виться в текущей литературе и разразилась книжкой под бесстыдным наз-
ваньем "Дневник гостиничной шлюхи", описав в ней свои любовные приклю-
чения. Все в книге названо своими именами; разумеется, под собственны-
ми именами выступают и знаменитости, с которыми автор делила постель,
а когда и письменный стол, если дело происходило в кабинете. Не был
пощажен и Аркадий Фаустов, чьи страсти расписаны автором во всех под-
робностях. Но и эти откровения, представьте себе, не произвели сенса-
ции; книга мирно лежит себе на столиках в подземных переходах. Кого
сейчас чем удивишь?..
Лев и Екатерина
1
Что интересно: мужа Екатерины Дмитриевны никто никогда не видел.
Поговаривали, что она его прячет, и это было не так далеко от истины.
Вообще-то в кругу коллег Екатерины Дмитриевны если не специально пря-
тали, то, по крайней мере, не демонстрировали мужей, равно как и жен.
В этом кругу, как правило, семьями не встречались, в гости друг к дру-
гу не ходили, даже и в тех случаях, когда жили рядом. Но мы еще, пожа-
луй, вернемся к неписаным правилам этого круга, а сейчас - о муже Ека-
терины Дмитриевны, которого как бы не было и который на самом деле,
разумеется, существовал, и не "где-то там", а у нее, то есть у себя, у
них дома. Все-таки тема эта время от времени возникала вокруг Екатери-
ны Дмитриевны: когда присутствует красивая и еще относительно молодая
женщина, вопрос о предполагаемом спутнике жизни всплывает сам собой,
хотя бы из любопытства. Предположить, что она в разводе или даже, до-
пустим, замужем, но несчастлива в браке, было решительно невозможно:
женщине на таких должностях полагалось быть в меру благополучной в
личной жизни.
Итак, муж у Екатерины Дмитриевны действительно был, имел место, а
не высовывался не из одной только скромности, но и по причинам более
веским. Он не был ни мидовским чиновником, ни главным инженером заво-
да, ни доцентом, как полагалось бы по рангу жены - то есть на должнос-
ти не столь видной, чтобы затмевать супругу, но и не такой, чтобы ее
компрометировать. Мужем Екатерины Дмитриевны был человек, нигде не ра-
ботающий, числящийся в каком-то полусомнительном профкоме литераторов,
что-то когда-то написавший или собиравшийся написать, одним словом,
неудачник, если не сказать хуже: диссидент. Звали его, как кто-то од-
нажды выяснил, Львом Яковлевичем, что тоже наводило на размышления и,
во всяком случае, не вписывалось в стандарты. Одним словом, у этой
женщины при ее незаурядном характере и положении были основания если
не скрывать, то, во всяком случае, не афишировать свою семейную жизнь.
А карьера у Екатерины Дмитриевны была не рядовая. Вы, конечно, зна-
ете этих женщин, вынесенных током событий на гребень общественной жиз-
ни - в президиумы съездов, в кабинеты, обитые светлым орехом, в черные
лимузины с солидными шоферами; женщин, созданных для государственной
работы, а может быть, этой работою и вылепленных: вы вступаете в каби-
нет, и перед вами блондинка лет между 40 и 50, стройная, с правильными
чертами лица, чуть постаревшая физкультурница с плаката, сменившая ку-
пальник на строгий темный костюм, заколовшая волосы на затылке, со
взглядом прямым и ясным - воплощенный идеал эпохи.
Они такими рождаются? Становятся? Судьба выбирает их или они -
судьбу?
К моменту, когда Екатерине Дмитриевне выпал ее жребий и она должна
была сказать "да" или "нет" и сказала "да", она уже была женой Льва
Яковлевича.
И здесь начинается наша история - повесть о любви и жертве.
