означать эти пустые для человека двадцать третьего века слова, нужно было
побывать на этой тропинке. Скоро это кончится. Он никому не позволит
больше испытывать здесь такой вот смертельный ужас.
В сером жемчужном сумраке они видели довольно далеко вокруг. Здесь
никогда не бывает такой полной ночи, как на Земле. Виноваты крупные
близкие звезды, и только облака да рваные полотнища тумана мешали
рассмотреть, что там делалось впереди на огромной пологой поляне,
покрывшей всю вершину холма. Кусты кончились, и оба остановились. Они уже
стояли на краю поляны. На время Ротанов забыл о Филине, пораженный
открывшимся ему зрелищем.
Всю поляну до самого края заполняли какие-то слабо светящиеся
голубоватым светом предметы. Их было так много, что поляна походила на
ночное небо, сплошь забитое странными холодными звездами. Ближайшие
светящиеся предметы лежали у самых ног, и, присмотревшись, он понял, что
это такое... Свет был слабым, мерцающим, и все же его хватало, чтобы
высветить травинки вокруг, влажные ветви кустов... Округлые изогнутые бока
предметов, словно вылепленные неведомым скульптором, странным образом
закручивались, смыкались друг с другом своей утонченной частью. Если
смотреть слишком пристально, нельзя было уловить форму предмета.
Сколько их здесь, тысячи? Десятки тысяч? Кто и зачем принес их все
сюда? Вдруг он вздрогнул, потому что рядом с ним что-то произошло. Он
резко обернулся. На том месте, где только что стоял Филин, клубилось
плотное бесформенное облако тумана. Оно постепенно расплывалось, меняло
форму, вытягивалось вверх грибообразным султаном, наконец оторвалось от
земли и медленно, словно нехотя, потянулось вверх.
У самого подножия этого туманного столба Ротанов увидел еще один
светящийся предмет. Он мог бы поклясться, что минуту назад его там не
было... Он задрал голову, стараясь рассмотреть, куда уходит туманный
хвост, только что бывший Филином. Не так уж высоко над поляной висела
плотная туча. Облако втянулось в нее, словно всосалось внутрь, послышался
слабый чавкающий звук. Вся туча чуть заметно колыхалась. По ней шли от
края до края световые волны, слабое мерцание на грани видимости
сопровождало волны зеленоватых, розовых, голубых тонов, они шли друг за
другом и неслышно исчезали, высвеченные по краям роем искорок.
Пожалуй, это было красиво. И еще он чувствовал странную отрешенность,
потому что все происходящее было настолько чуждо, нечеловечно, что
утратило тот первозданный оттенок ужаса, который сопровождал его до самой
поляны. Он уже не испытывал ни гнева, ни страха. Только горечь да еще
легкую грусть, какую всегда испытывает человек, случайно попавший на
кладбище, потому что во всех этих гнилушках, рассыпанных по поляне, было
что-то от кладбища...
"Ну вот ты и добрался до сгнившего сердца этой проклятой планеты", -
сказал он себе и не испытал ни радости, ни удовлетворения. В нем появилась
странная двойственность, словно внутри проснулся какой-то новый,
неизвестный ему человек и чуть насмешливо и грустно наблюдал теперь за тем
прежним Ротановым, который пришел на эту поляну, сжимая в руках оружие,
собираясь кому-то мстить, творить суд и расправу, не имея ни малейшего
права ни на то, ни на другое, потому что все происшедшее вообще оказалось
за рамками обычных человеческих понятий о морали и логике.
Да и не мог он направить огненный смерч на эти кристаллы, в которых,
как в спорах, хранились зародыши жизни. Все, что было и еще станет
Филином, ею, Бэргом, десятками других существ, способных огорчаться,
радоваться, страдать... В потоке пламени может наступить лишь
окончательный конец, не он подарил им эту странную вторую жизнь, не ему и
отбирать ее...
Он повернулся и медленно побрел обратно. Пульсатор на длинном ремне
больно колотил его по плечам на каждом шагу. Он остановился и с
раздражением засунул в рюкзак бесполезное и бессмысленное здесь оружие.
Поляна все еще лежала перед ним такая же тихая и странная, больше
все-таки похожая на ночное небо, чем на кладбище. "Мы же вас не трогали...
Зачем?" - тихо спросил он и, не получив ответа, побрел было дальше, но
почти сразу же остановился. Ответ был где-то здесь, совсем рядом. Он
выстраивался, возводился как стена из небольших кирпичей, самых
разнообразных сведений, фактов, мелькавших в его голове до этого момента
бессмысленной путаницей.
