вокзалу синглиты. О Филе словно забыли... Он пошел на станцию и проводил
несколько поездов. Никто не пригласил его участвовать в этом массовом
исходе, никто не заставлял и оставаться. Им словно не было до него
никакого дела. Он не мог больше уловить ни одной их мысли. Фил подумал,
что война, может быть, перешла в какую-то новую фазу. Люди получили
подкрепление, связались с Землей, и теперь синглитам грозит полное
уничтожение, его новый мир будет уничтожен, разрушен, и он, перестав быть
человеком, не станет и синглитом... Будет существом без прошлого и
будущего. Эта мысль обдала его холодным страхом, и сразу же он сказал
себе: "Вот оно, начинается. Они сумели показать тебе, чего ты можешь
лишиться. Теперь нужно совсем немного усилий, и ты побежишь спасать свою
новую конуру. Ну нет! Этому не бывать!"
Он повернулся и решительным шагом направился прочь от станции. Нужно
попытаться разыскать Эл, пока она не уехала, и узнать, что произошло.
Он вспомнил, как бежал через лес. В конце концов, этот выход у него
останется всегда. Он сможет выйти на передовые посты перед базой. Это
будет естественным и справедливым концом. Вспомнил, как однажды на
рассвете он стоял в дозоре и из лесу прямо на него вышел какой-то одинокий
синглит. Вышел и пошел напролом, не останавливаясь, не обращая внимания на
окрики. Ослепительная вспышка пламени прервала его долгий путь... Только
теперь Фил понял, как долог и нелегок был этот путь...
Обычно они встречались на пляже, у Эл не было своей комнаты, она
объясняла это тем, что тяга к одиночеству проявляется только в первом
цикле.
На пляже никого. Волны моря набегали на пустынный берег, покрытый
шелковистым ласковым песком. Много часов провели они здесь вместе и чаще
всего молчали. У них еще не было общих воспоминаний, а своим прошлым она
не любила делиться, так же, впрочем, как и он сам. Он заметил, что все
связанное с человеческой жизнью стало у синглитов своеобразным табу. Не то
чтобы говорить или думать о ней запрещалось, но это было невежливо, потому
что причиняло собеседнику невольную боль. Только теперь он начал понимать,
что синглиты гораздо более ранимы, чем казались с виду, и что никакие
циклы полностью не справляются с болью и тоской по оставленному
человеческому прошлому...
Эл работала в биологической лаборатории центра. Она не считала свои
занятия там работой. И он понимал ее, сам невольно увлекаясь опытами,
которые она ставила. Наверно, этой увлеченности способствовало отсутствие
всякого определенного времени занятий, их необязательность, они как бы
стали своеобразной игрой, развлечением, а не работой.
Все двери оказались открытыми. Они и раньше не запирались, кроме тех,
что вели в опасные помещения или личные комнаты новичков.
Пока Фил бродил по пляжу, здание полностью опустело. Ему казалось
невозможным, чтобы она уехала, не попытавшись его увидеть!
Но вся аппаратура, зачехленная и обесточенная, была подготовлена к
длительной остановке и хранению чьими-то заботливыми руками. Казалось,
здание уснуло. Он еще с полчаса бродил по его коридорам и залам, невольно
вспоминая день, когда метался из одного перехода в другой, как загнанная
бездомная собачонка... Теперь у него есть хоть комната и ничего другого
ему не оставалось, как снова спрятаться за ее дверью от собственного
страха и одиночества.
За столом сидел незнакомый светловолосый синглит и задумчиво вертел в
руках стеклянную статуэтку. Фил попятился. У синглитов было не принято без
разрешения входить в чужую комнату. Грубое вторжение не предвещало ничего
хорошего.
4
Ротанов словно плыл в расплывчатом море, у которого не видно берегов.
Уходя из города, он на что-то надеялся, что-то искал... Что именно?
