обесцвеченную гриву. - Подумайте же о том, где рождаются подобные слухи. В
Коричневой Башне и в Цитадели, обе из которых не очень-то дружелюбно
настроены к Повелителю в изгнании. Предоставите ли вы мне компенсацию за
утрату корабля по вине Орландис?..
- Я предлагаю вам следующее, - ответила Сутафиори, - остаток этого
дня, чтобы вы покинули воды Южной земли, и преследование со стороны моих
кораблей до Кель Харантиша, если вы нее поспешите.
Группа из Харантиша после этого покинула купол, и Сутафиори некоторое
время совершилась со священниками, прежде чем продолжила говорить.
- Я всех выслушала, - сказала она, - а сейчас буду выносить приговор.
Рурик подняла голову.
- За золото народа колдунов... или за землю Мелкати?
- Слушайте меня! - Голос Сутафиори пересилил шум. - Вот мое решение:
телестре Орландис больше нет.
Все заговорили наперебой, некоторые запротестовали.
- Телестре Орландис больше нет, - повторила она. - Земля должна
пустовать, пока снова не придет в себя, а затем будет поделена между
соседними телестре. Что касается людей... Аширен, если они не предпочтут
какую-либо иную телестре, я приму в качестве н'ри н'сут Керис-Андрете. На
аширен нет вины.
Закричал ребенок, и его успокоили. Две другие женщины плача
склонились над еще одним ребенком.
- Что касается солдат и взрослых Орландис, то они должны быть изгнаны
из Южной земли сроком на год, по истечении которого могут вернуться в
телестре, которые примут их в качестве н'ри н'сут или в церковь. - Ее
взгляд скользнул по рядам сидений. - Для Ханы Ореина Орландиса,
разоблаченного как участника заговора, нет меньшего наказания, чем смерть.
Рядом со мной встал Блейз н'ри н'сут Медуэнин. Его покрытая шрамами
половина лица была обращена ко мне; я не могла понять его выражения. -
Т'Ан Сутаи-Телестре, здесь есть кое-кто, кто невиновен.
Не сводя взгляда с Орландис, Сутафиори сказала:
- Они взрослые. Она - их с'ан. Это было на них ответственности - на
общей ответственности - следить за тем, чтобы она не разрушила телестре.
- А как же быть с еще не родившимся? - Страстно желая быть
убедительным, Блейз указал на Родион. - Вы хотите, чтобы эти ни в чем не
повинные родились вне своей земли? Т'Ан... как вы это объясните потом
аширен?
- Тогда так: пусть они родятся в стране и будут приняты как н'ри
н'сут какой-либо телестре или церковью, после чего их мать должна отбыть
назначенное ей время ссылки. И, - добавила она примирительно, - я не
сказала, наемник, что в ссылку должна отправиться лишь она одна.
Блейз тяжело опустился на сидение рядом со мной. Невысокая
светлогривая женщина встала, со всей ортеанской грациозностью прошла вдоль
ряда сидений, остановилась и взглянула на то место, где сидела Рурик.
Темнокожая ортеанка встала. Цепь, которой были скованы ее босые ноги,
звенела на камнях.
- Итак, Далзиэлле? - спокойно спросила она.
- Чтобы это зашло настолько далеко... - задумчиво покачала головой
Далзиэлле Керис-Андрете, Сутафиори, Т'Ан Сутаи-Телестре. - Разве имело
когда-либо значение то, что вы были амари и в ваших жилах течет кровь
золотых? Вы были лучшей по владению мечом и самой искренней подругой...
- А разве это изменилось? - осведомилась Рурик. - Я вела игру с
небольшой помощью извне. Мелкати - бедная провинция, а что для нее сделала
Т'Ан Сутаи-Телестре? Меньше, чем я. А я была Т'Ан командующий и Т'Ан
Мелкати... Но вы пренебрегали помощью, какую я могла бы оказать вам за
несколько зери земли. Придет день, когда вы об этом будете сожалеть, т'Ан.
- Послушайте меня, - сказала Сутафиори. - Вы не умрете, вы будете
изгнаны из Южной земли на весь остаток вашей жизни, и вам выжгут на лице
печать изгнания... я сделаю это сама! Вас будут называть "Рурик амари", и
если нога ваша ступит на землю Ста Тысяч, то вы до конца жизни станете
раскаиваться в этом в мрачных подземельях Цитадели.
