совершались по великой реке Лене на плотах, влекомых течением, и оседали
курыканы на прибрежных лугах и долинах, окаймляющих прозрачные озера.
Однако все красоты северной природы не восполняли потери душистых степей
Прибайкалья, уступленных курыканами бурятам, в свою очередь покинувшим еще
более сухое Забайкалье [є32].
Вспомним, что тогда же приаральские степи покинули печенеги, а
прибалхашские - карлуки. Похоже, что здесь не простое совпадение событий, а
какое-то явление общей закономерности, характерной для Центральной Азии в Х
в.
Итак, нам известны следствия, но причины неясны. Конечно, проще всего
заявить, что шло развитие и народы начали вести себя по-иному. Но ведь
точно и бесспорно, что социальное развитие зависит от прогресса
хозяйственной деятельности, от технических усовершенствований, а какие
могут быть усовершенствования при пастушеском хозяйстве? Форму кнута или
аркана менять незачем, Так что же - застой?
И тем не менее изменения происходили, и масштаб их был не меньше, а больше,
чем в оседлых, земледельческих странах, если, конечно, мы будем сравнивать
равные отрезки времени: например, век с веком. Так принято в естественных
науках при сопоставлении функциональных зависимостей, и нет никаких причин
отказываться от этого плодотворного метода по отношению к рядам
исторических событий, объединенных причинно-следственной связью. Вот на
этой базе мы и попробуем решить поставленную проблему.
Аналогом атлантических циклонов в Восточной Азии являются тихоокеанские
муссоны, точно так же меняющиеся пути прохождения. Иногда они несут влагу в
Монголию, и тогда сужается Гоби, зарастают лесом склоны Хэнтэя и
наполняется водой Байкал. Иногда, сдвигаясь к северу, они извиваются на
склонах Яблоневого хребта и стекают обратно через Амур, а в третьем случае
- орошают Камчатку. Эпохи прохождения муссонов хронологически совпадают с
прохождениями циклонов через западные степи. Доказательством этого служит
уровень Байкала, на 50% наполняющегося через Селенгу из степной зоны. Он
находится в оппозиции к Каспию и совпадает с Аралом и Балхашом [є33].
Несмотря на то что археологические работы вокруг Байкала не ставили себе
целью установить исторические колебания его уровня, мы тем не менее можем
уточнить эпохи усыхания степей, исходя из того, что нам хорошо известна
история Каспия. Благодаря подмеченной закономерности нетрудно сделать
вывод, что эпоха повышенного увлажнения степей в IX в. сменилась засухой,
закончившейся в начале XI в. За это время произошло выселение из степей на
ее окраины тюркских народов и обратное заселение степи приамурскими
народами, предками монголов и монголоязычных татар, которые освоив новый
богатый район, размножились и усилились.
Рассмотрение исторических фактов в указанном аспекте показывает, что
географическая среда, определяющая естественную обстановку, играла
колоссальную роль в ходе исторического развития народов лесостепной зоны
Евразийского континента и иногда являлась решающим фактором в судьбе
могущественных государств. Иной раз таланты и подвиги правителей не могли
спасти от гибели их народы, а в других случаях заурядные ханы оказывались в
силах поддержать могущество своих орд. Конечно, таланты и мужество вождей
при прочих равных условиях имели большое значение, но судьбы народов
лесостепной зоны Евразии решали дожди и зеленая трава.
Кроме отмеченного сходства географических условий западной и восточной
окраин евразийской степи между ними наблюдается существенное различие, для
нашей темы кардинальное: сезонность увлажнения.
На западе, вплоть до Алтая и Тянь-Шаня, характерно почти полное отсутствие
осадков летом и влияние атлантических циклонов зимой. Это значит, что летом
степь выгорает, а зимой покрывается настолько толстым слоем снега, что скот
не может его разгрести. При этом с циклонами связаны частые оттепели, при
которых возникает гололедица, и тогда животные гибнут массами. Поэтому
кочевники используют степи под весенний выпас, а на лето угоняют скот в
горы, где находятся роскошные альпийские луга в долинах между хребтами. На
зиму же они заготовляют сено [*59].
