широким, ужасающе широким.
- Стрелка у тебя не короче, чем дубинка, - сказал Раган, не скрывая
восхищения. - Но не станешь же ты выпускать ее в полет? Не хотел бы я видеть
рыцаря, в которого она вонзится!
У шайнарцев были легкие доспехи, обычно скрытые под простыми куртками. Но
перед сражением они облекали себя и своих коней в тяжелую броню.
- Слишком длинна для стрельбы с лошади, - пробурчал Масима. Шрам -
треугольник на темной его щеке, искаженной усмешкой, - усиливал
презрительный оскал его лица. - Добрый панцирь на груди воина остановит и
стрелу с трехгранным острием, ежели не пустить ее с пяти шагов. А коли
первый твой выстрел не поразит его, враг намотает твои кишки себе на локоть!
- Вот именно, Масима! - Раган уже немного расслабился, видя в небе лишь
пустоту. Ворон, уже убитый, был, видно, одиночкой. - Но с этим двуреченским
луком, готов об заклад биться, тебе незачем так близко подходить.
Масима открыл было рот, но...
- А эти двое никак не устанут чесать погаными своими языками! - гаркнул
Уно. По левой стороне лица, где глаз был вышиблен в бою, сквозил вниз
длинный шрам, и лицо Уно казалось свирепым даже на шайнарский вкус. На пути
по горным оврагам в эти осенние дни он постоянно прикрывал пустую глазницу
шерстяной повязкой. Намалеванный на ней хмурящийся глаз, свирепый,
огненно-красный, отбрасывал, как пушинку, простецкий взгляд собеседника. -
Если не под силу вам не отвлекаться на всякую ерунду, то поглядим, может,
треклятая караульная служба сегодня вас охолонит маленько! - пригрозил Уно.
Раган и Масима под взглядом его красного глаза потупились. Он отругал
обоих еще и авансом, но едва повернул коня к Перрину Айбара, голос его стал
мягче:
- И ты все еще никого не видишь?
Говорил он не столь официально, как стал бы обращаться к командиру,
поставленному над Уно королем Шайнара или же Лордом Фал Дара, но все же умел
дать понять Перрину, что готов исполнить любое его приказание.
Зная о зоркости Перрина, шайнарцы ее принимали просто как данность, как
цвет его глаз, волос, кожи. Не зная и наполовину, как складывалась его
судьба, они как должное принимали Перрина Айбара таким, каким он к ним
пришел. А вернее - таким, каким они его представляли. Они, вероятно,
одобряли все, что видели, и таким, как видели. Твердили, что мир постоянно
меняется. Что все подвержено вращению желаний и обновлению. Если же глаза у
кого-то имеют некий невиданный прежде цвет, разве может сей факт иметь
собственный смысл?
- Она все ближе к нам, - сказал Перрин. - Вы увидите ее вот-вот. Вон там,
левее...
Он указал направление рукой, и Уно тут же подался вперед, так и
прицелившись прищуренным единственным глазом, а через минуту с сомнением
покачал головой:
- Проклятье, там, внизу, что-то движется!
Кто-то из пятерых согласился с ним и кивнул, бормоча что-то себе под нос.
Уно бросил на них взгляд своего одинокого глаза, и они принялись заново
изучать горы да небеса.
Перрин неожиданно догадался, отчего далекая всадница разряжена столь
пестро. На ней ярко-зеленая юбка выглядывала из-под огненно-алого плаща.
- Она из бродяг, из Народа Странников, - проговорил он обескураженно.
Никто, кроме бродяг-Лудильщиков, по собственной воле не стал бы
облачаться в наряды столь броских расцветок, а уж в таком причудливом
сочетании - только они.
Очень разных женщин приходилось его отряду встречать на пути, а иногда
сопровождать по горным тропам: нищенку в лохмотьях, что пробивалась пешком
сквозь снежную бурю; и довольную судьбой купчиху, которая тянула за повод
лошадок, нагруженных товарами; и надменную леди в шелках и меховых шубах,
поводья лошади которой были украшены красными кистями, а седло поблескивало
золотым орнаментом. Проводив женщину-нищенку, они вручили ей наполненный
серебром кошелек, - да и многовато в него всыпали серебра, подумал Перрин,
но промолчал. Не мог он знать, что очень скоро гордая леди подарит им за
подмогу кошелек, набитый доверху уже не серебром, а золотом. Женщины со
всевозможных ступеней общества, все поодиночке, из Тарабона, из Гэалдана,
даже из Амадиции. Угораздило же теперь столкнуться с дамочкой из Туата'ан!
