чем соседа по коммунальной квартире.
И потом. Что делать с остальными? Ведь за пределами
"общехристианского братства" все равно останутся какие-то люди.
Иудеи, магометане, буддисты, индуисты. Как же быть с ними?
Осуждать или не осуждать? Обижаться за разность во мнениях или
не обижаться?
Пожалуй, для прощения нехристиан со временем придется
применить подобный же прием -- расширить свои взгляды на Бога и
способы поклонения Ему до того, чтобы и здесь достичь
необходимого плюрализма. Иначе не сдержимся и непременно
осудим.
Дальше -- больше! Наверняка придется изобрести какие-то
гуманные объяснения тому, почему некоторые люди (их немалое
число в нашем окружении) относятся к вере в Бога прохладно или
даже безразлично. Что делать в этом случае? Вероятно, объявить
какие-либо видимые формы почитания Творца необязательными и
слиться с безбожниками в окончательном и бесповоротном экстазе.
Но ведь для христианина осуждение ближнего - это скорее
внутренняя духовная, чем внешняя социальная проблема. А не то
обязательно окажется, что блуда можно избегнуть, если стереть
все физиологические различия между полами, а страсти скупости,
сребролюбия и воровства могут быть излечены только через
упразднение частной собственности. Однако последнее, как
говорится, мы в России уже проходили.
Пусть не покажутся эти мои рассуждения чрезмерным
утрированием проблемы. Для Запада это реальность. По крайней
мере, в серьезной (если можно ее таковой назвать) католической
печати взаправду обсуждается "новый, открытый взгляд на
нехристианские исповедания", а в протестантской среде бурное
развитие переживают новые течения наподобие "богословия после
Освенцима", фактически признающего равенство двух Заветов --
Ветхого и Нового и, соответственно, христианства и иудаизма в
силу их близости к одному и тому же Богу.
Налицо явная подмена, которая, слава Богу, пока еще видна
нам, православным в России, и, увы, абсолютно незаметна в
секулярном западном мире. Так уж повелось сегодня, что любому,
даже такому сугубо личному вопросу, как религиозные убеждения,
непременно придается широкое общественно-политическое звучание.
Примета нашего века -- мышление идеологическими штампами,
абстрактными идеями, далекими от реальной жизни. Человека
заставляют не обращать внимание на вред той или иной идеи для
собственной души, а вместо этого думать, что бы сделать
великого для всего мира. Убеждают, что осуждение ближнего,
превозношение над ним, тщеславие своими добродетелями, зависть
чужим успехам и прочие внутренние язвы отнюдь не являются
чем-то существенным, с чем нужно бороться, а, напротив, все
силы должны быть отданы внешней социальной активности, для
большей убедительности прикрытой христианским антуражем. При
этом даже создается видимость самоотверженности, жертвования
личным ради общественного: "Да как ты смеешь думать о своей
душе, о своем спасении, когда в мире столько вражды, зла и
несправедливости!" Похожую жертву сегодня призывают принести и
православных. Но что пользы человеку, если бы даже он целый мир
приобрел, а душе своей повредил? (Мф. 16,26)
Современный человек совершенно безоружен против идей мира
сего. Странное дело, он не доверяет Церкви, ее опыту, преданию,
традиции, но абсолютно доверчив по отношению к любым своим
внутренним движениям. И это при том, что внутренние критерии
утеряны, а настоящего духовного внешнего руководства нет. Ни
одна из конфессий не сохранила до сего дня практического опыта,
подобного православному старчеству и духовничеству. Так что же
нам объединять? Общие грехи?
Нужно сказать, этот призыв отдать свои души на алтарь
"всемирного христианского братства" в России пока особого
отклика не находит. Разъединенность с баптистами и католиками
пока еще, слава Богу, для нас не есть самая существенная
духовная проблема. Собственные грехи и страсти для
православного куда более реальны, а прогресс представляется не
обобщенно-социально, но в личном практическом смысле -- в
покаянном движении вглубь своей души. На этом-то языке
покаяния, языке истинно православных духовных ценностей мы и
должны говорить обо всех встречающихся нам явлениях.
Язык покаяния один только может предупредить нас и от
впадения в противоположную крайность -- заносчивость и снобизм
по одному факту принадлежности к России и Православию. Не дай
Господь кому-либо из читателей воспринять все вышеизложенное
так, будто все православные как-то по-особенному духовно
благополучны, будто они автоматически лучше всех остальных
только из-за того, что православны. Конечно, для человека в
современном мире быть православным -- это определенный шанс,
но, как всякая потенциальная возможность, и этот шанс может
остаться неиспользованным.
Говоря о бесполезности и надуманности экуменической
теории, я стремилась указать на нечто совсем иное: хотя у
каждого нормального православного человека духовных проблем (а
вернее, духовных задач) предостаточно, все же странно было бы
списать их на Церковь и вероучение. Скорее, каждый их отнесет
на свой собственный счет. Хотелось бы предостеречь читателя и
еще от одного ложного вывода, будто весь Запад так плох, что не
заслуживает никакого внимания, будто нам в России абсолютно
нечего позаимствовать, абсолютно нечему поучиться. Разумеется,
есть определенный опыт, определенные человеческие качества,
которые православным было бы не грех перенять: аккуратность,
рачительность, умение решать практические вопросы. В сфере,
обычно именуемой "социальным церковным служением" католики и
протестанты также преуспели куда больше, чем мы. Однако
сказать, что ради этого стоит переделывать православное учение,
богослужение, идти на компромиссы, соединять несоединимое, было
бы слишком -- в Православии не существует никаких догматических
преград, запрещающих брать с инославных любые, даже самые
положительные примеры. Нелепо оправдывать экуменическую возню
гуманитарными и благотворительными целями, ибо помогать друг
другу, обмениваться практическим опытом можно и безо всяких
дополнительных формальностей, безо всякого экуменизма.
