покуда деянье наше не завершится успехом. Пока существует верность, каждый
обязан хранить ее!
Упадок духа у Медора оказался явлением временным. К тому моменту, как
они приготовились вновь отправиться в путь, он опять был весел и бодр. Когда
Ши подвел Руджера к ослу с намерением повторить вчерашнюю операцию, поэт
метнулся вперед и уселся на осла первым.
-- Алле! -- крикнул Ши. -- Твоя очередь была вчера. А теперь
давай-ка...
Медор важно поглядел на него с высоты ослиной спины.
-- Да сожжет Аллах мою печень, если и сегодня я не поеду на осле! --
ответствовал он. -- О сын греха...
Шлеп! Дотянуться было трудно, но Ши все-таки достал его правой, и Медор
жабой плюхнулся на землю. Приподнявшись на локте, он обалдело поглядел на
Ши, который в это время изучал свои занывшие от удара суставы, гадая, что же
заставило его выдержку удрать в черт знает какие далекие края.
Когда он поднял взгляд, Бельфегора уже встряла между ними, положив руку
на рукоять ножа.
-- Де Ши! -- проскрежетала она. -- Переходит это границы всяческого
терпенья. Что за дремучее невежество пейзанское? Больше ты мне не рыцарь, а
я тебе не дама, ежели не принесешь ты немедля извинения!
В общем, Медор поехал на осле. Ши, плетясь по грязи и камням и ведя под
уздцы Руджера, угрюмо гадал, действительно ли столь ярок свет его жизни.
Придавленные тяжким грузом взаимного несогласия, который держал всех в
молчании, они добрались уже почти до самого По, когда перевалило за полдень,
и Бельфегора коротко объявила, что если они собираются сегодня есть, то она
отправляется на охоту. На сей раз Медор не составил ей компанию. Как только
он слез с осла, то тут же прикрыл глаза ладонью и ткнул куда-то рукой.
-- Иншалла! -- воскликнул он. -- Владыка мой Гарр, взгляни-ка скорей на
это диво! Дерево сне, без сомненья, персиковое, и, пророк свидетель, будут у
нас сегодня фрукты на сладкое!
Безо всяких признаков какой-либо хромоты он куда-то ускакал и через
несколько секунд вернулся с полными руками спелых персиков.
В этот момент Гарольду Ши пришла на ум некая идея.
-- Посиди и последи за Руджером, пока я их приготовлю, -- сказал он.
Медор подозрительно прищурился.
-- Ладно-ладно, не волнуйся, -- успокоил его Ши. -- И вообще -- извини,
что я тебя утром обидел.
Физиономия поэта расплылась в блаженной улыбке.
-- Воистину сказано, повелитель мой Гарр, что франки страшны во гневе,
но если смириться с ними, в дружбе -- благородны.
Взявшись за тюрбаны с петлей, он отвел Руджера в сторонку.
Ши снял свой шлем и воткнул его шишаком в землю -- получилась
превосходная чаша для пунша. Туда полетели четыре персика. На оставшихся Ши
вырезал острием ножа буквы "С", "Н" и "О" и расположил их так, как проделал
это док Чалмерс, когда столь неожиданно произвел в Царстве Фей шотландское
виски. Тогда это было случайностью, твердил себе Ши, но на сей раз, что бы
ни вышло, все пойдет в дело. Он склонился над шлемом и, навострив одно ухо в
ту сторону, где Медор, довольно вяло придерживая поводок, внимал очередной
перегруженной подробностями истории о штурмах и побоях, тихо повторил все,
что сумел припомнить из заклинания дока:
Все чаще сквозь пучину дней и лет Проделки прежние мои смущают мысли,
Все чаще в прошлом я ищу ответ -- Ужель мы выдохлись, обрюзгли и закисли?
Хотя постойте: коль вас скука гложет, Старинный есть рецепт, как выгнать
скуку вон, Простое колдовство нам в той беде поможет. Скисайте, персики! И
пусть несет урон Наш главный враг -- сухой закон!
На миг его поразило ужасное опасение, что персики просто превратятся в
склизкую закисшую массу, но когда он открыл глаза, шлем был уже до краев
полон некой золотистой жидкостью, в которой плавали персиковые косточки и
съежившаяся кожица. Ши повылавливал отходы и попробовал основной продукт.