"Это такой комар... Прежде чем снести яйцо, он должен напиться
человеческой крови..." - сказал ему инженер, и он ему не поверил.
"Вы абсолютно нормальны, абсолютно", - говорил доктор, закончив его
полное обследование после первой встречи с люссом... И оказалось, он
единственный во всей колонии не пострадал от этой встречи...
"Нет у них никакой злой воли, у этих люссов, - говорил доктор, - это
лишь молекулярная взвесь, стая мошкары с простейшей программой поведения".
И это уже было важным, потому что откуда-то же она взялась, эта программа,
заставляющая люссов нападать на людей, именно на людей... Правда, не на
всяких, потому что одним их нападение не причиняет вреда, зато другие...
"Гибернизация ослабляет наследственность, а мы все - потомки тех
искалеченных полетом людей". "Иными словами, люсс не может повредить
здоровому человеку?" - спросил он тогда и не получил ответа. Теперь он
знает, это так и есть.
И еще... В свое время, изучив все материалы, которыми располагал, он
пришел к выводу, что общество синглитов всего лишь раковая опухоль,
способная к развитию только за счет людей. Теперь он знает еще один важный
факт. Они не способны к самостоятельному размножению, действительно могут
развиваться только за счет людей, но не всяких. Не всяких, а только
больных! Пусть даже с их точки зрения больных - неважно, потому что в
конце концов больные люди становились здоровыми синглитами... У него
кружилась голова от этих мыслей. Он дошел уже до самого края поляны и
остановился, опустился на траву. Вокруг все было очень тихо, и от
радужного мерцания над головой мысли становились стройнее, словно облако
помогало ему думать... Вдруг мелькнула догадка настолько важная, что он
сразу забыл обо всем остальном.
В генетическом коде всех колонистов что-то было нарушено, что-то
такое, что сделало их, с точки зрения люссов, больными, пригодными для
атаки. Не эта ли случайность послужила причиной трагических событий? Но
если это так, то получается очень странная и вполне логичная цепь, слишком
странная и слишком логичная для того, чтобы быть всего лишь случайным
стечением обстоятельств... Люссы не трогают здоровых, нападают на
больных... Или старых?.. Превращают их в синглитов. В здоровых и молодых
синглитов. Ведь у синглитов не бывает стариков. А что, если предположить,
что все это не случайно? "Не может быть случайным такое множество
совпадений! Ну же! Смелее! - приказал он себе. - Предположим, что рэниты
так запрограммировали люссов, чтобы они могли старого или умирающего от
болезней человека сохранить как личность, предоставить ему новую долгую
жизнь. Пусть другую, непохожую на человеческую, но интересную, полную
творчества, поиска, борьбы, искусства, любви, ощущения жизни! Да разве
кто-нибудь откажется?!"
Сколько там они живут, эти синглиты, многие сотни лет? Величайший
дар, вот что ты нашел внутри этой раковой опухоли, в самой ее
сердцевине... Вот что скрывалось за всеми грязными наслоениями, за
ошибками, трагическими случайностями, нелепым стечением обстоятельств,
непониманием и страхом...
Они и сами не остаются внакладе, эти самые люссы. Они получают за
счет человека индивидуальность, становятся личностью, а человеку дарят
вторую жизнь. Неплохой симбиоз... Особенно если исправить все ошибки,
уничтожить непонимание и сделать контакт человека с люссами абсолютно
добровольным... А что в добровольцах не будет недостатка, в этом он уже не
сомневался. И это было, пожалуй, самым главным. Стержнем всей проблемы. Он
встал и еще раз осмотрел поляну. Теперь огоньки в холодной траве уже не
казались ему гнилушками. Они были скорее светляками. Огоньками жизни,
бесконечной, как ночное небо. "Если хочешь, я тебя подожду..." - сказала
она на прощание. Пройдет еще сорок или пятьдесят лет. Он устанет от
дальних космических дорог, одряхлеет его тело, в нем поселятся болезни,
старость. И тогда, как знать, может быть, он захочет начать все сначала?
Все эти долгие годы кто-то будет ждать его на этой планете. Время не
властно над человеческой сущностью, над добротой, над любовью. Сейчас,
завершив круг, он понял, что дорога, уведшая его когда-то от далекой
Реаны, через бездны пространства и времени вернулась к своей изначальной
точке. В белесом мареве тумана Ротанов видел образ женщины, тысячелетия
назад родившейся на этой планете. Женщины, которую, несмотря ни на что, он
сумел найти здесь вновь и опять потерять. Дорога жизни не имела конца. Он
стоял у начала нового витка.
ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory є
є в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент є
є (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј
