землей и убрал у нее со лба прядь волос. Выражение его глаза при этом
можно было бы истолковать и как зависть.
- С'ар... - на губах на мгновение появилось слабая улыбка, затем ее
веки опустились, и она снова уснула.
- Теперь и вы можете поспать, - сказал Пел'касир. - Теперь она вне
опасности.
- Благодарю вас. - Я не смогла больше ничего сказать от изнеможения.
- Ей нельзя двигаться несколько дней.
- Нет. Нет, мы останемся здесь. - Я с трудом встала. - Могу ли я
получить здесь бумагу и палочку для письма? Мне нужно послать вверх по
реке сообщение моим попутчикам, чтобы они не беспокоились за нас.
Говорящий с землей кивнул.
- Здесь проплывает много лодок. Одна из них наверняка возьмет с собой
ваше послание.
Наступило утро, но я так и не смогла уснуть всю ночь. Я понимала, что
непременно должно была двигаться вниз по реке, и ужасно волновалась.
- Куда вы хотите отправится?
- Вниз по реке. - Ортеанка перегнулась через поручни причалившего
судна. - Мы плывем в телестре Лей'эриэл.
- Это далеко от сюда?
Она отступила назад, чтобы уступить место двум торговцам, загружавшим
на борт завернутые в бекамиловую ткань какие-то гончарные изделия. -
Сорок, может быть, даже и пятьдесят зери. Ну, иностранка, так же, хотите
ли плыть?
- Да. Подождите.
- Но недолго! - крикнула она мне вслед.
Родион спала, когда я ее покинула. Я взяла себе узел и джайанте и
надела тяжелое пальто.
Ее лицо было спокойно. Я привязала к ее запястью шнурок с серебряными
и медными монетами и еще раз прочла краткую записку, которую ей оставляла:
"Родион,
я намерена и дальше действовать, как было запланировано. Когда будешь
чувствовать себя хорошо, отправляйся дальше в Ширия-Шенине.
Тебе придется там многое рассказать нашим попутчикам. Но ни в коем
случае не уходи, пока не почувствуешь себя совершенно здоровым. Я оставила
тебе достаточно денег на две недели. Надеюсь, что ты выздоровеешь, когда
мы снова увидимся.
К...
Шестой день, первая неделя ханиса."
"Ты поймешь намек, - подумала я, взглянув на нее сверху. - А когда ты
прибудешь в Ширия-Шенине, я уже сяду в Морврене на корабль, и тогда все
это уже не будет играть никакой роли. Никто не заставит тебя за что-либо
отвечать".
Я взошла на борт судна, когда туда грузили бочки для воды.
Никто не видел, как я уходила.
Были отданы концы, и водная поверхность между судном и причалом стала
увеличиваться.
Сейчас я ожидала продолжения ортеанской игры, которая велась против
меня одной. Однако я не была особенно хорошим игроком.
Когда мы сошли на берег в Лей'эриэле, меня постепенно оставило
связанное со страхом оцепенение, в котором я находилась с Ширия-Шенина.
- Иностранка? - сказала одна молодая женщина. - Вы, наверное,
прибыли, чтобы увидеть сторожевую башню Берани. Ее все хотят видеть.
Ворот телестре Лей'эриэл были открыты. Женщина сидела в низком
кресле, ее одежда была расстегнута; она кормила грудью ребенка. Двое
других аширен топали по шкурам зилмеи, разостланным на полу. Их голые тела
грело вечернее солнце. Вдоль позвоночника у них рос легкий пушок. На мой
взгляд, они выглядели худыми, как птицы-ящерицы.
- Вы можете увидеть ее и отсюда. - Женщина указала на видневшиеся на
западе горы, подступавшие здесь ближе к реке.
- Я посмотрела, прищурившись, в указанном направлении, но смогла
различить лишь зигзагообразные линии.
- Это и есть баня? - Такой вопрос казался мне не опасным.
- Да, это та самая, из "Жалобы". - Один из аширен упал, перевернулся
через голову, открыл рот и стал громко реветь. Женщина подняла его и
положила на шкуру другого ребенка. - Ш-ш-ш! Тераи, аширен-те...
