тропинке к пропасти, куда свалили продукцию американских мастеров, якобы ни
на что уже более не пригодную, как только служить моделью каких-то вшивых
амулетов. Вот так они и правят нами: не жестокостью, а утонченным,
искусным, бесконечным коварством. Господи! Мы - варвары в сравнении с ними,
- понял Чилдан. - Мы не более, чем деревенские простофили, перед лицом их
безжалостной логики. Пол ведь не говорил - и так и не сказал мне - что наше
искусство не имеет никакой ценности, он заставил меня самого признать это.
и какая в конце концов ирония в том, что ему досадно высказанное мною.
Мягкий, цивилизованный жест, которым он выразил скорбь по высказанной мной
самим же правде".
"Он сломал меня", - почти вслух подумал Чилдан. Но, к счастью,
сдержался. Как и прежде, эта мысль осталась в глубине его мозга,
обособленная и затаенная, предназначенная только для него одного. - "Он
унизил меня и всю мою расу, а я совершенно беспомощен. У меня нет
возможности отомстить ему за то. Мы побеждены, но побеждены, как и я, так
тонко, так искусно, что едва ли способны постичь свое поражение. По сути,
нам нужно подняться на гораздо более высокий уровень развития, чтобы
понять, что это уже случилось. Какое еще нужно доказательство права японцев
господствовать над другими народами?" Он почувствовал, что смеется, скорее
всего, от такого вывода. "Да, - подумал он, - здорово, лучше любого
анекдота. Его нужно запомнить, попозже посмаковать, даже рассказать его. Но
кому? Вот вопрос. Анекдот слишком личный для того, чтобы кому-нибудь
рассказать. В углу кабинета есть урна. Туда эту штуку, это захваченное
"Ву", ювелирную безделушку. Смог бы я это сделать? Смог бы вышвырнуть ее со
всем этим прямо на глазах у Пола?"
Сжимая в кулаке коробку, он обнаружил, что даже не сможет выбросить
ее. "Я не должен, - подумал он, - если хочу еще раз увидеться со своим
приспешником-японцем. Черт бы их пробрал, я не в силах освободиться от их
влияния, даже под властью минутного импульса. Моя непосредственность куда-
то пропала". Пол внимательно смотрел на него, не требуя объяснений: было
достаточно одного того, что он не уходил. "Он поймал мою совесть в капкан,
протянул невидимую струну от этой штуковины в моем кулаке через руку прямо
к моей душе. Наверное я слишком долго прожил рядом с ними. Слишком поздно
откалываться от них, возвращаться к жизни среди белых людей".
- Пол... - выдавил из себя Роберт Чилдан.
Голос его скрипнул, он это заметил, в нем не осталось твердости,
уверенности, он не звучал.
- Да, Роберт.
- Пол, мне стыдно.
Комната завертелась перед его глазами.
- Почему же, Роберт?
Голос его был внимателен, но бесстрастный. Он исключал всякое
сочувствие.
- Пол, одну минуту...
Он извлек заколку, она стала от пота скользкой.
- Я горжусь этой работой, а об этом хламе, об этих талисманах не может
быть и речи. Я отказываюсь.
И снова было совершенно неясно, как же прореагировал не это молодой
японец.
Он просто весь обратился в слух, выражая на лице только стремление
понять Чилдана.
- И тем не менее я вам благодарен, - продолжал Чилдан.
Пол поклонился.
Роберт Чилдан ответил тем же.
- Люди, которые сделали это, - сказал Чилдан, - это гордые
американские художники, и я с ними. Предложить нам выбросить свои творения
на свалку для производства амулетов - это для нас оскорбление, за что вам
придется извиниться.
Последовала невероятно долгая пауза.
Пол внимательно обозревал его, слегка подняв одну бровь и изогнув
тонкие губы.
Улыбается?
- Я требую, - сказал Чилдан.
И все. Больше он был не в силах нести эту взваленную им самим на себя
ношу. Оставалось просто ждать.
Но ничего не происходило.
"Пожалуйста, - взмолился он. - Помоги мне".
- Простите мое высокомерие, - сказал Пол.
Он протянул руку.
- Все в порядке, - ответил Роберт Чилдан.
