представления о мире с ног на голову, играющая на тонких
струнах человеческой гордыни и наиболее сильных страстных
влечениях. Эта смена эпох заметна и по тому, как быстро
переориентировались лавки, торговавшие в былые годы Марксом и
Троцким, на продажу эзотерики и оккультной мистики, и по
образчикам современной массовой культуры. Редкий фильм или
книга теперь остаются полностью выдержанными в
материалистическом духе. В большинстве случаев их авторы
считают совершенно необходимым элементом своих творений
некоторую дерущую по коже примесь потустороннего.
Некогда утраченная западным христианством церковная
мистика в наши дни возрождается в совершенно диких формах,
впрямую напоминающих оккультные практики и приемы. На весь мир
известен феномен Торонто, где группа протестантских пасторов в
присутствии толп народа проводит сеансы "принятия Духа
Святого". Это действо даже с натяжкой не назовешь молитвенным
собранием. Экзальтированные призывы ко Всевышнему, пассы со
сцены, после которых в народе начинается массовый психоз: люди
падают на землю, многие корчатся, издают нечленораздельные
звуки, что выдается за говорение языками...
Все это я говорю для того, чтобы стал понятен очень важный
момент: экуменизма как единого фронта, как общего движения
попросту нет. Под экуменизмом в разных случаях понимают разные
вещи, сильно зависящие от потребы дня и местной специфики.
Во Франции, к примеру, об экуменизме говорят только затем,
чтобы показать, что религия это дело прошлого и никакие
религиозные принципы не должны мешать жизни общества. То есть
экуменизм служит прикрытием дальнейшей секуляризации жизни.
Франция -- это одна из самых секуляризированных европейских
стран, и отступление от веры в ней с каждым годом все
усиливается. На воскресной мессе в знаменитом парижском соборе
Нотр Дам -- не более 12-15 прихожан. И это на весь огромный
собор. От такого зрелища на глаза наворачиваются слезы...
В России экуменизм это, во-первых, меркантилизм, желание
получить от Запада деньги и, во-вторых, знамя, под которым
собираются все сторонники либеральных реформ. Здесь мы снова
видим, как экуменизм становится служебным понятием, прикрывая
собой иные цели, в данном случае реформаторские. Идея
экуменизма, "всемирного христианского братства", используется
как красивая ширма затем, чтобы облечь определенные замыслы
неким положительным ореолом.
В Германии экуменизм означает стремление к преодолению
барьеров, разделяющих нацию. После устранения границы между ФРГ
и ГДР и восстановления единого германского государства немцы
переживают небывалый патриотический подъем. Последствия второй
мировой войны все же очень сильно сказывались на их
национальном сознании. Достаточно сказать, что слово
"фатерлянд" -- "отечество" буквально до последнего времени было
под запретом, и только сейчас вновь стало использоваться в
официальных выступлениях, документах и прессе. Переживают
возрождение традиционная немецкая культура, немецкая семья. На
этой-то волне и возникает сильный соблазн избавиться еще от
одного давнего разделения нации на католиков и лютеран.
Германия -- достаточно религиозная страна, особенно в сравнении
с соседними Францией и Италией, а потому такое разделение
достаточно чувствительно. И на объединение брошено очень много
сил. Экуменизм в немецком контексте означает диалог между
католичеством и протестантизмом, причем диалог скорее даже
светский, чем богословский. Общество едва ли интересуется его
духовным содержанием. Оно вполне удовлетворилось бы, если бы
обе стороны объявили о компромиссном политическом решении:
каждый человек волен посещать и католическую, и лютеранскую
церковь по желанию, не отягощая себя постоянными
обязательствами ни перед одной из них. Важно само решение, а не
то, какой ценой оно достигнуто. Но очевидно, что такой
компромисс не может произойти иначе, как за счет католиков. Он
лишает их веры в Божию Матерь, почитания святых, понимания
Евхаристии как Таинства и многих других составляющих церковного
учения, отсутствующих в протестантизме. Поэтому католики не
горят особым желанием объединяться. Для них экуменизм это
всегда игра в одни ворота. Весь экуменический диалог в
Германии сводится к тому, что католики
протестантизируются. Это характерная особенность экуменического
движения -- низкий в нем всегда обгоняет высокого, а слабый
побеждает сильного.
Но здесь совершенно необходимо сказать несколько слов и о
католиках, поскольку может сложиться неверное представление,
будто католичество - лишь невинная овечка, жертва коварного
экуменического заговора. Это не так, ибо сегодня оно является
одним из самых активных участников объединительного движения, и
с каждым годом становится все более активным, поскольку
стремительно либерализируется внутри себя. Собственно, того
старого католичества, которое знакомо нам по учебникам
сравнительного богословия и противокатолическим катехизисам,
уже давно нет как такового. Вернее, остались какие-то отдельные
признаки, исходя из которых можно отождествить современных
католиков с католической традицией - соблюдение иерархической
подчиненности Риму, вера в Божию Матерь и т.п., но вместе с тем
очень сильны нововведения, происшедшие в католической церкви за
последние 30 лет. Время после II Ватиканского собора
(1962--1965), на решения которого так любят ссылаться наши
либералы и экуменисты,* (* -- Собор объявил католичество
отрытым по отношению к другим конфессиям, снял ранее наложенные
анафемы с других церквей, призвал к единству, осудил
прозелитизм -- стремление обратить в католичество христиан
других конфессий, открыл дорогу либеральным реформам в церкви,
разрешил богослужение на современных языках.) -- это отнюдь не
время его расцвета и побед, но время лавинообразного вторжения
в церковную жизнь мирского секулярного духа, разрушения
целостности учения и утери католичеством своего прежнего
мирового влияния.