- Если я поднимусь туда, то смогу еще в тот же вечер попасть на
судно, которое плывет вниз?
Она наморщила лоб и что-то пробормотала про себя. Заплакал ребенок.
Женщина запела: "Цветок тысяч, птичье крыло и сладкий моховой глаз.
Сладкое вино, там, где плавают большие корабли..." Ох, ты, баловник!
На его руку закапало молоко. Она подняла подол своего платья, чтобы
вытереть его.
- До завтрашнего утра вниз нет никаких судов. - Она немного подумала,
затем добавила: - Большинство иностранцев остаются здесь.
Я сняла комнату и прошла - в большей мере для того, чтобы меня не
видели в течение второй половине дня, чем по какой-либо иной причине -
около двух зери, поднимаясь в горы. Там было пустынно, дороги оказались
усыпанными камнями, тут и там виднелись пятна бурой мох-травы. Сквозь
хилые кусты ханелиса вела прорубленная в них пыльная в них тропинка.
С холма, на котором возвышалась сторожевая башня, я увидела
раскинувшуюся подо мной долину реки Ай. На востоке находилась плоская
равнина; пастбища и свежевспаханные поля, занимавшие ее, своим плодородием
были обязаны речному илу. Снова действовали оросительные каналы террас.
Вниз по реке перспективу закрывала цепь холмов.
Ветер на вершине горы гнал пыль между разрушившимися каменными
плитами.
Остатки проходившей по склону стены с одной стороны резко обрывались.
Там, видимо, неоднократно были камнепады. Сохранилось кольцо внешней
стены. Отвесный западный склон имел высоту, составлявшую не менее двухсот
или трехсот футов. Внизу находилась равнина, выглядевшая такой пустынной,
как и горы, и простиравшая до самого горизонта.
Сторожевая башня Берани... Да, она упоминалась в одной из атональных
даденийских жалобных песен. Мне это вспомнилось во дворе. Прежде я
обращала на это мало внимания.
Далеко на западе что-то сверкнуло на солнце. Сначала я приняла это за
воду, но края этого нечто не походили на примыкавшие к берегам озеро. Там,
где это касалось бурой пустоши - как я оценила, в семи или восьми зери от
меня, - оно расходилась полосами в стороны. Полосы имели острые кромки,
как расколотый лед на луже, и блестели, как вулканическое стекло.
Потом солнце растворило дымку, и весь горизонт засеял с невыносимой
яркостью.
Я обошла кругом полуразрушенную башню, прищурив глаза, чтобы
избавиться от последовательных образов света, и попала на место, где был
установлен камень более позднего времени. На камне имелся высеченный
простым шрифтом следующий текст:
"Здесь стояла сторожевая башня Берани, с которой с давних времен
следили за Мерцающей Равниной с целью предупреждение опасности, которая
подкарауливает в Эриэле."
Орте была мне не по силам. Я признала это в тот самый момент, когда
получила такое вот последнее доказательство своего невежества.
Я села на древние ступени. От зала не осталось ничего кроме от
печатка на поверхности холма. Прислонившись спиной к нагретой солнцем
кирпичной стене, я смотрела вниз, на Ай.
Жалоба Берани. Мне снова вспомнились ее отрывки. Речь в ней шла о
чей-то измене: я не знала, то ли Берани была предана, то ли сама оказалась
предательницей. И еще там было что-то насчет неверности. "Это очень
подходит ко мне", - подумала я.
Сидя так, я мысленно перенеслась назад и стала размышлять над тем,
что отгоняла от себя в течение всех последний день.
Я думала о кровавом убийстве Канты Андрете. Мне нужно было каким-то
образом излить свою боль, которая сидела во мне с того мгновения. Я дала
ей волю и горько заплакала.
Мне было жаль Берани, Бродина, мужчины, лишенного своего счастья. Мне
было жаль саму себя. Если меня одолевала жалость к себе, то сейчас мне
предоставлялась возможность избавится от нее.
