Моя голова повернулась, точно на заржавленной турели; каждый
градус поворота срывался расплавленным дождем в мое пустое нутро
и там пронзал дико набрякший мочевой пузырь. Экая мерзость, быть
укомплектованным из мяса, костей и потрохов.
- Бзец! - возопил благоговейно бас. - Полный бзец! Ты хоть
знаешь, это кто? Это мой взводный!!
Насилу сфокусировав под наждачными веками глаза, я узрел
дородную пучеглазую ряшку над белой рубахой с пластроном, рыжий
вихор над залысинами. Звание, имя сами выскочили на язык:
- Капрал Джага...
- Так точно! Разрешите обратиться?
- Вольно. Мы ж не на плацу, - еле ворочая языком, выговорил я.
- Вам плохо? Пойдемте сейчас ко мне. Вот сюда, через парк. У
меня тут заведеньице, да и лекарь свой неподалеку...
- Хорошо...
- Ну и славно. Поднимайтесь, господин взводный. А ты извини,
парень, что я сгоряча насыпался, - через плечо адресовался Джага
к полицейскому. - Не разобрался поначалу. Извини.
- Ладно, все в норме.
- Ты хоть знаешь, это кто? - с пафосом продолжал он, помогая мне
встать со скамейки. - Это ж Гроза Цапры, лучший командир
разведвзвода на Закатном Побережье, у него именные часы от
самого Адмирала, понял?
- Ого! - изумился парнишка.
- Вот тебе и ого. Знаешь, из каких передряг он нас выводил
целыми?..
- Хватит, - пробормотал я. - Зачем столько рекламы, Джага.
Пойдем.
- Слушаюсь, господин взводный.
Спустя полторы вечности я доковылял до той стороны парка. Бравый
капрал нежно придерживал меня под локоть ручищей, созданной для
цевья гранатомета и вдовьих ляжек.
Заведение Джаги оказалось небольшой, эдак на полвзвода,
распивочной, и называлось простенько, с ненавязчивым юмором,
"Щит Отечества". Увидев здоровенную вывеску с намалеванным
орденом первой степени, я чуть не прыснул, хотя в тот момент мне
было не до смеха. Проклятый организм изнемогал и буйствовал,
желая опростаться, причем остатки вздорных предрассудков не
позволяли мне заняться этим прямо на ходу и не утруждаясь
расстегиванием штанов, как принято у заматерелых шпырей. Джага
отконвоировал меня в клозет, и там я вкусил от заоблачных благ,
наконец облегчившись.
Довольно-таки сносным злачным местечком обзавелся мой бывший
капрал: кроме чистенького светлого зальца, где подавали бочковую
шуху и соленых улиток, там имелся рядом со стойкой чуланчик, и в
нем столик на четверых с угловым диваном. Для особо почетных
гостей, а также шкуродеров из бесчисленных инспекций, надо
полагать. Туда-то меня Джага и определил на первый момент.
- Что с вами, господин взводный? - спросил он умильным басом. -
Я распоряжусь насчет лекаря?
- Не надо. Уже легче. Да и какой я вам взводный, дружище. Зовите
меня Трандийяаром, безо всяких там господинов.
- Осмелюсь уточнить, взводный - он всегда взводный, -
почтительно изрек Джага. - Ну, как бы это доложить... Вот первая
в жизни баба, она же второй никогда не будет, я правильно
понимаю?
Самым забавным свойством Джаги было клиническое отсутствие
чувства юмора. Он употребил это пикантное сравнение на полном
серьезе, точно так же, как, наверное, зарегистрировал горделивое
название своего кабачка.
- Согласен, - кивнул я.
- Да чего ж я тут это... разговорчики. Вам, небось, подкрепиться
надо, господин... - судорожно сглотнув слово "взводный", он с
натугой выговорил мою горскую фамилию. - Трандийяар. Я живенько
распоряжусь, с вашего позволения.
По идее, мне полагалось бы устыдиться своего вида доходяги,
обтрепанного френча, болтавшегося пыльным мешком, и того, что
бывший подчиненный рвется меня облагодетельствовать. Однако
плевать. Джага был на редкость хорошим служакой, на гражданке
такие всегда превращаются в законченных сволочей, но он
почему-то уклонился от незыблемого правила. Он завалил стол
снедью, выставил жбан отличной свежей шухи, потчевал меня
прямо-таки на убой, умоляя отведать и того, и вон этого. Мое
трижды клятое тело трепетно взывало о дозе, совершенно не
интересуясь жратвой, но я заставил себя есть, и общими усилиями
мы с капралом снабдили мою бренную оболочку примерно двухдневным
запасом калорий.