Этого он уже не помнил. Хотя если хорошенько подумать, то можно вспомнить,
что еще совсем недавно у него была вполне определенная цель: настигнуть
синглитов, покинувших город, найти то место, куда они уходят для каких-то
неизвестных, тайных от людей дел... Но постепенно, с каждым часом цель
становилась все неопределеннее, словно окружающий туман проникал даже в
мысли, путал их. Он ведь искал не просто место... Не ответ на загадки
планеты... Он искал женщину, вернее, синглитку. Он выполнил ее последнюю
просьбу, позволил уйти, навсегда затеряться в белесом болоте и, похоже,
заплатил за это слишком дорогой ценой. Обрек себя на дорогу, у которой нет
ни конца ни края. Всю жизнь он будет теперь идти вот так, увязая в тумане,
не зная, куда и зачем.
Постепенно усталость давала о себе знать. Он все чаще спотыкался,
терял представление о времени и пространстве. Иногда ему казалось, что он
бредет в этом однообразном сером месиве с самого рождения и будет идти еще
долгие годы, без всякой надежды на конец дороги. Чтобы вернуть ощущение
реальности, Ротанов сорвал с плеча пульсатор и выстрелил.
На секунду ему показалось, что в тумане чужой планеты взошло
обыкновенное земное солнце. Его желтоватый жаркий свет разметал враждебные
щупальца тумана, горячий ветер ударил в лицо, смел остатки липкой дряни, а
отсвет горящих деревьев высветил склон холма, по которому он шел. Сознание
вновь обрело знакомую ледяную четкость, мысли уже не прыгали и не
путались. Все упростилось, стало до конца ясным. Он инспектор. У него есть
инструкции, там можно найти ответ на самые сложные вопросы. Простой и
доступный ответ. Уголком сознания он понимал, что с ним не все в порядке.
Он слишком долго шел, слишком устал. Многократные нападения люссов не
могли пройти бесследно...
Ротанов достал флягу с водой, но не успел сделать ни одного глотка.
Сверху по склону холма ему навстречу спускалась маленькая фигурка, издали
очень похожая на человеческую. По походке он сразу же понял, что это
синглит. Спрятаться? Пойти за ним следом? Попробовать заговорить? Сейчас
все эти очевидные решения казались ему слишком сложными.
Ствол пульсатора описал короткую дугу, ловя в перекрестье прицела
тропинку, по которой шел к нему синглит. Оставалось подождать, пока он
сделает шагов двадцать, выйдет на эту открытую тропинку, и нажать спуск.
5
Посетитель поставил статуэтку на место и сразу же поднялся навстречу
Филину.
- Ну вот мы и встретились. Ты ведь хотел этого с самого начала.
Раньше это было бессмысленно, теперь ты готов к разговору. Я твой
наставник.
"Вот оно! - обожгла сознание мысль. - Я знал, что они от меня не
отступятся, никогда не оставят в покое! Им нужны солдаты..."
- Подожди, Фил. Не надо спешить с выводами. Я пришел не за тем, о чем
ты думаешь. Слишком многое зависит от того, поймешь ли ты меня сейчас,
поверишь ли, поэтому не спеши и хорошенько подумай, прежде чем примешь
решение. А сейчас сядь и послушай.
Филин почувствовал, как его охватывает знакомое щемящее чувство,
которое, как он знал, появляется у него накануне боя или в момент сильного
нервного напряжения; оно длилось недолго, и на смену ему всегда приходило
спокойствие и трезвый расчет, не раз выручавшие его в сложных запутанных
ситуациях. Он сел к столу совсем близко от посетителя и пристально
посмотрел ему в глаза.
- Я слушаю, хотя и не понимаю. Если ты действительно мой наставник,
то, наверно, мог бы внушить мне любое желание, любую свою мысль без этих
долгих разговоров. Я уже знаю, что такое твой мысленный контроль.
- Контроль допустим лишь в начальной стадии обучения, ты ее уже
прошел. То, что мне от тебя нужно сегодня, не заменит никакое внушение,
мне понадобится твоя собственная воля, все твое желание, чтобы добиться
успеха.