К моему величайшему сожалению, в России случается
встречать и другую позицию -- крайний скептицизм относительно
всего, что связано с инославным миром. Критикуются, в
частности, характерные для западной христианской традиции
деятельные способы проявления милосердия. Что ж, спору нет,
увлечение внешним в ущерб внутреннему очень опасно, но нет
никакой нужды и в том, чтобы воспитывать в православных сугубое
отрицание всего окружающего мира. Православный едва ли что
потеряет, узнав подробнее о жизни матери Терезы. Искушения и
ошибки, безусловно, могли встречаться и на ее пути, но нужно
признать, что большинство из нас бесконечно далеки от
внутреннего опыта и состояния души этого человека, всю свою
жизнь отдавшего служению ближним. Большинству из нас, увы,
свойственно противоположное -- безразличие и холодность к
человеческому страданию. Так что важнее было бы будить в людях
сочувствие, чем внушать им идеологически стерильные, но, увы,
никем лично не пережитые и не прочувствованные оценки. Для меня
самым сильным впечатлением от виденного на Западе был и
остается призыв матери Терезы, прозвучавший с трибуны конгресса
в Стокгольме: "Я умоляю вас во имя Хрисга, не убивайте своих
детей, не делайте абортов!!! Просто родите и отдайте их мне!"
Ведь это не только предостережение от детоубийства -- это
христианское обличение, которое несет в себе заряд огромной
духовно-нравственной силы, пронизывающий душу до самой глубины.
Это христианский вызов, который открыто брошен в лицо всему
огромному обезбоженному миру одной маленькой тщедушной
женщиной. А сколь нуждается в подобном призыве-обличении наша
Россия...
Может быть, это покажется странным, но, говоря о духовной
мертвости Запада и уникальности живого православного опыта,
обязательно нужно иметь в виду, что в конструктивных отношениях
с Западом в первую очередь заинтересованы именно православные.
Почему? Да потому, что хоть мы и живы, но отнюдь не без грехов
и болезней. Правда, живого человека все же можно лечить, живой
человек интересуется своим здоровьем. Поэтому, если не
обольщаться своей особенной крепостью, то, видя нынешнее
состояние Запада, можно предугадать и те болезни, которыми в
недалеком будущем предстоит болеть России.
Логика происходящего в мире такова, что все отрицательные
социальные явления, с которыми сталкиваются верующие на Западе,
через 5-10 лет обязательно выявляются и в российском обществе.
Так что несомненную ценность для нас могут иметь не только
"богословские разведывательные рейды" в стан "предполагаемого
духовного противника", но и совместная практическая работа по
проблемам, которые со всей очевидностью ставит перед
христианством современный мир. Как на одну из важнейших
современных проблем западного мира можно указать на т.н. аутизм
-- замкнутость человека на себя и индифферентность к окружающей
жизни, возникающие под влиянием цивилизации. Это действительно
серьезная психологическая и духовная проблема. Это какие-то
врожденные, патологические уныние и самодостаточность. Мутации
становятся заметны даже на физиологическом уровне--
атрофируются чувства: человек не ощущает оттенков вкуса пищи,
не обращает внимание на запахи, слух перестает отмечать звуки
-- таким образом тело реагирует на чужеродность всего образа
жизни. И так с самого младенчества. Детские врачи и психологи
на Западе бьют тревогу по поводу все более частых случаев
аутизма у новорожденных детей -- ребенок не имеет интереса к
жизни, он отказывается сосать грудь, он не чувствует
прикосновения матери, он не радуется при ее появлении и ласке.
Аутизм -- лишь одна из целого ряда тем, которыми вплотную
занимаются верующие на Западе. Накоплен колоссальный багаж
знаний и практического опыта, который наверняка может
пригодиться и нам в России. И очень жаль, что во многих случаях
мы, демонстративно занимая "строго православную позицию",
отворачиваемся от этого опыта и предпочитаем идти своими
собственными окольными путями и изобретать свой собственный
"православный" велосипед.
Яркой иллюстрацией последствий такой разобщенности может
послужить другой пример -- разворачиваемая ныне в России
кампания против "сексуального воспитания" детей в
общеобразовательной школе. Нужно отдать должное: реальность
появления подобного предмета в школьных учебных программах
подвигла многих православных к деятельному участию в
мероприятиях протеста. Но как неповоротлива и медлительна эта
махина, как прямолинейны и безыскусны порой ее действия! Масса
времени ушла просто на сбор необходимого материала и
формулировку позиции! И это при том, что только в Германии по
данной проблематике в свет выпущены десятки религиозных изданий
и публикаций, а выдающиеся западные психологи и педагоги, такие
как, к примеру, католичка Криста Мевес, обладают огромным
фактологическим материалом и опытом противодействия
сексуальному просвещению в немецкой школе. Они искренне готовы
помочь русским, поработать вместе с православными и для
православных, но, увы, подобные возможности редко кого
интересуют в России.
Неверно думать, будто каждый православный, выезжающий за
рубеж для такой работы, тут же прельщается и становится агентом
