Старкиена, - у тебя есть семья?
- Теперь уже нет, Оран, - ответил Адок своим обычным бесстрастным
голосом. - Мой сын вырос, а моя жена вернулась обратно в женское
поселение.
- Ты бы хотел пойти с Джимом? - спросил Император.
- Я... - За все время, которое Джим знал его, Старкиен, впервые,
казалось, потерял дар речи. - Я не привык желать или не желать чего-то,
Оран.
- Если я прикажу тебе отправиться с Джимом и Ро и оставаться с ними
до конца жизни, - проговорил Император, - ты подчинишься с охотой?
- Да, Оран, - сказал Адок.
Император выпустил руку Джима.
- Тебе понадобится Адок, - сказал он ему.
- Спасибо, Оран.
Ро вновь схватила Джима за руку.
- До свидания, Оран. До свидания, Словиэль, - сказала Ро.
И в ту же секунду они оказались у взлетной площадки, на которой Джим
оставил свой корабль с полком Старкиенов.
Когда они приблизились, то увидели, что у самого корабля, как
часовой, стоит Гарн. Он быстро повернулся к Джиму.
- Рад вас видеть, сэр, - сказал он.
Внезапно Джим почувствовал, что все вновь начинает кружиться перед
его глазами. Собрав всю свою волю, он заставил себя прийти в чувство и как
раз услышал, как Адок говорит Гарну:
- Высокородный Вотан и принц Галиан мертвы, - кратко пересказывал
события Адок. - Было также убито три Старкиена. Высокородный Словиэль
занял место Вотана. Ты и твои люди должны явиться к Императору.
- Да, - вставил Джим.
- Сэр! - сказал Гарн и исчез.
Внезапно они очутились внутри корабля - Джим, Ро и Адок. И еще раз у
Джима помутилось в голове, когда Ро бережно помогла ему улечься на
подушках.
- Что это?.. Адок! - услышал он голос Ро, но прозвучал он как бы
издалека, словно с другого конца длинного коридора, по которому он
скользил все быстрее и быстрее, удаляясь от нее. Он сделал над собой
огромное усилие, и вызвал в уме сначала картину космического порта на
Альфе Центавра III, а затем путь от этого космического порта до Земли, с
которой он пришел. Это было его последнее усилие - с этого момента корабль
все сделает сам. Исходя из тех знаний, которые Джим почерпнул в учебном
центре, он не сомневался, что они достигнут Земли, согласно тому
изображению, которое он вызвал у себя в сознании.
На мгновение он перестал сопротивляться и стал скользить все дальше и
дальше от Ро по этому огромному туннелю. Но ему надо было еще кое-что
сделать. С трудом он боролся против наступающего беспамятства, пытаясь
вернуться к Ро, хотя бы на секунду.
- Галиан перед смертью сжег мне бок, - прошептал он. - Сейчас я
умираю. Поэтому ты должна будешь говорить вместо меня, Ро. Там, на Земле.
Скажи им все...
- Но ты не умрешь! - Ро заплакала, с силой обхватив его руками. - Ты
не умрешь... ты не...
Но даже несмотря на то, что она держала его, Джим стал скользить без
всякой надежды на возвращение вниз по этому туннелю - все дальше и дальше,
в полный мрак.
3
Когда, наконец, Джим открыл глаза и увидел свет после своего долгого
блуждания во тьме, он с трудом узнал образы и очертания предметов вокруг
себя. Он чувствовал себя так, словно был мертв в течение долгих лет.
Постепенно, однако, он начал видеть лучше. Чувства возвращались к нему.
Джим понял, что лежит на какой-то поверхности, намного тверже, чем подушки
Высокородных, и что потолок, на который он смотрит, белого цвета, хотя с
каким-то странным серым оттенком и очень низкий.
Сделав над собой усилие, он повернул голову и увидел рядом с собой
небольшой столик, несколько стульев и белый экран, который обычно ставится
в больницах. Кроме того, в эту единственную небольшую комнату через окно в
дальнем ее конце проникал желтый солнечный свет, которого он раньше не
замечал. Через это окно он мог видеть только небо - голубое небо с
маленькими белыми облачками, разбросанными по нему. Джим лежал, глядя на
это небо, и старался сообразить, что же случилось.