Каждая из горных долин принадлежит особому роду, и, следовательно, здешние
кочевники большую часть года проводят в своем кругу. Поэтому у них не
возникает привычки к широкому социальному общению [*60]. Они всегда
уклонялись от объединения в большие орды, предпочитая им союзы племен или
родов, и соответственно их роль в мировой истории сводилась к защите от
внешних врагов, обороне, которая редко бывает успешной [є34].
К тому же наличие гор, кое-где увенчанных ледниками, склонов, то выжженных
горячим солнцем (в зависимости от того, куда повернут склон, к югу или к
северу), множество ключей и ручьев создали для саяно-алтайского и
тянь-шаньского кочевника исключительно благоприятные условия существования
сравнительно с резко континентальным климатом Монголии. Однако пульс
истории бился не здесь, а на востоке
В Монголию муссоны приносят влагу летом, а зимой над степью располагается
центр огромного антициклона. Зимой стоят ясные солнечные дни и тихая
безветренная погода. Слабые ветры наблюдаются только по окраинам
антициклона. Снега выпадает столь мало, что скот может круглый год
находиться на подножном корму, причем на окраине Гоби выпавший за ночь снег
не тает, а испаряется (вследствие инсоляции) на рассвете.
Летом Центральная Азия раскаляется солнцем, и в ней образуется
континентальный тропический воздух, но дождей хватает на поддержание
растительного покрова, и скот находит себе достаточно пищи даже на
равнинах. Стада и пастухи находятся на пастбищах круглый год, встречаясь
между собой. Поэтому у восточных кочевников возникает привычка к
постоянному общению друг с другом в широких масштабах, и это дает им
возможность объединяться и активно отражать натиск оседлых соседей, самым
опасным из которых была Китайская империя. Силы Китая превышали силы хуннов
в 20 раз, а силы тюрков - в 50 раз, но спаянность и способность к
организации кочевников, воспитанные повседневной жизнью, давали им победу
над страшным врагом.
Но если так, то отсутствие в степи крупной военной державы означало либо
полное отсутствие населения, либо крайнюю его разреженность. Как было
показано выше, количество людей в степи лимитируется количеством воды.
Значит, то, что в Х в. письменные источники не упоминают никакого
государства на территории Монголии, свидетельствует о возникновении здесь
пустыни, а как только муссоны вернулись на свое южное направление, в степи
начали возникать новые народы и новые державы, история которых была
немедленно [є35] зафиксирована соседями. Это случилось в XI в.
Мы замкнули цепь анализа, проделав его двумя путями, и получили единый
вывод. Значит, он верен. Теперь наша задача в том, чтобы показать, для чего
этот вывод может быть использован.
СОПЕРНИКИ
Если до Х в. ключом к пониманию истории Центральной Азии была прослеженная
выше борьба Китая с Великой степью, то теперь положение изменилось
радикально. Китайское общество стало жертвой социального кризиса и
деморализовалось настолько, что не смогло отразить нападения
немногочисленного племени шато, чуждого китайцам по крови, языку и
культуре. Великая степь превратилась в пустыню. Южные кочевники умножили
войска шатоского князя, северные ютились на окраине сибирской тайги, а на
бывших тюрских и хуннских кочевьях теперь паслись дикие верблюды и лошади
Пржевальского, умеющие пробегать сотни километров только для того, чтобы
утолить жажду из еще не пересохших источников.
На этом фоне проявилась сила народов Маньчжурии, для которых уменьшение
осадков было скорее благом, так как климат ее достаточно влажен и
сокращение паводков и буйной растительности шло только на пользу сельскому
хозяйству. Это усиление нельзя рассматривать как абсолютное. Нет, сила
маньчжурских племен, объединенных киданьской империей, осталась прежней, а
ослабели соперники и враги, благодаря чему Кидань получила возможность
претендовать на гегемонию в Восточной Азии.