Оказался он самым настоящим персиковым бренди, с совершенно потрясающим
ароматом, и когда попало оно поглубже в глотку, выяснилось, что и крепость у
него из тех, какой редко достигают в его собственном мире -- по оценке Ши,
градусов под шестьдесят.
-- Эй! -- позвал он. -- Тащи его сюда, Медор! Я вам тут немного шербета
сделал.
Поэт поднялся, волоча за собой пленника. Он наклонился над шлемом и
принюхался.
-- Клянусь Аллахом, какое прекрасное благоухание, владыка Гарр!
Настоящий шах ты среди кулинаров! Но чтоб прекрасней получился шербет сей,
остудить его снегом следует.
Медор, опустившись на колени и потянувшись губами к краю шлема, сделал
изрядный глоток.
-- Аллах! -- поперхнулся он. -- И взаправду необходим снег, поскольку
шербет сей жжет, как огонь, Ежели отравлен он...
Он поглядел на Ши,
-- Тогда я тоже отравлюсь! И Ши сам отхлебнул из шлема. Напиток и
впрямь согревал пищевод, опускаясь вниз.
-- Дайте, ради Аллаха, и мне немного этого шербета! -- взмолился
Руджер.
Ши осторожно вытащил шишак из земли и держал шлем перед ним, пока тот
делал сначала маленький глоток, а потом довольно основательный. Когда Руджер
оторвался от чаши, Медор сказал:
-- О повелитель мой и брат блаженный, для вящей пользы выпил бы я еще
шербета твоего франкийского, ибо вечер прохладен, а он так приятно согревает
внутри!
Шлем пошел по кругу. Ши не стал себя ограничивать, когда подошла его
очередь. Злость на Бельфегору слегка отступила на задний план. Со всем этим
будет покончено, как только она осознает, кто она такая на самом деле. А он
уж наверняка способен выдумать хоть десять, двадцать, тридцать способов
достижения этого желанного результата, надо лишь продумать ряд совсем мелких
деталей для завершения общей картины. С этим-то он в любой момент справится,
будьте покойны! В то же самое время Медор оказался одним из превосходнейших
собеседников, которых он когда-либо встречал, да и Руджер далеко не такая
сволочь, когда узнаешь его поближе. Сарацинский паладин поведал им историю
своих похождений в Китае, по мотивам которой Медор тут же сплел балладу в
каком-то довольно странном размере. Правда, в третьей строке каждого куплета
от него упорно ускользала рифма, и Ши его поправлял. В разгар этого
совместного поэтического творчества в середину тесного кружка неожиданно
вступила Бельфеба, держа в руке двух птиц с черными перьями.
Медор поднял взгляд, и челюсть у него отвалилась.
-- Пусть же ифриты перенесут меня в глубочайшие глубины моря, ежели не
влюблен я в девицу сию! -- завопил он и, сделав суматошную попытку вскочить,
тут же рухнул обратно. Исказив от напряжения физиономию, он попытался
подняться снова, и это ему удалось. Бельфегора выронила птиц.
-- Люблю я тебя за прелесть твою чрезвычайную и красоту превосходную,
-- пробулькал Медор, -- и предоставь ты мне желанье тела своего, как
Али-Бин-Хайят говорит:
Мужчины просят пощады поднятием рук; Женщины просят пощады, ноги
задрав; До чего же Аллаху угодно занятье сне -- Девицу лобзать, средь
подушек распяв!
Он хихикнул прямо в переполненное ужасом лицо девушки, икнул,
растопырил руки и набросился на нее.
Шлеп! Медор так и сел.
-- Что за дремучее невежество пейзанское! -- в полном восторге завопил
Ши.
Юный мавр, цепляясь за что попало, поднялся вновь. Красивые черты его
до неузнаваемости исказились.
-- Клянусь Аллахом! -- заорал он. -- Ты вонючейшая из обманщиц и
грязнейшая из шлюх, что отвергла любовь представителя рода Хасанов ради
арапов низкородных! Прощай же! Возвращаюсь я в лагерь, где мальчики есть в
тысячу раз прелестней и вернее тебя!
Прежде чем до них окончательно дошел смысл этого заявления, он сделал
три неверных шага к ослу, влез ему на спину и, отчаянно колотя его саблей в
ножнах, галопом умчался туда, откуда они пришли.