Совершенно очевидно, он находился на Земле. Это значило, что по
меньшей мере пять дней он провел в бессознательном состоянии. Но если он
был на Земле, почему он находился здесь? И где это - здесь? И где Ро и
Адок, не говоря уже о корабле?
Джим лежал неподвижно и думал. Через некоторое время внезапно он
вспомнил про правый бок, который сжег ему Галиан. Боли он не чувствовал.
Заинтересованный, он откинул простыни, задрал голубую пижаму, которая была
на нем, и исследовал свою кожу. Насколько он мог видеть, тело выглядело
так, словно он никогда не был ранен.
Джим вновь одернул пижаму, натянул простыни и откинулся назад. Он
чувствовал себя хорошо, только немного слабо, как после долгого сна. Он
вновь повернул голову и взглянул на маленький столик у кровати. На его
обычной пластиковой поверхности стоял стакан с остатками плавающего в нем
льда и маленькая коробка с салфетками. Значит, он действительно находился
в больнице. Это было не удивительно, если бы он был действительно тяжело
ранен умирающим Галианом. Но раны не было.
Он продолжал свой осмотр. Под верхней поверхностью столика находилась
еще полка - вертикальная доска, к которой был прикреплен телефон. Он
поднял трубку и прислушался, но никаких гудков не услышал. На удачу, он
попробовал набрать несколько цифр, но телефон оставался мертв. Он положил
трубку на место и внезапно увидел рядом с аппаратом кнопку, на которой
было написано "СЕСТРА".
Он нажал кнопку.
Ничего не произошло. Подождав минут пять, он вторично нажал на
кнопку, и еще раз.
Почти сразу же, через несколько секунд, дверь распахнулась, Но,
однако, вошла не девушка в белом халате и шапочке, которую он ожидал
увидеть, - в дверях появился молодой мускулистый человек, чуть пониже
ростом самого Джима, с широченными плечами, одетый в белые облегающие
брюки и белый свитер.
Он подошел к кровати, посмотрел на Джима, не произнося ни одного
слова, и склонился, взяв Джима за левое запястье. Подняв его кисть, он
стал считать пульс, глядя на свои часы.
- Я вполне здоров, - сказал ему Джим, - Что это за больница?
Мужчина-санитар, кем он, казалось, был, издал горлом какой-то
непонятный звук. Окончив считать, он уронил кисть Джима на кровать и
повернулся к двери.
- Эй, подождите! - сказал Джим, внезапно садясь.
- Лежите на месте! - сказал человек глубоким, хриплым голосом. Он
торопливо открыл дверь и выскользнул из палаты, захлопнув ее за собой.
Джим скинул простыни и соскочил с кровати одним быстрым, уверенным
движением. Он сделал по направлению к двери три шага и схватился за ручку,
но его пальцы лишь заскользили по гладкому, неподвижному металлу, когда он
попытался повернуть ее. Дверь была заперта.
Он еще раз потряс ручку, затем отступил назад. Первым его импульсом,
вызванным сразу же, как только его ум пробудился и начал работать в полную
силу было стучать в эту дверь, пока кто-нибудь не придет. Но вместо этого
он стоял и задумчиво смотрел на нее.
Палата, в которой он находился, стала все меньше походить на
больничную и все больше на такое место, где держат буйных умалишенных. Он
быстро повернулся и подошел к окну. То, что он увидел, только подтвердило
его подозрения. Невидимая с постели, все окно покрывала толстая решетка,
находящаяся дюймах в четырех от оконного стекла. Эта решетка выглядела
относительно тонкой, но, несомненно, была достаточно прочной, чтобы
обезопасить от исчезновения пациентов, если у них не было необходимых
орудий.
Джим выглянул из окна вниз, но то, что он увидел, ничего ему не
сказало: под окном простиралась зеленая лужайка, вокруг которой росли
высокие сосны. Они были достаточно высокими, чтобы скрыть то, что
находилось за ними.