Желтые глаза непоколебимо смотрели на нее.
- Я думаю, что будете сожалеть об этом.
- Возьмите ее, - приказала Т'Ан Сутаи-Телестре, - или я убью ее
собственными руками.
Я не смотрела на то, как ее выводили.
- Вам не поручено отправляться бог знает куда, - раздраженно сказал
Дэвид Мередит. - Нам нужно отбыть отсюда самое позднее в седьмой день
четвертой недели, а сегодня у нас пятый день...
- Я присутствовала в качестве наблюдателя, вот и все.
- Что же вы там такое наблюдали, ради бога?
- Об этом я уже сама себе спрашивала. - Я предполагала две возможные
причины его плохого настроения: Хакстон, вероятно, расспрашивал его насчет
моего отсутствия, а сейчас, когда я, наконец, вернулась, не рассказала
всей истории. - Одному лишь богу известно, как мне написать об этом в
отчете. Это как раз одна из тех запутанных ситуаций, Дэвид. Да вам это,
конечно, знакомо.
Он рассеянно посмотрел на прикрепленную к двери кабинета карту Южной
земли: мозаика Ста Тысяч, дикие просторы по другую сторону Стены Мира -
"Может, дикарка все еще находится в Кирриахе?" - подумала я - и загадочные
символы на опустошенной местности, состоявшие из оплавленной скальной
породы, представлявшие собой Мерцающую Равнину.
- Я очень хорошо это знаю, - наконец ответил он. - Сложно объяснить
это Департаменту, этим ублюдкам, никогда не покидавшим Земли.
В его тоне была нескрываемая горечь. Я с удивлением посмотрела на
него.
Я постепенно забыла, что кто-то еще кроме меня в Департаменте мог
иметь приобретенные в чужих мирах странности, и рассматривала его только
как незванного гостя. "Кто же он, этот Мередит?" - спросила я себя.
- Мне еще нужно обсудить некоторые моменты с Элиотами; большую часть
второй половины дня я проведу у них, внизу. - Он бросил на мой письменный
стол смятый лист бумаги. - Что касается меня, то не требуется упоминать об
этом деле в отчете. Я замещал вас, пока вы были больны. Но больше не
выкидывайте таких номеров.
Когда он ушел, я расправила лист. Это был мой отказ от выполнения
обязанностей посла. Я долго смотрела на него, прежде чем, наконец,
порвала.
- Кристи? - Марик просунула голову в дверь кабинета. - Что
случилось... вы больны?
- Я смертельно больна из-за чего-то. Не знаю точно, что это. - Я
прекратила теребить повязку на покрытой мозолями руке и встала, после чего
у меня вырвался стон. - Давай попьем чаю. Нет-нет, садись. Я его заварю
сама.
Она, тем не менее, прошла за мной на кухню, где в старой железной
печке горел небольшой огонь.
"Она все еще молодая девушка", - подумала я, глядя на эту юную,
невысокого роста, ортеанку со смуглой кожей, и вспомнила строптивого и
испуганного ребенка, которого ко мне в качестве л'ри-ан привел когда-то
Халтерн.
Дамари-На-Холме, Корбек, Стена Мира... А сейчас вот она ходила с
мечами Телук и вела себя поразительно естественно, как это свойственно
молодым жителям Южной земли.
- Что ты будешь делать? - спросила я. - Вернешься в Салатиэл?
- Еще нет. - Она взяла чайные чашки. Я говорила с Халтерном н'ри
н'сут Бет'ру-эленом. Он говорит, что, может быть, оставит меня при дворе,
при послах Короны.
Ее темные глаза прикрылись белыми мембранами, и мне было неясно,
удовольствие или беспокойство они выражали. Одна из ее паукообразных рук
легла на рукоятку меча.
- Он говорит, что у меня есть некоторый опыт.
Моя рука дрожала, и я пролила чай, не к месту засмеявшись.
- Ну, что же, тебе придется слушать его, при условии, что это будет
так, как ты захочешь.
- Думаю, что да. - На ее лице отразилось сомнение. - Но я еще не
принадлежу к такширие... Не знаю, следует ли мне об этом говорить вам,
Кристи.