- Это что же, распроклятая Лудильщица? - проревел Уно. Не смолчали и
остальные, не в силах скрыть свое изумление.
Раган покачал головой, и хохолок волос у него на макушке качнулся.
- Не может быть, чтоб Лудильщица тут была замешана. То ли она не
Лудильщица, то ли не та Лудильщица, которую нам должно встречать, - молвил
воитель Раган.
- Опять Лудильщики! - пробурчал Масима. - Трусы они, и больше никто!
Глаз Уно стал уже, чем дыра в наковальне. Учитывая второй красный глаз,
нарисованный на его зеленой повязке, он имел вид злодея из злодеев. - Трусы,
ты говоришь, Масима? - переспросил он вежливенько. - А если бы сам ты был
бабой, осмелился б ты прискакать сюда в одиночку и невооруженный, как
червяк?
Что всадница безоружна, все уже знали, - веря, что она и впрямь из народа
Туата'ан. Масима презрительно молчал, но шрам на лице у него распрямился,
как перед боем, и стал бледным.
- Да спалит меня Свет, если я на такое отважусь - одному выйти на путь. -
Раган усмехнулся. - И пусть я сгорю, если бы у тебя на это хватило мужества,
Масима!
Запахнув поплотнее свой плащ, Масима вглядывался в небеса с притворным
усердием.
- Свет ниспослал, чтоб проклятый пожиратель падали был тут всего один! -
пробормотал Уно.
Лохматая кобылка, пегая с белизной, медленно приближалась к отряду по
извилистой дороге, прокладывая путь между обнаженной землей и широкими
отвалами снега. Только раз кричаще разряженная всадница остановила свою
лошадь и долго всматривалась во что-то, лежащее на земле, затем натянула
капюшон плаща поглубже на голову и, тронув свою кобылу пятками, пустила его
медленной рысью.
Хватит думать о вороне! - одернул себя Перрин. - Забудь про убитую птицу
и скачи к нам поближе. дамочка! Ты, быть может, принесешь с собой те слова,
которые наконец соизволят отпустить нас отсюда. Если Морейн намерена
отпустить нас до весны. Чтоб ей сгореть!..
Вглядываясь в приближающуюся наездницу, он так и не мог решить, к кому
относится последняя его мысль: к Айз Седай или к Лудильщице, которая,
кажется, слишком уж возится.
Если она не свернет, то минует укрытие Перрина, оставив его в добрых трех
десятках шагов в стороне. Женщина глядела постоянно на дорогу, чтобы пегая
лошадка не споткнулась о валун, и если и приметила среди деревьев отряд
Перрина, то не подавала виду.
Перрин пятками тронул бока своего жеребца, и буланый, серебрясь шерстью,
грянул вперед, разбрасывая подковами снеговые пласты. Тогда Уно дал команду
спокойным тоном:
- Вперед!
Женщина еще не успела осознать присутствие встречных всадников, а
жеребчик Ходок был уже на полпути к скачущей женщине. Вздрогнув, всадница
дернула узду, пытаясь остановить свою кобылу. Она ошарашенно наблюдала за
воинами, съезжавшимися вокруг нее. Расшитый голубыми узорами, что назывались
"тайренским лабиринтом", ее полыхающий плащ, ослепляя всех, казался сияющим.
Женщина давно уже не была молода, волосы ее, не покрытые капюшоном, дерзко
тронула седина, но морщины еще не тронули ее лицо. Лишь горькие складки
появились у рта, ибо дама нахмурилась неодобрительно, пробежав взглядом по
оружию встречных мужчин. Быть может, она и растревожилась, столкнувшись с
воинами, вооруженными до зубов, в диком закоулке горной стороны, но виду не
подала. Руки ее спокойно опустились вдоль высокого и потертого, однако еще
крепкого седла. И страхом от нее не пахло.
