поливать этот город собственной кровью, помешать вам никто не
сможет. Как-нибудь очнетесь и увидите не меня, а Кларенса.
Знаете, как он поступает с теми, кто не способен оплатить его
счет. Совершенно как в ресторане. Только он их не тарелки мыть
заставляет, а наводить глянец на его клиентов, безмятежно
лежащих в гробах.
-- Да, доктор.
-- Как вы себя чувствуете.
-- Ужасно.
-- Взгляните туда, видите, какая монашенка милая. Она о
вас позаботится. А я еще задержусь, посмотрю, чтобы они как
следует заштопали вам руку и голову, не попортили красоту.
Будут плохо стараться, я им задницы поотрываю, это вас устроит.
-- Более чем, доктор.
Корнелиус Кристиан опускает глаза на свою рубашку.
Напрягает шею, чтобы разглядеть кровь, залившую грудь. Такую
красную, безмятежную. Уже немного коричневеет. Смерть приходит,
как гость. Посмеивается, часами наблюдая, как ты распаляешься.
Собираясь покончить с собой. И остываешь, покончив. Перед
наступлением тьмы вокруг метались людские лица. Их было так
много, боюсь, не всем досталось по челюсти. Кого-то я обделил.
Нежное лицо монашенки. Заглядывающей мне в глаза.
-- Мистер Кристиан. О, мистер Кристиан. Вы тут такого
наговорили, пока не проснулись.
Снова накатывает сон. Тянет закрыть глаза. Закрываю.
Спокойной ночи. И вижу сидящего Кларенса. Мерцающего в зеленой
тьме. Голос его спокоен и мягок. Я уже слышу его. Цедящего
через стол тщательно подобранные слова. Корнелиус, это хорошо,
что вы здесь. Снова вернулись ко мне. Все возвращаются. Ждут. Я
часто думаю, что, когда они здесь лежат, только что привезенные
Фрицем, и я чуть румяню им щеки, они улыбаются мне. Так и
подмывает включить инфракрасную лампу и приступить к
воскрешению. Но знаете, Корнелиус, я далеко не единожды
убеждался, что попытки вернуть усопшего к жизни встречаются
родственниками в штыки. Вот почему меня так интересует
драматическая сторона кремирования. Чертог огня. Очаг царства
небесного. Многие не желают сводить предлагаемое им с такой
продуманной предупредительностью знакомство с пеклом.
Чувствуют, что будет больно. Но когда от них остается лишь
шлак, окалина, пепел, что может быть чище и суше. Всепожирающий
пожар. Сосны, сосны, множество сосен. В мраморных кадках
выстроившихся вдоль пути, что ведет к храму священного огня.
Это ведь древний способ. Так кончали многие знаменитые люди.
Может быть и они могли бы закричать, ах дьявол, жжется. Вас же,
Корнелиус. Ожидает новая служба, у меня под землей. Пойдемте.
Сюда. Видите. Кушетки у нас гидравлические. Похожи на
парикмахерские кресла, помните, я вам про них рассказывал. И
зеленые. А все сотрудники в розовом. Красиво, правда. Человек
сразу начинает чувствовать себя как дома. Да, вы знаете, мисс
Мускус скончалась. Она жила в Норвуде, это Бронкс. Восточное
Овальное Водохранилище. Очаровательный адрес, не правда ли. Я
сам ее набальзамировал, вообще все подготовил. Помните, какое у
нее было сложение. С таким жить бы да жить. Но красота тленна,
и она умерла. И теперь, Корнелиус, я хочу, чтобы вы мне
ответили честно. Не обесчестили ль вы ее в одном из моих лучших
гробов. Ну и слава богу, поверьте, услышать это для меня
облегчение. Какой усопший смог бы покоиться с миром на атласе,
повидавшем подобное. Ах, Кларенс, я вам солгал. Насчет мисс
Мускус. Потому что в ту ночь, когда я готовил Герберта
Сильвера, а все остальные усопшие почивали. Персик и я рука в
руке прокрались в зал прощаний. Обмениваясь поцелуями в щечку.
Она все повторяла, милость господня, мне не следует этого
делать, и все сдирала с себя одежду. Бросая ее на козлы
малинового гроба. Я же, увидев ее тело, весь побледнел от
гнева. На то, что мы не сделали этого раньше. Руки мои так и
порхали по ней. Я никак не мог поверить тому, что они ощущали.