- Разрешите спросить, господин Трандийяар, а как вы теперь
поживаете? - помявшись, полюбопытствовал он, когда я уже не мог
впихнуть в себя ни кусочка.
- Никак. Инвалидность. Пенсия.
- Уяснил, - сочувственно пробормотал Джага.
- И жена ушла. К другому, здоровому. Сразу, когда я вернулся.
Потом я узнал, она давно путалась с тем тыловым слизняком.
Сам не знаю, почему это у меня вырвалось. Такие вещи никому не
говорят, даже своему бывшему капралу. Значит, до сих пор оно
гноилось у меня в душе. И надо было хоть кому-то сказать, чтобы
полегчало.
- Все они курвы, - со знанием дела заметил Джага и сразу
спохватился. - Извините, конечно, господин Трандийяар.
- Ничего. По существу правильно. По форме тоже.
- А я частенько вас вспоминаю. И горячие денечки Цапры. Вот
странное дело, разрешите рассудить. Вроде живу хорошо. Но все
это и не жизнь как бы, а кисель на салфеточке. Вот тогда мы и
впрямь жили. По-настоящему. Все там было настоящее, и люди, и
вообще. Все было правильно. Как надо. Не то, что теперь. Такое
мое мнение.
Разразившись этой небывало длинной и трудной для него тирадой,
он уставился в полупустую кружку.
- Согласен, - отозвался я. - Мне тоже так кажется. В этой жизни
мы чужаки. Выпьем?
- Охотно. За ваше здоровье.
Я допил прохладную шуху. Больше мне тут засиживаться не имело
смысла, хорошенького понемножку.
- Мне пора идти. Большое спасибо, Джага. И за угощение, и за
помощь. Спасибо.
- Ну что вы, что вы. Это вам спасибо. Честь оказали заведению.
Я встал, чуть поколебался. А, была не была, шпырю жеманиться не
пристало.
- У меня небольшая проблема... - задумчиво промолвил я. - Не
найдется ли у вас взаймы четыре монеты? Пенсия через три дня, я
сразу же отдам.
Вскочивший одновременно со мной Джага покраснел и полез в
брючный карман за портмоне.
- Конечно, пожалуйста, всегда... Может, больше надо?
- Благодарю, четырех вполне достаточно.
Он порылся среди мелочи, выудил требуемые деньги и, смущаясь,
протянул на ладони. Я невозмутимо сгреб монетки. Возврат долга и
новая доза. Потрясающе. Там, в небесной каптерке, кто-то
все-таки есть, и службу он знает.
- Господин Трандийяар, простите, если что не так. Но вы
заходите. Хоть каждый день. Для меня вас угощать большая честь.
Дела идут неплохо. Заходите, не брезгуйте. Прошу вас.
- Спасибо, Джага.
Я крепко пожал ему руку. Он проводил меня до дверей и на
прощание вдруг с чувством сказал:
- Если хотите знать, сегодня сбылась моя мечта. Выпить с моим
взводным. С вами.
- Ну что ж, мне тоже было очень приятно, - сказал я, повернулся
и зашагал через парк.
Походка стала четкой, ожиданка уже не так грызла. В кармане, в
кулаке я сжимал четыре мокрые от пота монеты, дуриком
привалившее сокровище.
2.
Все-таки я дремучий мудак. Ну что мне стоило занять пятерку и
потратить четвертак на подземку, тогда не пришлось бы ковылять
пешедралом через весь центр до берлоги Лигуна. Однако нет, в
расплавленных ожиданкой мозгах засела магическая цифра четыре, и
добавить к ней сумму на текущие расходы не хватило соображения.
Хотя милейший Джага сам предлагал взять больше. Но тут уж
сработали каким-то вывихнутым образом остатки моих предрассудков
об офицерской чести, которая не позволяет одалживаться у
подчиненных.
Экий бред. И я уже не офицер, и Джага не мой капрал, и честь
шпырю не положена, ему она как медузе сапоги, а поди ж ты...
Долго ли, коротко ли, отмахал я по вечерней прохладе солидный
марш-бросок и выдвинулся на ключевую позицию, наискосок от
шестиэтажного дома, где квартирует Лигун. Там, рядом с
бакалейной лавчонкой, имеется кабинка таксофона, который никогда
не имеет ничего против жетонов-самоделок.
Лигун взял трубку моментально, словно держал руку на аппарате,
ожидая звонка.
