Сячжоу и в 884 г. за помощь династии Тан против Хуан Чао были признаны как
автономное вассальное княжество. Впоследствии они входили в империю Поздняя
Тан, но чисто номинально, управляясь собственными князьями, для проформы
получавшими китайские чины. В войне между шато и китайцами тангуты участия
не принимали и благодаря такой изоляции окрепли и усилились.
Объединение всего Китая династией Сун поставило перед тангутскими
старейшинами дилемму: вернуться под протекторат Китая или добиваться
независимости. Сторонник первого решения Тоба Цзи-пэн явился в Кайфын с
предложением покорности, но его родственник Тоба Цэи-цянь возглавил
восстание против китайцев, введших войска в тангутскис земли, т.е. в Ордос,
в 982 г. Сначала его преследовали неудачи и ему пришлось спасаться бегством
от китайских войск. Но "жители запада, облагодетельствованные родом Тоба,
во множестве приходили к нему" [є60], и китайцы стали терпеть поражения. В
985 г. против тангутов была брошена сильная армия, нанесшая им немалый
урон, но разгромленная в том же году. Тогда тангуты заключили союз с
киданями и снова разбили китайцев в 987 г. Последующие военные действия
тангутов были столь удачны, что император повелел разрушить крепость
Сячжоу, уступив тем самым тангутам Западное Ганьсу и Ордос. В 990 г. новое
тангутскос государство было признано империей Ляо, и с этой даты
отсчитывается его самостоятельное существование [*72].
Мы не будем прослеживать перипетии непрекращавшейся войны Тангута с Китаем,
так как это нарушило бы принятые нами масштаб и степень приближения. Но
роль тангуто-китайской войны в общеисторическом процессе оттенить
необходимо. Сами тангуты считали себя наследниками полуинородческих
династий Бэй-Вэй и Тан, а также шатоских династий Поздняя (Хоу) Тан и
платформу - право некитайцев жить на территориях, некогда захваченных
Китаем, сохранять свои исторически сложившиеся традиции управляться вождями
из своей среды, а не китайскими чиновниками. Однако собственно тибетские
племена в Ганьсу и Амдо оказались их врагами. Во время войны с ганьсуйскими
тибетцами Тоба Цзи-цянь был тяжело ранен стрелою в лицо и год спустя, в
1004 г., скончался. Его сын, Тоба Дэ-мин, вступил в переговоры с империей
Сун и добился в 1006 г. мира, по которому ему были пожалованы чины военного
губернатора и великого князя, а также дары деньгами, материями и чаем
только за то, что он согласился не числить себя суверенным государем [є61].
Передышку тангуты использовали для обеспечения своей западной границы. Сын
Дэ-мина, Юань-хао, талантливый полководец, выбил уйгуров из Ганьчжоу в 1028
г. и захватил Дуньхуан в 1035 г. Бои были крайне ожесточенными, потому что
между уйгурами и тангутами была кровная вражда [є62], ощущавшаяся степными
народами более четко, чем политическое, экономическое или религиозное
соперничество. В плен не брали; "кровь лилась, как журчащий поток" [є63].
Но успешное проникновение тангутов на запад было сорвано также тибетцами,
находившимися с тангутами в кровной вражде. Разбитые в предгорьях Наньшаня,
тибетские племена объединились в горах Амдо и на берегах озера Кукунор в
царство Тубот.
Потомок древних тибетских царей Госрай (Го-сы-ло) возглавил объединение
племен и выступил против тангутского царства "в ожидании наград и почестей
от китайского двора" [є64]. Может быть, не только поэтому, хотя, бесспорно,
союз с Китаем был ему на руку, ибо "враги наших врагов - наша друзья".
Нападение Юань-хао на Госрая в 1035 г. кончилось для тангутов неудачей.
Госрай отбился, и после победы к нему стали стекаться ганьсуйские тибетцы и
уйгуры, которым под властью тангутов было не сладко. В 1041 г. ганьсуйские
уйгуры, бежавшие во время наступления тангутов в Турфан, попытались
освободить свою родину от завоевателей. Они напали на оазис Шачжоу и
осадили крепость, где располагался тангутский гарнизон. Но тангуты бросили
на запад свою латную конницу, чем застали уйгуров снять осаду и вернуться в
Турфан [є65], где их защищали от тангутских копий безмолвные барханы и
сыпучие пески пустыни. Благодаря этой диверсии уцелело эфемерное царство
Тубот, но Госрай даже при наличии пополнений и союзников не мог тягаться с
организованной армией Юань-хао. Он был вынужден ограничиться обороной своих
горных крепостей да грабительскими набегами на тангутское царство. [є66].
