ну?!
ДВОЙНИК. Ты нетерпелив, и это твой главный порок. Если уж ты так рвешься в
театр, что, по-моему, совсем не твое дело, то все-таки учти, что главное в
этом вертепе не слова, за которые хорошо платят, если десяток - другой дураков
их начнут повторять, а тысячи других, не более умных, согласятся слушать, а
то, что кроется за словами. Пауза. Умей ее держать.
_
Пауза.
_
ПОЭТ. Можешь выпить.
ДВОЙНИК. Я не пью. Я человек трезвый и не верю ни в искусителя, ни в ангелов.
Но, если бы такое было, то искуситель явился бы женщиной, а ангел - мужчиной.
Ну на что я, в самом деле, могу тебя искусить? Разве что на ночные поллюции?
Но и они, как доказали врачи, происходят непроизвольно.
ПОЭТ. Прикоснешься к моим бумагам, - разобью твою голову подсвечником,
ДВОЙНИК. Фи! Я и забыл про них. Я, как и эта баба, ни в грош не ставлю твою
писанину. Только в этом я на нее похож. А ты уже во всем похож на старую бабу.