Жалость к себе. Я думала о Халтерне. Почему он не смог оказать мне
поддержку? И о Рурик. Что она имела в виду, когда сказала: "Если вы
лгунья..."? И потом это ее требование, чтобы я без всяких гарантий
доверилась правосудию Южной земли... Старая, как мир, детская жалоба:
"Почему мне никто не помог?"
С легким отвращением я вытерла глаза и лицо и снова откинулась назад,
греясь на солнце. Будь что будет, происшествие при дворе Андрете
совершилось. Теперь мне нужно решиться принять их вызов. Халтерн и Рурик
так же обескуражены случившимся, как и я. Виновным в этом не был никто.
Впрочем, нет. Один. Убийца. Могла ли я строить предположение насчет
того, кто это? Еще один наемник СуБаннасен? Или, может подручные Ховиса?
Тайный враг в Ширия-Шенине? Нет, это было частью какой-то интриги; им мог
оказаться любой из сотни самых разных людей...
Итак, что же теперь делать? Таткаэр все еще был надежным местом для
пришельцев из другого мира. "Поддерживает ли Сутафиори все еще Доминион? -
спрашивала я себя. - Если нет, то будет очень сложно получить корабль,
чтобы отплыть на Восточные острова."
"Боже мой, Кристи! - подумала я и засмеялась над собой. - Еще
несколько недель назад ты подумывала, не остаться ли вообще на Орте, а
сейчас тебя проводит в панику даже мысль о том, что это, возможно, тебе
придется сделать и даже против своей воли...
Я проснулась, когда солнце уже не светило на стену. Над речной
долиной повисли голубые сумерки, где-то далеко мерцали фонари, словно
зирие. Небо было чистым, пурпурным на западе и усыпанным искрящимися
звездами на востоке. На мгновение я испугалось, что не смогу найти
обратной дороги. Потом я поняла, что мне нужно переждать лишь вторые
сумерки, а после них звезды Орте будут светить достаточно ярко, чтобы
указать мен путь.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
23. СВОБОДНЫЙ ПОРТ
В повисших над рекой тяжелых испарениях сливались очертания лодочных
парусов и едва различимых южнодаденийских гор.
- Дальше на юг я не плыву, - крикнула Деннет. Она была гладкокожей
ортеанкой из Южного Дадени, которая с помощью команды, состоявшей из двух
аширен, перевозила желающих на своей небольшой лодке в телестре Морвренна.
- Как далеко еще до города?
- Примерно два зери в этом направлении... Там вы найдете перевоз, где
и попадете на другой берег. - Она обернулась, выплюнула за борт сок атайле
и крикнула аширен за рулем, чтобы тот направлял судно к пристани.
Здесь, на восточном берегу Ай, всюду имелись причалы, а чаще всего
там, где дороги, что вели из отдаленных телестре, выходили к реке.
Противоположный берег был невидим из-за скрывавшей его дымки, стоявшей над
водой. Здесь Ай впадали в лиман, текла среди песчаных отмелей и боролась с
застоем воды. Широкая река текла между плоским островами к морю.
Я глубоко вдыхала теплый, пряный и свежий запах моря. Он выгодно
отличался от того, к какому я привыкла на Британских островах; он был
менее соленым, менее терпким. С суши дул теплый ветер. Визжали
рашаку-базур. Цвет воды менялся от желтого до бурого в зависимости от
содержания в ней песка, приносимого приливами и отливами, происходившими
здесь в результате воздействия солнца.
Мы находились в южных широтах. Я предположила, что мы были на добрых
двести зери южнее Таткаэра. Я застала весеннюю погоду, буквально вплыв в
нее при движении вниз по реке. Шла третья неделя ханиса, и еще возможны
были дожди и бури, но уже стало очень тепло.
Аширен стали сгружать ящики на причал. На дороге, что вела вверх по
течению реки, появились мархацы, и один из всадников приветственно помахал
нам рукой. Я расплатилась с женщиной, но главным образом медью; неразумно
было показаться состоятельной.
- Люди в свободном порту непредсказуемы, - сказала она, при прощании.
- Пусть даст тебе Богиня безопасной дороги.
- А также дочери вашей матери, Деннет.
Я двинулась по дороге на юг, но через несколько минут остановилась,