Думается, что сила Тангута определялась двумя взаимосвязанными
обстоятельствами: наличием позитивной политической программы и составом
людей, этой программой очарованных. Царевич Юань-хао побуждал своего
миролюбивого отца Дэмина к войне с Китаем, который оплачивал мир шелком,
говоря: "Одеваться кожею и волною (овечьей шерстью. - Л.Г.), заниматься
скотоводством - вот что сродни кочевым. Родившись героем, должно
господствовать над другими; к чему шелковые ткани". И еще четче программа
культурного самоопределения [*73] выражена в сравнении тангутов с киданями,
как губка впитывавшими в себя китайскую цивилизацию: "Яньцы (т.е. кидани,
поселившиеся около Пекина. - Л.Г.) в одежде, питье и пище подражают
китайцам. Тангуты не любят Китай и пользуются такими нравами и обычаями)
какими им заблагорассудится" [є67].
Эта патетическая декламация была произнесена не впустую. Здесь со всей
очевидностью было заявлено, что не жизненное благополучие и не блаженный
покой являются целью жизни, а борьба против вечного врага кочевников,
против врага предков, т.е. Тоба-Вэйской династии, некогда пришедшей из
степей Забайкалья, захватившей пол-Китая и ставшей жертвой своих подданных.
Это была еще более крайняя программа, нежели у тюрок-шато, да и проводилась
она более последовательно. Вместо компромисса с китайской культурой
Юань-хао провел ряд реформ, которыми уничтожил все заимствования из Китая:
сменил китайское летосчисление на свое, тут же изобретенное; отказался от
пожалованной ему китайской фамилии; создал тангутский штат чиновников,
тангутскую армию и тангутскую письменность, хотя и иероглифическую, но
отличную от китайской. Наконец, он рискнул и в конце 1038 г. объявил себя
"Сыном Неба" и назвал свое царство империей Западная Ся. ссылаясь на
происхождение от дома Тоба-Вэй. Это означало войну с Китаем, где не могли
потерпеть, чтобы на земле существовала еще одна империя, кроме Срединной.
Война длилась до 1044 г. и закончилась тем, что Юань-хао отказался от
пышного титула. Законы экономики оказались сильнее идей войны и победы.
Народ роптал, потому что не стало чая и шелковых одежд. Пришлось помириться
и уступить, впрочем. только в формальных обращениях при дипломатической
переписке [є68].
Ну что могли противопоставить этому подъему страстей полудикие тибетские
горцы, мечтавшие только о получении "даров" от "Сына Неба", т.е. чая,
материй и шелка для своих жен. По физической храбрости и выносливости они
не уступали тангутам, но у них не было того подъема, того творческого
накала, который позволил маленькому тангутскому княжеству победить
китайские полчища и создать культуру, не уступавшую китайской. Конечно, это
не могло быть достигнуто силами одних степняков и горцев. На помощь
тангутам пришел сам же Китай, изгнавший из своих пределов всех
инакомыслящих, в первую очередь буддистов и христиан. Буддисты нашли в
тангутских юртах хороший прием. Для тангутских царей они рисовали картины,
отливали статуи, сочиняли стихи и трактаты, а когда бывало нужно, давали
добрые советы по дипломатическим и административным вопросам.
Будучи нетерпимыми к обидевшим их китайцам, буддисты не мешали тангутам
почитать "духов-ясновидцев" и умерших предков. Кроме буддистов в Тангут
бежали из Китая и даосы, и там не были запрещены конфуцианские трактаты.
Терпимость дала тангутам такую силу, что они остановили китайскую агрессию,
прикрыв собой беззащитную Великую степь, благодаря чему в тылу у них
беспрепятственно сформировались ханства черных татар (см. ниже).