2
Они встретились лет тридцать назад - да, уж почти тридцать - в под-
московном городке, в цехе текстильной фабрики, где Екатерина Дмитриев-
на, тогда еще Катя, трудилась в должности поммастера, так это называ-
лось, а Лев Яковлевич, Лева, брал у нее интервью. Лева работал тогда
вне штата в комсомольской газете, они с фотографом приехали делать
"окно", то есть фотоснимок в рамочке с текстом строк на сорок, и кра-
сивая физкультурница, она же поммастера, трудовой маяк, студентка-за-
очница и все прочее, оказалась образцовой моделью, лучше не придума-
ешь. "Окно" имело успех, Леву похвалили на летучке, она стала получать
письма, как водится; ее заметили, - и не с этого ли началось то, что
последовало потом... А в тот день в прядильном цехе, расставаясь, Лева
ясно дал понять, что она ему понравилась, он в этих случаях не терял-
ся: "Где и когда?" - "У меня уже есть парень", - без обиняков отвечала
Катя. Но Лева был не из тех, кого это могло смутить. На другой же день
он ей дозвонился, на третий сводил ее в ресторан, в кармане звякали
ключи от квартиры приятеля - дело было летом. Потом они оба говорили,
что влюбились друг в друга с первого взгляда - так оно, вероятно, и
было...
Все, что происходило дальше, было следствием любви, сколь ни гром-
ко, но это так. Как все молодые люди его круга, Лева, конечно же, не
торопился с законным браком и некоторое время, как водится, поманежил
Катю. Женился же он потому лишь, что не мог, оказывается, жить с ней в
разлуке, от встречи до встречи. Полюн бил - и женился. И привез Катю в
родительский дом, где она в конце концов понравилась. Потому что люби-
ла его. Вот такая история, такое начало.
До Кати у Льва, как она его называла, была еще одна жена, Лена, но
прожили недолго, год или полтора, и расстались потому, что Лена и осо-
бенно ее родители требовали от Левы стандартной жизни. Папа Лены даже
устраивал его на приличную работу в одну редакцию. Лева там не ужился.
От этого брака остался "Москвич" старой модели, на котором Лева ка-
тался до тех пор, пока не обзавелся, уже с помощью Кати, новой машиной
- он был автомобилист.
У Кати от прошлой жизни осталась дочь Света. Она росла у бабушки в
Балашихе. Отцом Светы был дагестанец, солдат; близ текстильного посел-
ка стояла воинская часть - ни о чем больше Лев Яковлевич не расспраши-
вал.
Новая жена на удивленье легко, с полуоборота, как говорил Лев, вош-
ла в компанию его друзей, через день-другой была со всеми на "ты". Фи-
зики и лирики, бородатые гитаристы и альпинисты середины шестидесятых,
те, кому в скором будущем предстояло стать знаменитыми, отвалить за
бугор или спиться, как повезет, в то время собирались чуть не каждый
вечер, один приводил другого, пели, пили и братались, и Левина кварти-
ра в отсутствие родителей была одной из тех, куда могли нагрянуть в
любое время суток, с бутылками в оттопыренных карманах, и молодая хо-
зяйка, новая Левина жена, всегда оказывалась на высоте.
Тогда она еще не знала слова "однозначно", а глагол "ездят" произ-
носила по-своему: "ездиют" - и кое-что еще в таком роде. Гостей это не
шокировало. Лев наедине давал ей уроки родного языка. "Буду твоим Пиг-
малионом", - говорил он смеясь и объясняя заодно, кто такой Пигмалион.
Вытравить это "ездиют" ему до конца так и не удалось, и, забегая
вперед, скажем, что простонародные речения, этот ее "текстиль", как
говорил Лева, сыграли свою роль в дальнейшем восхождении Екатерины
Дмитриевны, замечательно сочетаясь с элегантным костюмом, ниткой жем-
чуга на шее и запахом французских духов...
Была одна слабость, которую знала за собой Екатерина Дмитриевна: ей
совсем нельзя было пить - ни грамма. Непонятно, по какой причине, но
пьянела она от одной рюмки, да как пьянела! В этом состоянии Лев видел
ее лишь несколько раз за все годы, и эти "разы" были кошмаром для обо-
их. Наутро Катя просыпалась виноватой, пришибленной, решительно ничего
не помня. "Ты дралась", - говорил ей Лев. Или - того хуже: "Ты лезла к
мужикам, я тебя оттаскивал..." Вступив в должность, Екатерина Дмитри-
евна категорически отказывалась от всякого питья, и ей это удавалось.