Сегодня в либеральных церковных кругах России стало очень
модным опираться на решения II Ватиканского собора в
доказательство неизбежности тех изменений, которые якобы должна
претерпевать церковная практика под влиянием современности
(мол, пора наконец признать необходимость церковных реформ,
поскольку весь остальной христианский мир это уже давно понял).
Причем решения Собора рассматриваются сами по себе, вне связи с
их последствиями. Что это -- тонкое лукавство или
непростительное незнание господами либералами современной
ситуации в католической церкви? Ведь в действительности II
Ватиканский собор послужил отправной точкой, началом очень
сложных внутрицерковных процессов, в результате которых к концу
XX века католичество сильно сдало свои позиции.
Да, Собор ставил перед собой самые благие цели, и этому
событию в западном мире придавалось очень большое значение. По
замыслу его устроителей, он должен был иметь особое эпохальное
значение, сыграть роль переломного момента в истории
христианства, свидетельствовать об открытости, любви,
способности ответить на потребности современности и нужды
общества. Но случилось обратное, произошло непоправимое --
глубочайший надлом в церковном организме, после которого
события стали развиваться практически бесконтрольно. По сути,
были сняты все тормоза на пути к широкой либерализации церкви.
Это не только мое личное мнение, о том же мы говорили в беседе
с кардиналом Рацингером, "правой рукой" Папы по вопросам
вероучения, готовившим основные документы к Собору. Из
снисхождения на приходах разрешили определять состав
богослужений по своему усмотрению - и длительность мессы стала
постепенно сокращаться, на сегодня кое-где составляя 15-20
минут. Отменили обязательную Исповедь перед Причастием, надеясь
тем самым придать этим Таинствам самостоятельный смысл и
усилить таким образом значение Таинства Покаяния, - и исповедь
практически исчезла из приходской практики. Разрешили
использовать за богослужением не только латынь, но и
современные языки -- и абсолютно понятные службы, читаемые на
итальянском или немецком, почти совсем перестали посещаться
прихожанами. Религия почти никого не интересует. В восточных
областях Германии (на территории бывшей ГДР), к примеру,
переданные Церкви здания кирх в срочном порядке переоборудуются
и продаются под кафе и прочие увеселительные заведения, так как
служить мессы в них попросту не для кого.
Исчезла мистика, таинственная сторона богослужения.
Священники стали служить лицом к народу и спиной к алтарю по
образу протестантских собраний, а не богослужений. Пост
сократился до одного-двух дней в год -- в страстную пятницу и
субботу, в монастырях разрешено вкушать мясо. Перед Причащением
стало достаточным не принимать пищу всего в течение часа. Были
утеряны целые страны и регионы с традиционно католическим
вероисповеданием -- Испания, Франция, Латинская Америка.
Церковное строение, как дом с прохудившейся крышей, стало столь
стремительно размываться и разрушаться, что под угрозой
оказались самые основы веры -- многие из епископов сегодня не
разделяют основных догматов католической Церкви, в частности,
открыто высказываясь против почитания Божией Матери.
Существенно изменилась догматика. За последние 5 лет, к
примеру, ни в одной из католических церквей мне вообще не
пришлось слышать Символ Веры с филиокве. Исходя из этого, легко
впасть в ошибку и заключить, будто все препятствия для
экуменического общения между православными и католиками сняты.
Собственно, такой логики и придерживаются российские борцы за
либеральную церковную идею: II Ватиканский собор снял все
преграды для объединения церквей, и теперь можно обняться,
расплакаться и сказать "Все, теперь мы братья!" Как будто до
этого вся проблема заключалась только в том, что католики были
несогласны принять нас, православных, в свое братское общение,
а теперь, после того, как в Ватикане нам отпустили грехи и
признали некоторые свои ошибки, оставаться в отчуждении нет
никаких основании, да и попросту становится нетактичным.
На Западе тоже стало очень популярным представлять дело
подобным образом. Католический епископ с высокой трибуны во
всеуслышание заявляет: "Православие меня обогатило", - и
свободе его взглядов и мнений рукоплещет весь католический и
половина православного мира, Вот ведь как представляются вещи
современному либералу-прогрессисту. Был-де богат, а тут
подвернулась возможность -- стал еще богаче. Эдакая идиллия,
меланхолическая сказка в духе нашего прогрессивного века.
Современному человеку страсть как хочется привнести хоть
небольшую толику прогресса и в церковную жизнь. Но поверить
этой сказке не представляется возможным, ибо сердце
подсказывает: за последние десятилетия мы отнюдь не
приблизились друг к другу, а напротив, стремительно разошлись к
двум противоположным полюсам в понимании духовных вопросов.
Многие католики и рады были бы остановить в своем стане это
победное шествие "религиозной демократии", да поздно
-целостность утрачена, и никакими новыми решениями никаких
новых соборов ситуации не поправишь. Всякому, кто воочию видел
трагические последствия католических реформ - оскудение веры,