Они пожали друг другу руки.
Спокойствие окутало душу Чилдана: "Я пережил это, и со мной ничего не
случилось. Теперь все кончено. Слава богу: он еще существовал в нужный для
меня момент. В другое время все могло получиться для меня иначе. Смогу ли я
еще хоть раз отважиться на подобное? Скорее всего - нет".
Ему стало грустно. Миг - будто выплыл на поверхности и почувствовал
себя свободным от тяжкого бремени.
"Жизнь коротка, - подумал он. - Искусство там, еще что-то, но не
жизнь, существует долго, бесконечно извиваясь, как бетонная лента шоссе,
плоская, белая, и ничто не может ее выпрямить, чтобы по ней не проезжало,
хоть вдоль, хоть поперек. А вот я стою здесь, но дольше уже нельзя".
Повернувшись, он засунул продукцию фирмы "ЭдФренк" в карман пиджака.
Глава 12
- Мистер Тагоми, к вам мистер Ятабе, - сказал мистер Рамсей.
Он отошел в угол кабинета. Вперед вышел хрупкий пожилой джентльмен.
Протянув руку, мистер Тагоми сказал:
- Рад встретиться с вами лично, сэр. Легкая сухая старческая ладонь
скользнула в его руку. Рука было принята и тут же почтительно и осторожно
отпущена.
"Надеюсь, - подумал Тагоми, - ничего не сломано". Он смотрел в лицо
пожилого джентльмена и нашел его весьма приятным: твердый и ясных дух,
никакого тумана в восприятии. Определенно, яркое проявление всех стойких
древних традиций. Лучшее из качеств, которыми мог бы обладать старик. И тут
же он обнаружил, что стоит лицом к лицу с генералом Тадеки, бывшим главой
Имперского генерального Штаба.
- Генерал, - сказал он и отвесил низкий поклон.
- Где же третья сторона? - спросил генерал Тадеки.
- Сейчас прибудет, - ответил мистер Тагоми. - Он проинформирован лично
мной в номере гостиницы.
В голове у него стоял грохот. Он сделал несколько шагов назад,
согнулся и вряд ли был в состоянии снова разогнуться.
Генерал сел. Мистер Рамсей, все еще не ведая истинного значения
старика, услужливо помог ему сесть, не выказывая особого почтения. Мистер
Тагоми нерешительно сел в кресло лицом к генералу.
- Теряем время, - сказал генерал. - Очень жаль, но этого не избежать.
- Конечно.
Мистер Тагоми кивнул.
Прошло десять минут. Никто из них не заговаривал.
- Простите меня, сэр, - в конце концов обеспокоенно сказал мистер
Рамсей. - Я пойду, если во мне нет необходимости.
Мистер Тагоми кивнул, и мистер Рамсей вышел.
- Чаю, генерал? - спросил мистер Тагоми.
- Нет, сэр.
- Сэр, - сказал мистер Тагоми, - я должен признаться, что мне страшно.
Что-то жуткое мне чувствуется в этой встрече.
Генерал склонил голову.
- Мистер Бейнес, которого я принял, - продолжал мистер Тагоми, и
которого приглашал к себе домой, заявил, что он швед. Однако, при ближайшем
рассмотрении я убедился, что на самом деле это в некотором роде
высокопоставленный немец. Я говорю об этом потому что...
- Продолжайте, пожалуйста.
- Спасибо, генерал. Его лихорадочное состояние, связанное с этой
встречей, побуждает меня сделать вывод о том, что это связано с
политическими сдвигами в Рейхе.
Мистер Тагоми не стал упоминать о другом факте: о том, что ему
известно, как генерал не смог прибыть в заранее установленное время.
- Сэр, - отозвался генерал, - теперь не стоит строить догадки. Не та
информация.
Серые его глаза отечески светились. В них не было никакой злобы.
Мистер Тагоми переварил упрек.
- Сэр, мое присутствие на этой встрече - простая формальность, чтобы
сбить с толку нацистских ищеек?
- Естественно, - сказал генерал. - Мы заинтересованы в поддержании
определенной легенды. Мистер Бейнес - представитель одной из стокгольмских
фирм, чисто деловой человек. А я - Синиро Ятабе.