Джим вновь повернулся и задумчиво подошел к своей постели. Через
минуту он улегся и укрылся простыней.
С терпением, которое уже стало его вторым внутренним "я", он
приготовился ждать.
Прошло, по меньшей мере, несколько часов. Затем, безо всякого
предупреждения, дверь открылась и вошел тот же санитар, за которым
следовал человек небольшого роста, лет около пятидесяти, с узким лицом и
абсолютно лысый, в белом врачебном халате. Они вместе подошли к постели, и
человек в халате посмотрел на Джима.
- Все в порядке, - сказал он, поворачиваясь к санитару. - Вы мне
больше не понадобитесь.
Санитар вышел, захлопнув за собой дверь. Врач, так как ничем иным он
быть не мог, взял Джима за руку и сосчитал его пульс.
- Да, - сказал он через минуту, как бы сам себе. Он отпустил руку
Джима, откинул простыни, поднял вверх пижаму и осмотрел правый бок.
Внезапно он начал ощупывать пальцами бок то там, то здесь, Джим весь
напрягся.
- Больно? - спросил врач.
- Да, - бесстрастно сказал Джим.
- Гм... это интересно, - сказал доктор, - ...если это правда.
- Доктор, - спокойно сказал Джим, - что-нибудь не в порядке со мной -
или с вами?
- Нет, с вами все в порядке, - сказал врач, опять одергивая пижаму и
накрывая его простыней, - но я - не верю в это. Единственное, во что я
могу верить, это в то, что я видел собственными глазами, а именно, в
большую перфорацию на вашем правом боку.
- Во что же тогда вы не верите? - спросил Джим.
- Я не верю, что на этом месте у вас была выжженная огнем рана двух
дюймов в ширину и шести в длину, - пояснил врач. - Да, я видел по
телевизору ваш корабль, и я знаю, что мне сказала девушка, но я в это не
верю. Во-первых, с такой раной, которую она мне описала, вы были бы мертвы
еще задолго до того, как прилетели сюда. А, во-вторых, я могу поверить
только в небольшую ранку, которая заживает без всяких видимых шрамов. Но
вы не убедите меня, что такое может получиться при большой ране.
- А разве необходимо вас убеждать? - мягко спросил Джим.
- Нет, - сказал врач. - А, следовательно, меня это не беспокоит. Я
могу только дать свое заключение, что сейчас вы совершенно здоровы - и я
им так и передам.
- "Им"? - спросил Джим.
Врач посмотрел на него.
- Доктор, - спокойно сказал Джим, - непонятно почему, но, по-моему, у
вас обо мне сложилось плохое мнение. Это - ваше дело. Но я думаю, что
отнюдь не ваше дело держать своего пациента в неведении относительно того,
где он находится и кто в этом принимает участие. Вы говорили о девушке,
которая рассказала вам обо мне? Скажите, она не ждет сейчас за дверью?
- Нет, - ответил врач. - Что же касается ваших вопросов, я могу
сказать, что сюда вас поместили люди из Правительства Мира. Мне было
сказано, чтобы я ни о чем не говорил с вами, если это не будет иметь
отношения к лечению. Лечения моего вам больше не требуется, а,
следовательно, мне не о чем с вами разговаривать.
Он повернулся и пошел к двери.
Взявшись за ручку, он, казалось, начал испытывать какие-то угрызения
совести, потому что вновь повернулся к Джиму.
- Они пришлют к вам одного человека после того, как я доложу, что вы
окончательно выздоровели, - сказал он. - Вы сможете задавать ему любые
вопросы, какие сочтете нужным.
Он еще раз отвернулся от Джима, нажал на ручку и обнаружил, что дверь
заперта. Он стал стучать по ней кулаком и кричать кому-то, по всей
видимости человеку, находившемуся на другом конце коридора.
Через минуту дверь осторожно открыли. Врачу было разрешено
выскользнуть в самое маленькое отверстие. Тут же дверь хлопнула и щелкнул
замок.
На этот раз ждать ему пришлось недолго. Прошло не более двадцати