Бельфегора секунду стояла в оцепенении, потом выхватила лук и послала
ему вслед стрелу -- но слишком поздно.
-- Шер Харол, -- подал голос Руджер с совиной важностью, -- как раш так
и молвил я. Эти крашные франкийшкие волошы шулят беду! Лушше утонуть тебе в
море, чем оштавить шебе эту налошницу!
Ши не обратил на него внимания и поднес шлем Бельфегоре.
-- Давай-ка сделай глоточек, -- предложил он. Она обвела его долгим,
неторопливым взглядом и слегка подрагивающими руками приняла шлем. Вскоре
дрожь прекратилась.
-- Благодарность моя и прощенье тебе, сэр Гарольд, -- произнесла она,
-- ибо чувствую я, что обязана принести его. Это прямо... прямо...
Она словно беспомощно барахталась в попытках уловить что-то давно
позабытое и постоянно ускользающее. Ши проговорил:
-- Да-а, не зря латиняне говорили -- :In vino veritas..."
-- О да. Не насмехайся надо мною; следовало бы мне увидеть его ясными
глазами, еще когда собирался бросить он тебя в шатре или подвергнуть
мучениям отшельника. Лютня да речи красивые не делают из ничтожества мужчину
истинного!
Она присела и прижала ладони к глазам. Ши пристроился рядом и приобнял
ее за плечи, но она стряхнула его руку. Откуда-то сзади проквакал Руджер:
-- Беги прошь от девки этой дурноприметной!
Ши так и не узнал, плакала она или нет. Сердце его бешено заколотилось,
когда он принялся соображать, что же им делать. Теперь он жалел, что слегка
перебрал персикового бренди -- в голове явно царил полный туман.
Прижатые к глазам ладони опустились, и Бельфегора повернула к нему
удрученное лицо.
-- Да, ошибка только моею была, -- произнесла она бесцветным голосом,
-- а ты, как рыцарь мой истинный, спас меня от злодея. Ох-хо-хо!
Она вздохнула и поднялась на ноги.
-- Уж падает сумрак, и должны мы трапезу завершить поскорее, если
желаем завтра поход свой продолжить. Нет, никаких целований рук -- чужда я
пустых учтивостей!
Глава 15.
Сквозь утренний свет они направились вниз со склона холма в сторону По.
-- По-моему, там можно достать лошадей, -- заметил Ши, присматриваясь к
рядам соломенных крыш. -- Денег ни у кого нет? Я пустой, а Медор с его
золотыми браслетами удрал.
Бельфегора рассмеялась.
-- И у меня ни гроша. Для тех, кто лесов отпрыски, запрещенная это
вещь. Ши поглядел на Руджера.
-- О воин, -- молвил паладин, -- знай же, что тяжелейшая езда куда
лучше легчайшего пешего хода, как Аль-Касаф говорит. А что касается денег,
за чем же дело стало? Есть у тебя меч, чтобы отобрать их, и колдовство,
чтобы сделать их, как всегда поступает дядюшка мой Атлант, когда деньги ему
потребны.
Ши изумленно уставился на Руджера. Похоже, он впервые услышал, что
здоровяк выдвигает какую-то идею и, что более удивительно, -- довольно
здравую. Единственная беда была в том, что он совершенно не представлял,
какими чарами можно произвести деньги. Пассы-то ладно -- с этим справиться
можно... Но вот психосоматический элемент?
Хорошо, по крайней мере, попробовать можно. Где-то ярдах в ста от них
небольшой ручеек намыл превосходнейшие залежи золотоносного песка. Он
накопал пару пригоршней, высыпал в носовой платок и связал его углы. Затем
он уложил этот импровизированный кошель на землю и начертил пару
переплетенных пентаграмм -- вроде тех на дверях кабинета Атланта в Каренском
замке. Бельфегора внимательно наблюдала за ним, что его слегка нервировало.
-- Отведи этого малого в сторонку и заслони, а? -- попросил он. -- Не
давай ему подсматривать.
А заклинание... ну конечно, старый добрый Киплинг! Он продекламировал:
Воину -- железо, деве -- серебро, Бронза -- оружейнику, править
ремесло. Песок -- тот даже дурню не нужен ни за чем, Лишь золото червонное
властвует над всем!