Мистер Тагоми подумал: "А я - мистер Тагоми. Такова моя участь".
- Несомненно, наци следят за всеми перемещениями мистера Бейнеса, -
сказал генерал.
Он положил руки на колени, сидя совершенно прямо... как если бы,
подумал мистер Тагоми, он принюхивался к далекому, едва уловимому запаху
кухни.
- Но чтобы разоблачить его, они должны пользоваться законными
методами. В этом и заключается подлинная цель: не введение и их в
заблуждение, а соблюдение формальностей в том случае, если выявится, кто он
такой на самом деле. Вы понимаете, что, например, для того, чтобы задержать
мистера Бейнеса, им придется сделать больше, чем просто пристрелить его,
что они могли бы сделать, если бы он приехал, ну, скажем безо всякого
прикрытия.
- Понимаю, - сказал мистер Тагоми.
"Похоже на игру, - решил он, ибо склад мышления наци известен. Значит,
предполагается, что я буду полезен".
На столе зажужжал интерком. Раздался голос мистера Рамсея:
- Сэр, мистер Бейнес здесь. Пригласить его к вам?
- Да! - прокричал мистер Тагоми.
Дверь открылась, и вошел мистер Бейнес, изысканно одетый, отутюженный,
весь с иголочки. Лицо решительное, сосредоточенное.
Генерал Тадеки встал и повернулся к нему. Мистер Тагоми тоже поднялся.
Все трое раскланялись.
- Сэр, - обратился мистер Бейнес к генералу. - Я - капитан Рудольф
Вегенер из Военно-Морской контрразведки Рейха. Вы должны понять, что я
никого здесь не представляю, кроме самого себя лично и некоторых анонимных
лиц, не представляю я также никакого ведомства или бюро правительства
Рейха.
- Герр Вегенер, - ответил генерал, - я понимаю, что вы никоим образом
не можете приписать себе представительство любого из подразделений
правительства Рейха. я сам здесь являюсь неофициальной приватной стороной,
которая благодаря прежнему положению в Императорской Армии, можно сказать,
имеет доступ к тем кругам в Токио, которые хотели бы услышать все, что вы
сочтете необходимым сообщить.
"Удивительный разговор, - подумал мистер Тагоми, - но отнюдь не
неприятный, в нем даже есть что-то музыкальное, освещающая легкость".
Все сели.
- Без всяких предисловий, сказал мистер Бейнес, - мне хотелось бы
проинформировать вас и тех, к кому вы имеете доступ, что в Рейхе в стадии
развития имеется некая программа под названием "Левензани". Одуванчик.
- Да, - сказал генерал.
Он кивнул, будто уже знал об этом, однако мистер Тагоми подумал, что
он с нетерпением ждет продолжения рассказа мистера Бейнеса.
- "Одуванчик" прежде всего включает в себя пограничное столкновение
между Средне-Западными и Тихоокеанскими Штатами.
Генерал кивнул, чуть-чуть улыбнувшись.
- Войска США будут атакованы и перейдут в контрнаступление, перейдут
границу и привлекая на себя регулярные войска США, расположенные
поблизости. Войска США располагают подробными картами, где указано
расположение войск Средне-Западной армии. Это шаг первый. Шаг второй
включает в себя заявление Германии относительно этого конфликта. На помощь
США будет послан отряд парашютистов-добровольцев. Однако все это - только
маскировка.
- Да, - сказал генерал, поглощенный рассказом.
- Основной целью операции "Одуванчик", - продолжал мистер Бейнес, -
является грандиозное атомное нападение на японские острова без какого-либо
предварительного предупреждения.
Сказав это, он надолго замолчал.
- С целью уничтожения императорской семьи, сил самообороны, большей
части императорского флота, гражданского населения, промышленности,
естественных ресурсов, - продолжил генерал Тадеки, - после чего заморские
владения будут поглощены Рейхом.
Мистер Бейнес молчал.
- Что еще? - спросил генерал.
Казалось, что мистер Бейнес потерял дар речи.
- Дата, сэр, - сказал генерал.
- Все может измениться, - ответил мистер Бейнес, - вследствие смерти