Неожиданная Катина "карьера", поначалу еще скромная, всего лишь
райком, и тем не менее, была встречена в компании Льва с надлежащим
юмором, скорее как повод для шуток. К этому времени компания уже поре-
дела да и изменилась: у друзей появлялись жены. Катя была по-прежнему
на высоте как хозяйка; к остротам в свой адрес (но главным образом в
адрес Левы как номенклатурного мужа) относилась терпимо и даже как бы
поощрительно, отвечая также шуточками, кстати сказать, вполне удачны-
ми. Со временем, однако, юмор этот стал приедаться, а затем и вовсе
сделался неуместным. Катя стремительно росла на работе (это называлось
"расти") и, как случается со многими из нас, начала уже и всерьез от-
носиться к тому, что поначалу было как бы игрою. Однажды и сам Лев был
грубо одернут, когда при гостях попытался сострить по поводу жены-на-
чальницы. "Кончай хохмить, надоело", - сказала ему Катя, показывая ха-
рактер, и Лев удивился, но промолчал.
Компания между тем собиралась все реже, и кто знает, что они там
говорили меж собой по поводу номенклатурного дома, тем более что и
дом-то со временем поменялся: Катя с Левой переехали на новое место
жительства, с двумя лифтами, консьержем внизу и черными "Волгами" у
подъезда...
А началось все в тот день, когда в прядильном цехе появился некий
товарищ из райкома, Гусев Иван Иванович, как он представился, и, по-
дозвав поммастера Катю Новикову, ту, про которую "было в газете", за-
теял с ней ничего не значащий, на первый взгляд, разговор: как, мол,
живешь и какие планы на будущее. Другая бы на месте Кати подумала: не-
чего делать человеку, пришел поболтать. Или: я ему нравлюсь, сейчас
начнет клеить (тогда уже было это слово). Но Катя своим природным хит-
рым чутьем с первой фразы угадала, что к чему, а именно - в каком ка-
честве она нравится этому узкоплечему Ивану Ивановичу, и уж постара-
лась повести разговор так, чтобы не разонравиться.
В тот раз предложение выглядело очень скромно: перейти с производс-
тва на профсоюзную работу, из цеха в фабком, в кабинетик с заляпанным
столом и сейфом в углу - и с табличкой на двери: "Председатель". Для
этого требовалось еще одно усилие: "вступить в ряды", то есть в данном
случае написать под диктовку заявление на тетрадном листке, что она
тут же и проделала. Нет, она, конечно же, не строила далеко идущих
планов. Скорее всего новая должность, не бог весть какая, устраивала
по причинам чисто бытовым, как мы их называем. Успела прикинуть: будет
лучше для дома, для мужа. Но и обещание товарища из райкома, брошенное
вскользь, что-то вроде того, что "а там посмотрим" или "лиха беда на-
чало", тоже не было пропущено мимо ушей. Иван Иванович ясно давал по-
нять, что и впредь не оставит Катю своими заботами. Склонясь над тет-
радным листком и вырисовывая школьным почерком строчки заявления, Катя
Новикова уже понимала, на что идет. В тот день она выбирала свою судь-
бу.
3
Лев Яковлевич Шустов не был на самом деле ни диссидентом, ни даже
евреем, однако нес в себе признаки и того и другого и уже по одному
этому нуждался в покровительстве и защите. Внешность его была, прямо
скажем, не та, с какою в те времена можно было преуспеть на официаль-
ной ниве. Фамилия Шустов никого не убеждала, даже в некотором смысле и
раздражала. Уж если у тебя нос с горбинкой и толстые губы, да и зовут
к тому же Львом Яковлевичем, так уж будь на здоровье каким-нибудь Шус-
терманом и нечего пудрить людям мозги. При том еще Лев Яковлевич обла-
дал неуживчивым, чтобы не сказать вздорным, характером, любил, как это
называется, качать права, одним словом, не приживался ни в каком кол-
лективе, повсюду и всегда выговаривая для себя какую-то особую пози-
цию, на что, как ему казалось, имел основания. Кроме того, он писал -
или, по крайнем мере, замыслил - некий капитальный труд жизни, фило-
софский роман. Книгу жизни. Все остальное имело смысл лишь постольку,
поскольку могло помочь осуществлению этой главной цели, если хотите,