- Слушаю, - отозвался он каким-то мятым голосом.
- Привет, это снова Мес. Хочу зайти, отдать должок.
- Ты?! - изумился толкач почему-то. - Мес, до чего здорово, что
ты отыскался. Откуда звонишь?
- Да я тут, рядом. Зайду хоть сейчас.
- Сейчас нельзя. Я жду одного человека, он на подходе. А вот
через час приходи. Ровно через час. Только обязательно, да?
Состояние у меня уже стало вполне сносным, только внутри тихо
скреблась и подсасывала голодуха по дозе. Часок потерпеть я мог,
да и настаивать не приходилось. А вот Лигун, похоже, спятил. Он
говорил со мной чуть ли не заискивающе, никакого сравнения с
утренним снисходительным издевательством. Без сомнения, ему до
зарезу понадобились мои услуги, правда, совершенно непонятно,
какого именно рода. Гадать нечего, само разъяснится. Важен тот
примечательный факт, что судьбе вроде как надоело поворачиваться
ко мне задницей, и она решила испробовать другую манеру.
Выйдя из таксофонной будки, я заметил мощный черный
вездеход-трехосник с затемненными стеклами, который подрулил к
подъезду дома, где жил Лигун. Из автомобиля выбрался коротко
стриженный усатый мордоворот, взял с заднего сиденья дорогой
кожаный чемоданчик, включил радиоуправляемую секретку и
прошествовал в дом. Наверняка тот малый, которого сейчас
дожидался мой толкач. Он очень умело зыркал по сторонам -
коротко, как бы невзначай, но цепко. А еще носил довольно
плотную, не совсем по погоде, куртку характерного покроя, сквозь
которую не выпирает подплечная кобура.
Глянув сквозь витрину бакалейной лавки, я засек время, часы над
кассой показывали четверть седьмого. Предстояло как-нибудь
угробить целый час. В принципе, мне предстояло угробить
как-нибудь всю оставшуюся жизнь, и потому поставленная задача не
блистала масштабностью или новизной. Слоняясь по близлежащему
парку, я смотрел на хвощи и плауны, на парящих медузок, и даже,
с некоторым интересом, на людей, впервые после затяжной
мизантропии, владевшей мной после фронта почти безраздельно.
Что-то внутри у меня сошло со стопора после встречи с капралом
Джагой. Оказалось, есть на свете человек, мечтавший со мной
выпить, и я, на пару со всемогущим случаем, подарил ему
исполнение этой причудливой мечты. Оказалось, я еще не полное
дерьмо и ничтожество. Есть чему подивиться.
Нет, люди все-таки люди везде, и в цапровых зарослях, и в
бетонных. Может быть, напрасно я отгородился ото всех, ощущая
себя одиноким уродом и подраненным зверем. Смотреть на все
сквозь прицел "Тайфуна", конечно, не возбраняется, но так можно
слишком многое проглядеть.
Внутренний счетчик у меня работал, как в былые годы, безотказно.
Я убедился в этом, вернувшись к витрине лавки ровнехонько в
семь. Черный вездеход уже укатил, на его месте припарковалась
дешевая голубенькая тачка, трехдверный полуфургон. Из принципа я
выждал еще, пройдясь по улочке до угла и обратно, потом вошел в
подъезд. Лифт, когда-то зеркальный, а ныне фанерный, изнутри
являл собой помесь телефонной книги, словаря бранных выражений и
анатомического справочника по гениталиям. Пока он с утробным
покряхтыванием тащился до шестого этажа, я в который по жизни
раз изучал чернильное изображение мужского ствола в натуральную
величину, с зубастой пастью и корявыми глазками на головке,
снабженного надписью "Это Лигун". Опять пришел к выводу, что при
безукоризненности замысла не уловлено портретное сходство, и
покинул кабину, дав себе слово как-нибудь наведаться сюда с
авторучкой, чтобы подправить рисунок.
Глубоко вздохнув, я разжал окостеневший в кармане кулак,
выпустил монеты и позвонил в дверь. Лигун что-то не спешил
открывать. Я позвонил еще, с тем же неуспехом. Приложил ухо к
двери, услышал где-то в глубине его апартаментов журчание, то ли
на кухне, то ли в ванной. Позвонил еще раз, долгим звонком,
этаким полицейски требовательным. Потом грохнул по двери
каблуком и рыкнул:
- Эй, Лигун! Открывай, кровь и гром! Чего копаешься?
Послышались торопливые шаги, шлепающие, босые.