А ну, прекратить! - приказал себе Перрин. И снизил свой голос до
куртуазной вежливости, дабы не дать женщине впасть в ужас:
- Уважаемая госпожа, позвольте представиться - Перрин, ваш покорный
слуга! Если вам не нужна наша помощь, пусть на пути вам поможет Свет.
Однако, если только Туата'ан не изменили своих путей, вы далековато
оказались от своих фургонов!
Прежде чем заговорить, она обвела взором всех шестерых воинов. Черные
глаза ее так и лучились доброжелательством, как принято у женщин
Странствующего народа.
- Мне нужно... Нужно разыскать одну женщину...
Заминка была краткой, но она была. Искала всадница не какую-то женщину, а
Айз Седай.
- Надеюсь, у нее есть имя? - спросил Перрин. В последние месяцы ему
слишком часто приходилось об этом спрашивать, и вряд ли ответ всадницы будет
иным, но коли железо не смазывать маслом и не протирать, то оно заржавеет.
- Зовут ее... Нередко ее называют просто Морейн. А мое имя - Лея.
Совершив учтивый поклон, Перрин продолжил речь:
- Мы будем вашей стражей на пути к Морейн, госпожа Лея. Развести костер
мы уж как-нибудь сумеем, если, конечно, не покинет нас удача, так что
трапеза ваша не останется холодной... - Он, однако, не тронул узду. - Но как
вам удалось нас найти?
Подобные вопросы ему приходилось задавать встреченным на дороге и прежде,
так как Морейн изволила всякий раз сама называть ему место встречи с той
вестницей, что должна была явиться. Ответ одной женщины всякий раз походил
на отчет ее предшественницы, но учинять им легкий допросик Перрин был просто
обязан. Пожав плечами, Лея неуверенно отвечала:
- Я не сомневалась... Я знала: погоню коня верной дорогой - непременно
встречу того, кто доставит меня к Морейн. Я знала... Знала, в общем, точно.
Мне нужно передать Морейн важные новости.
О каких новостях шла речь, Перрин интересоваться не стал. Женщины обучены
были передавать свои сведения только Морейн.
А Айз Седай говорит нам лишь то, что ей угодно сообщить. Он поразмыслил,
поискал решение. Ни одна Айз Седай лгать не станет, но правда, что говорят
Айз Седай, частенько не та правда, которую считаешь правдой ты. Поздновато,
однако, раздумывать, дружище! Или можно еще посомневаться.?..
- Нам нужно подняться вон туда, госпожа Лея! - он указал на дальнюю
вершину.
Возглавляемые Уно, шайнарцы вслед за Перрином и Леей стали подниматься по
склону горы. Бритоголовые из приграничья по-прежнему изучали небо столь же
пристально, как землю, а двое всадников, замыкающих отряд, старались, чтобы
на дороге оставалось поменьше следов. Легкой рысью продвигались путники
сквозь тишину, где цокот копыт был их провожатым, а иногда он превращался в
шелест и треск, когда их кони топтали снежный каст, и лишь изредка горная
тишь нарушалась рокотом и громом, когда отряд проскакивал голые полосы
заледенелой земли. Лея поглядывала искоса то на лицо Перрина, то на лук его,
то на боевой топор, но не проронила ни словечка. Под ее испытующими
взглядами воин держался в седле непрочно, а смотреть на женщину избегал.
Насколько это ему удавалось, он старался, чтобы люди незнакомые не видели
его глаз. Наконец Перрин вымолвил:
- Я сразу же догадался, кто вы, но увидеть посланницу Странствующего
Народа не ожидал...
- Злу можно противостоять и не творя насилия! - Слова ее, утверждающие
прописную истину, прозвучали легко, как на уроке чтения. Перрин смущенно
хмыкнул, но тут же забормотал, извиняясь:
- Неплохо, если бы все в мире было так, как учат у вас, госпожа Лея!
- Насилие, - проговорила Лея, не повышая голоса, - наносит вред не только
жертве, но и содеявшему его. Оттого-то мы и стремимся избежать встреч с
теми, кто замыслил против нас зло, - продолжила всадница, - чтобы их же
самих и уберечь от вреда, наносимого ими при этом себе самим. Ну, и себя,
разумеется, уберечь. Если всякий раз обнажать меч, отвечая на зло злом,
скоро забудешь, за какое же добро ты бьешься. С Тенью можно бороться лишь