Наибольшей помехой для киданьской империи было собственное непреодоленное
прошлое - племенной быт. Не только приамурские и приморские племена
охотников и рыболовов (шивэй, тилэ, уги, чжурчжэни), не только
земледельческое население Центральной Маньчжурии (Бохай), но и многие члены
киданьского восьмиплеменного союза не понимали необходимости жертвовать
жизнью и свободой ради величия династии Елюев. Да и в самой царской фамилии
не было единства. После смерти Амбаганя императрица, используя свое влияние
на войско (женщины у киданей занимали чрезвычайно высокое положение и имели
решающий голос во всех делах, кроме военных), возвела на престол своего
любимца - младшего сына Дэгуана [є36], а старший, законный наследник, Дуюй
вынужден был бежать к шато, в империю Позднюю Тан, т.е. искать помощи у
врага своей страны. Но что ему оставалось делать? Дать себя убить, что ли?
Совсем иное дело сложилось у тюрок-шато. Они одержали блестящую победу в
923 г., использовав последние силы кочевников усыхающей Великой степи. Но
на этом степные резервы иссякли, и для того чтобы держать в покорности
многомиллионный народ, приходилось привлекать к делам правления собственно
китайцев. Мы уже видели, что основатель династии Ли Цун-сюй заплатил жизнью
за пристрастие к китайскому театру (актеры становились фаворитами
императора и получали государственные должности) и доверие к
евнухам-чиновникам. Новый император. Ли Сы-юань, неграмотный, но храбрый,
умный и благородный по характеру тюрк, столкнулся не только с той же
проблемой, но и с новой, еще более сложной, даже неразрешимой. Шатоские
офицеры, назначаемые правителями южных областей, волей-неволей оказывались
в китайском окружении и незаметно, мало-помалу начинали себя вести как
китайские чиновники, с той лишь разницей, что они не знали даже простой
грамоты. Одержать победу было легче, чем ее реализовать.
Господство центральной власти над Южным Китаем было чисто номинальным, но
даже таковое было невозможно осуществить. Так, в 927 г. инспектор,
посланный для ревизии в Шу (Сычуань), был казнен правителем области, и
вслед за тем началось приобретение областных правлений путем применения
военной силы, как при феодализме. Воспользовавшись смутой, правитель У
(Юго-Восточный Китай) объявил себя императором. Еще опаснее было восстание
на северо-востоке, где правитель Ван Ду, страшась отставки, отложился и
призвал на помощь киданей, что вызвало открытую войну между шато и
киданями, или между империями Поздняя Тан и Ляо.
Шато победили. Мятежник и его союзники были осаждены в крепости Динчжоу.
Кто-то из горожан открыл ворота, и крепость пала. Ван Ду сгорел в своем
доме, подожженном победителями, а киданьский предводитель сдался, был
привезен в цепях в столицу и казнен.
В 929 г. кидани ответили на поражение вторжением в Шаньси, но, потеряв
много людей убитыми и пленными, отступили. Шато не могли развить успех, так
как снова отпала Шу, где восстали офицеры их собственной армии. Попытка
усмирить их окончилась поражением правительственных войск, и война угасла
только в 931 г., когда причина восстания - неугодный войскам министр был
казнен.
У шато было достаточно денег и людей для обороны, но не для наступления, и
они искали мира с киданями. Поэтому в 931 г. они вернули им всех пленных,
удержав лишь наиболее доблестного офицера по имени Чже Ла. Но кидани,
придравшись к случаю, разгромили северо-восточные области Китая. Тогда
император назначил правителем Хэдуна (территории к востоку от излучины
Хуанхэ) самого способного шатоского полковника Ши Цзинь-тана, но это
обеспокоило губернатора города Ю (Пекин), и он передался вместе с городом и
областью киданям в 932 г.
В 933 г. произошло два несчастья: снова отпала Шу, а правитель ее
провозгласил себя императором, и умер правитель города Сячжоу [*61] в
Ганьсу, оставив малолетнего сына. Император хотел назначить в Сячжоу нового