Юань-хао погиб в 1048 г. Он был убит собственным сыном, у которого он отнял
невесту. Наступило смутное время господства знатного рода Лян,
непопулярного в войсках. В 1082 г. китайцы отняли у тангутов крепость
Ляньчжоу и возвели на престол старую династию, которая успешно закончила
войну с Китаем миром 1106 г., чему весьма способствовала ссора китайцев с
амдоскими тибетцами и развал царства Госрая. При схватке один на один
Тангут по силе оказался равным Китаю.
После падения Западнотюркютского каганата [*74] поселения карлуков обходили
озеро Иссык-Куль с юга; на востоке доходили до реки Тарима. В конце IX в.
пограничными городами были Касан [*75], на берегу Касансая, правого притока
Сырдарьи, и Исфиджаб, в долине реки Арысь [є69] , а в начале Х в.
"тюрки-карлуки облегают Мавераннагр от Исфиджаба до отдаленнейших городов
Ферганы" [є70]. Это была их южная граница. На севере они продолжали
удерживать Семиречье, верховья Иртыша и гегемонию в восточной части
современного Казахстана. Из подчиненных им племен известны аргу (аргыны,
потомки басмалов [є71]) и тухси, остаток тюргешей в юго-западном Семиречье.
Это были наиболее цивилизованные тюркские племена, отчасти перешедшие к
оседлости.
Однако правитель карлуков титуловался не "хан", а "джабгу", что дает
основание думать, что карлукская держава была не особенно могущественна.
Действительно, в начале Х в. на южной границе карлукских земель появляются
новые племена: чигили и ягма. Чигили кочуют вокруг озера Иссык-Куль и на
северо-восток от его, а ягма - в окрестностях Кашгара. Очевидно, потеря
карлуками этих территорий связана со столкновением с уйгурами, временно
захватившими Аксу и Барсхан, и с вмешательством кыргызов, выбивших оттуда
уйгуров.
В борьбе с мусульманами карлуки также терпели поражение. В 840 г. Нух ибн
Асад завоевал Исфиджаб и построил стену, защищавшую земледельческие районы
от кочевников. В 893 г. Исмаил Самани овладел Таласом. На западе
саманидское правительство подняло против карлуков гузов - предков туркмен,
носивших в то время название "огузы", что просто означает "роды".
В начале Х в. эти потомки парфян [*76] локализовались в низовьях Сырдарьи и
на берегах Аральского моря. В тюркютскую эпоху они сменили свой язык -
по-видимому, один из диалектов пехлеви - на тюркский, но продолжали
чувствовать свою связь с Восточным Ираном и, вступив в союз с Саманидами,
стеснили карлуков. Они рано приняли ислам и вынудили карлуков сделать то же
самое в 960 г. Карлуки утеряли гегемонию в степи, и она перешла к
воинственным скотоводам - ягма.
По-видимому, отюречивание Западного края началось еще во время владычества
там западнотюркских ханов. На китайской карте эпохи Тан, составленной в
конце VII в., наряду со старым названием - Сулэ появляется новое - Каша,
т.е. Кашгар. Надо полагать, что в тревожную эпоху крушения
Западнотюркютского каганата побережья Кашгар-дарьи заселились тюркоязычными
кочевниками нушиби, распространявшимися с Тянь-Шаня на юг [є72]. Пришельцы
ужились с немногочисленным оседлым населением оазиса, перемешались и
составили новое племя - ягма, ставшее известным в начале X в. О наличии
двух расовых компонентов в этом племени отчетливо говорит противоречие в
описаниях их внешнего облика. Арабский путешественник Абу-Дулеф пишет, что
ягма были высокорослым бородатым народом с голубыми глазами [є73], а Утби,
историк XI в., пишет, что под Балхом в 1008 г. потерпели поражение тюрки
(это были ягма) "с широкими лицами, маленькими глазами, плоскими носами,
малым количеством волос на бороде, с железными мечами, в черных одеждах"
[є74].
Это разногласие вполне объяснимо, если учесть, что Абу-Дулеф был в самом
городе Кашгаре и видел потомков древнего европеоидного населения оазиса, а
Утби видел рядовых воинов, набранных из числа обитателей окрестностей
города.
Ягма приняли ислам еще раньше карлуков - в 900 г. и тем самым связали себя
с западной половиной Средней Азии. Правитель их назывался Богра-ханом, а
народ ягма носил название "бограч" [є75]. Современники не смешивали этот
народ ни с карлуками, ни с уйгурами. Поэма Кудатку-билик, сочиненная Юсуфом