Касаясь ее упоительных членов. Я потянул ее за волосы. опуская
на складчатый атлас. Она кусалась. И задыхалась. Я придавил ее,
извивавшуюся подо мной, наши соски, двигаясь взад-вперед,
натирали мне грудь. Она стенала громко, мои же вопли едва не
подняли на ноги усопших. Но пожалуйста, Кларенс, не позволяйте
мне вас перебивать, что вы такое говорили. Да, Корнелиус, я
собирался сказать, что там, у дверей, стоит человек во фраке.
Так это наш дежурный распорядитель. Помните мистера Хардвика.
Из вест-сайдского отделения. Он теперь красит волосы в
несколько более светлый тон. А эта дверь служит входом для тех,
кто желает двигаться навстречу смерти на собственных ногах.
Теперь вверх. Вон там за стеклом у нас крытый балкон. Имеется
ресторан. Чтобы те, кто еще жив, могли пообедать. Пока у них
есть для этого время. Наблюдая между делом священнейший из
обрядов. Созерцая возвышенную сцену и спокойную
распорядительность наших великих художников, вершащих свой
труд. Когда люди, коим предстоит стать моими клиентами, вот так
собираются вместе, ими овладевает радостная и успокоительная
уверенность в будущем. Заодно можно спаржи поесть. У нас тут
веет пахнущий сосной ветерок, от которого разыгрывается
аппетит. Все очень удобно для тех, кому не хочется отходить
особенно далеко. Этот пурпурный пожарный гидрант специально для
меня установил особый уполномоченный. И я совершенно уверен,
что такт-другой современной музыки отнюдь не испортит общего
впечатления. Тот господин с рыжей шевелюрой по самые плечи и с
приятным лицом римлянина. Это Джек. Я его нанял, чтобы он играл
собственные сочинения. Некоторые даже довольно веселые. Тут
иногда такие раздаются овации, крики браво, кажется, того и
гляди уши к чертям собачьим полопаются. Он раньше был
вундеркиндом. А теперь просто гений. Я прекрасно знаю, что моих
сотрудников из этой залы палкой не выгонишь. Теперь вы
понимаете, Корнелиус, почему мне было так жаль, что вы нас
покинули. Ведь, находясь в нашем святилище, весь проникаешься
благоговением и грезами, которые его пропитали. И ощущаешь, как
реквием коронует тебя. Возводя в цари над этими останками,
свозимыми со всех концов города. Хотя последнее время
наибольшие поступления у нас из Южного Бронкса. Вон там лежит
Тина Три Тонны, объемистая такая дама, с ней нам пришлось
повозиться. Глянешь на нее -- пейзаж да и только. У нас еще
есть особая пристройка для цветных, у них все больше колотые
раны. Корнелиус, я рад, что вы здесь. Приятно видеть вас
мертвым. И иметь возможность слегка подрумянить вам щеки. Здесь
у нас те, кто скончался в нежном возрасте. Малые дети.
Простите, Корнелиус, мне все еще трудно свыкнуться с этим. С
мирным покоем поверженного дитяти. А вот и ваш дядя. Мужчина с
большими руками. Теперь все снова вместе, одна большая семья.
Страсти поостыли. Пора уходить, хоть толпа в торговых районах
чуть-чуть поредеет. Здесь те, кто был при жизни бременем для
семьи, алкоголики, например, или наркоманы. А в той стороне у
меня особая зала. Круглая, как часовня в ист-сайдском филиале.
И на стенах скульптурное изображение рук, раскрывших вам
навстречу объятия. Это мой шедевр. И знаете, мне иногда стыдно
признаться в этом. Но больше всего эта зала нравится мне, когда
в ней покоятся люди, обладавшие сотнями тысяч долларов. Как вам
известно, ко мне теперь прибывает множество важных людей.
Некоторые ногами вперед. Кики Конь, Ники Нуль, Джон Большой
Чих, Ребен Гонада. Помните тех, которых вы у меня как-то
застали. Все как один добропорядочные семейные люди. Хотя и
случается, что они принимают решение кого-нибудь устранить.