- Что говорить?
- О том, что сегодня произошло в доме-колодце. - Она грациозно пожала
плечами. - Я не подруга Орландис, с чего бы мне передавать ее сообщения...
Она спросила, не придете ли вы к ней. Думаю, сейчас она находится в
Цитадели. Я не знала, говорить ли мне вам об этом или нет.
- Тебе всегда нужно рассказывать мне о подобных вещах.
Звонок и чисто пробил над освещенным солнцем городом колокол, отмечая
середину второй половины дня.
- Вы пойдете?
- Ты можешь сразу седлать Ору, - ответила я; - я поеду в Цитадель и
поговорю там с людьми. Этим я ей, по крайней мере, еще обязана.
- Она выразила желание, чтобы вы посетили ее. Понимаю. - Эвален
скрестила руки. В падавшем через отверстие в крыше свете ее грива казалась
серебристой, а глаза блестели, как стекло. Каменные стены Цитадели дышали
холодом. - С'арант, это не было бы разрешено жителю Южной земли и,
пожалуй, никому из иностранцев, но моя мать и Орландис... Если желаете, то
можете недолго поговорить с Рурик-амари.
- Речь идет о ее желании, а не о моем. Но я поговорю с ней.
- Вас отведет туда Ромаре, - сказала она и позвала секретаря.
Остерегайтесь сделать больше, чем просто поговорить с предательницей.
Молодой секретарь проводил меня вниз по каменным лестницам и
коридорам, где по гладким стенам, высеченным в скальной породе, стекала
вода, сконденсировавшаяся из воздуха, и в холодном воздухе от дыхания
образовывался пар. Мы миновали запертые двери, прошли по винтовым
лестницам внутрь скалы, на которой была сооружена Цитадель, и прошагали
мимо небольших комнат, в которых возле чаш с тлеющими углями грелись и
играли в охмир стражники.
Меня вежливо, но решительно обыскали, прежде чем разрешили доступ в
находившееся еще дальше и глубже другое охраняемое помещение.
В нем за столом сидела Рурик. Она поднялась, увидев меня.
В комнате рядом с нею находилось пятеро ортеанских охранников. Ромаре
остановился в двери. Это было крошечное помещение, где не было возможности
уединиться. За нами наблюдали прикрытые перепонками внимательные глаза.
- И что же, черт возьми, вы надеетесь от меня услышать? - выпалила я
наконец.
Она прислонилась к стене и выдала знакомую мне улыбку. Я
почувствовала большое желание ударить ее. Она дала мне понять, какие
симпатии я все еще испытывала к ней.
- У меня есть одна удивительная идея... Далзиэлле большей частью уже
сформулировала ее, но то, чего она не упомянула, прекрасно дополнили моя и
ее дочери. - Она откинула свою черную гриву в сторону от повязки и
самоуверенно посмотрела на меня. Мне вспомнилось, что сказала Сутафиори:
выжечь клеймо и изгнать.
Стоя я чувствовала себя неуютно, поэтому села напротив нее.
- Сегодня вечером я отправлюсь, сказала она. - В порту стоит корабль,
который доставит меня к Покинутому Побережью. А вы плывете к восточным
островам?
- В седьмой день. Надеюсь, что застану "челнок".
- "Челнок". - Она повторила это слово, и оно странно слышалось из ее
уст с ортеанским произношением. Это означает более далекое изгнание, чем
мое.
- Я не сделала ничего, что лишало бы меня возможности вернуться. О,
это некорректно с моей стороны, я знаю, - сказала я. - Да и почему я
извиняюсь?
Она икнула. В ее облике не ощущалось никакого беспокойства, глаза
оглядывали камеру, лишенную окон.
Почти про себя она сказала:
- Я бы хотела посмотреть на город.
- Я в это не верю, - сказала я. - Все время, когда мы ехали в Корбек,
а затем в Ширия-Шенине и сейчас... Думаю, что не понимаю этого.
Мигательные перепонки прикрыли ее глаза, не имевшие белков, и те
показались мне звериными, чужими и непостижимыми.
- Почему вы приплыли в Мелкати? - спросила я.
- Я хотела... не знаю.
- Мои ошибки вас не касаются. - Ее рука, темная, с ромбовидным