- Я слушаю.
- Ты помнишь зал пластации?
- Да, я туда не пошел.
- В тот день было еще слишком рано, и ты ничего бы не понял. В этом
зале мы можем изменять свою внешность и не только внешность - все тело.
Его строение целиком подчиняется нашей воле, желанию; ну так вот, мне
очень нужно, Фил, просто необходимо, чтобы ты вернул свою прежнюю
внешность, ту, которая была у тебя, когда ты был человеком. Этого никто не
сможет сделать, кроме тебя самого, я могу только помочь.
- Зачем это нужно?
- Ты помнишь пилота, Фил?
- Того на складе? Конечно. Конечно, я его помню.
- Мне кажется, этот человек подошел очень близко к решению самой
главной задачи...
- Какой задачи?
- Он может прекратить войну. Фил... И не только ее. Кажется, он может
найти способ, объединяющий несовместимые вещи - наше общество и общество
людей...
- Как же он это сделает?
- Если бы я знал... - В голосе наставника прозвучала неподдельная
горечь. - Над этой проблемой работали не один год наши лучшие ученые. Было
доказано, что выхода нет. Что наше развитие целиком зависит от захваченных
в плен и насильно обращенных в синглитов людей... И все же я никогда до
конца в это не верил. Видишь ли, есть древние знания, сохраненные в
наследственной памяти самих люссов и переданные теперь нам, мы не можем
разобраться в них полностью, потому что родовая память - это только
основные инстинкты, законы поведения, там все страшно запутано, неясно.
Множество позднейших наслоений, и все же можно сделать вывод о том, что
когда-то, чрезвычайно давно, тысячелетия назад, люссы уже имели контакт с
другими мыслящими существами. Похоже, им удалось создать объединенное
гармоничное общество, я даже подозреваю, что возникновение самих люссов
как-то связано с этими навсегда оставившими планету в глубокой древности
существами. А потом пришли люди, и произошла какая-то трагическая ошибка,
случайность или что-то еще, может быть, за тысячи лет эволюция исказила
первоначально заложенные в люссах инстинкты, они одичали, превратились в
тех ужасных вампиров, которых вы, то есть люди, так боитесь сегодня. Это
все мои догадки - не больше. Но они дали мне право подозревать, что
какой-то выход из создавшегося положения возможен, но мы его не знаем.
Если бы его знал кто-нибудь из нас, эти стычки, принесшие так много горя и
нам и людям, давно бы прекратились.
- Вам-то от них какое горе? Одна польза...
- Ты несправедлив. Фил. Не забывай, что ты сам давно уже наш, и твое
личное горе - трагедия всех тех юношей, которые становятся новыми членами
нашего общества, сохранив навсегда след насилия над собой, душевного
надлома, тоски по оставленному человеческому дому - все это наша общая
трагедия. И когда нам приходится брать в руки оружие, чтобы наше новое
общество могло продолжить свой род, - это ведь тоже трагедия, Фил... Не
зря же ты больше всего боишься именно этого.
- Я никогда не стану предателем!
- Не ты один, Фил. Не ты один. В том-то и дело. Война порождает
неразрешимые противоречия. Многие предпочитают уйти совсем. А ты говоришь
- польза... До прилета инспектора мы еще могли надеяться, что она кончится
нашей победой, превращением всех людей в синглитов. Конечно, это ничего бы
не дало, потому что сразу же прекратилось и развитие нашего общества,
неспособного к размножению. Несмотря на долгую жизнь каждого нашего члена,
ничего, кроме регресса и упадка, постепенного вымирания, нас не ждало
после нашей победы на планете. Теперь же, с установлением контакта с
Землей, все противоречия еще больше обострились.
- Что может с этим сделать пилот?
- Не знаю... Во всяком случае, над ним не тяготеют предрассудки,
порожденные во всех колонистах многолетней войной. Он может быть
объективен. К тому же он официальный представитель землян на нашей
планете. В общем, мне кажется, он имеет право решать. И надо ему в этом