Впрочем, они всегда требуют, чтобы такое устранение
сопровождалось уместным напутствием. Это, Корнелиус,
величественная династия смерти. В которой власть и слава
высоких и мощных получают окончательное освящение. Я себя
увековечил, Корнелиус. Множественные пулевые ранения, голова,
которая держится на честном слове, все это для нас не проблема.
Вот когда человека с близкого расстояния разносят из дробовика.
Бам. В голову. Тут, конечно, картина получается неаппетитная.
Уши летят в разные стороны. Но если удается получить несколько
прижизненных фотографий клиента, мы даже это испытание обращаем
с помощью воска в триумф. Особенно, когда есть возможность
использовать настоящие глаза. Ах, Корнелиус, какой вы все же
хороший слушатель. Неважно, живой или мертвый. В жизни не
встречал человека, которому мог бы так много всего сказать. И
который так хорошо меня понимал. А теперь, если вы пройдете
сюда, то попадете на крышу. В солярий. Где незабвенный усопший
может приобрести настоящий загар. Одно лишь это вмещает в себя
все, о чем я когда-либо мечтал. Здесь среди небоскребов.
Твердыня Трупов. Нет-нет, Корнелиус, скорее, Дворец
Достоинства. И человек, спешащий куда-то по своим житейским
делишкам, может теперь подтолкнуть попутчика локтем и
произнести те слова, Корнелиус, ради которых я и живу. Он
скажет. Видишь. Вон те золотые шпили. Что упираются в небо. Это
Вайн.
Кристиан открывает глаза. И видит спокойно взирающего на
него сверху вниз. Кларенса Вайна. Миг и меня проткнут
троакаром. Все те же спокойные, бесстрастные щеки. Всегда
свежевыбритые. Тугой белый воротничок. Опрятный узел на
галстуке Спортивного клуба, надетом им сегодня. По случаю моих
похорон. Или он пришел, чтобы выяснить, много ли во мне
содержится жидкости. Сведения при бальзамировании необходимые.
Надеюсь, он подойдет к моему гробу поближе. Все-таки бывший
служащий, можно рассчитывать на особый и чрезвычайный уход.
Настало время тихо-мирно проводить меня на покой. Господи,
неужели я умер. Или все-таки жив, черт вас всех побери.
-- Корнелиус, Корнелиус, вы меня слышите.
-- По-моему, да.
-- У вас есть друзья, Корнелиус. Почему вы ни разу не
зашли повидаться со мной. Мы с доктором Педро хотим вам помочь.
Я говорю серьезно, Корнелиус. Это не дело. Так вас просто
убьют.
-- Я собираюсь вернуться за океан, мистер Вайн.
-- Дом человека там, где висит его шляпа. Все, что от вас
требуется, повесить ее в моем новом филиале. Чарли, мисс
Мускус, все вас просят об этом.
-- Я вас под суд подвел.
-- В нашем деле это бывает, Корнелиус.
-- Выходит, я все же не умираю.
-- А признайтесь, вы ведь, увидев мое лицо, решили, что
уже умерли. Так.
-- На мгновение.
-- Знаете, мой мальчик, кое-что из того, что вы тут
кричали, в этой больнице до сих пор ни разу не слышали. У них
этажом выше умирала знаменитость. Но как мне сказали, главный
спектакль разворачивался здесь. Вы, Корнелиус, снова влипли в
историю. Вам чертовски повезло, что я знаком еще с одним
начальником участка. У двоих сломаны челюсти, еще у двоих носы,
одному человеку отдавили яичко. Не понимаю, как он второе
ухитрился спасти. Кому-то из посетителей, чтобы остановить
побоище, пришлось съездить вас бутылкой шампанского по голове.
Обычные бутылки, с виски, на вас впечатления не производили.
Патрульные говорят, что бар больше всего походил на бойню.
Будьте поосторожней, Корнелиус, в этом городе немало людей,
любящих сводить счеты.
Глаза застилает туман. Голос Кларенса гаснет. Засыпаю. Как
я устал. Заездила родная земля. Вчера на улице меня остановил
человек. Сказал, что страдает от жуткой боли, что-то попало в
глаз. Он хотел снять квартиру, пришел посмотреть ее и никак не
мог найти привратника, и кто-то сказал, что привратник поднялся
наверх, и когда он пошел на поиски, привратник делал минет
