происходит со мной и меня сжигает жажда, превыше любой земной
жажды. Оставь меня.
Брул вышел, полный сомнений, оставив царя погруженным в
унылые размышления. И тут к Куллу приблизилась девушка-служанка
и прошептала:
-- Великий царь, ищи Тузун-Туна, чародея. Он владеет
тайнами жизни и смерти звезд в небе и бездн морских.
Кулл глянул на девушку. У нее были волосы, как чистое
золото, а ее фиалковые глаза были странно скошены к вискам. Она
была прекрасна, но Куллу не было дела до ее красоты.
-- Тузун-Тун, -- повторил он. -- Кто это?
-- Волшебник Древнего Народа. Он живет здесь, в Валузии, у
Озера Видений, в Доме Тысячи Зеркал. Ему все ведомо, владыка
царь. Он говорит с мертвыми и ведет беседы с демонами Погибших
Земель.
Кулл поднялся на ноги.
-- Я поищу этого фигляра. Но помни: ни слова о том, куда я
иду, слышишь?
-- Твоя рабыня повинуется тебе, господин, -- сказала она,
почтительно опустившись на колени, но когда Кулл повернулся к
ней спиной, не ее алых устах появилась хитрая улыбка, а узкие
глаза коварно блестнули.
Кулл пришел к обиталищу Тузун Туна у Озера Видений. Широко
простирались голубые воды этого озера и много роскошных дворцов
высилось на его берегах. Бесчисленное множество прогулочных
лодок, украшенных лебедиными крыльями, лениво скользили по
тихой глади, и повсюду звучала тихая музыка.
Дом Тысячи Зеркал был высок и просторен, но ничем
особенным не выделялся среди других. Огромные двери стояли
распахнутыми настежь, так что Кулл взошел по широкой лестнице и
вошел в дом, так никого и не встретив по пути. Там, в огромном
покое, чьи стены были сделаны из зеркал, он нашел Тузун Туна,
чародея. Человек этот был стар, как горы Зальгары, кожа была
сухой и морщинистой, но холодные серые глаза горели блеском
стали.
-- Кулл Валузский, мой дом -- твой, -- приветствовал он
царя, отвешивая поклон со старомодной учтивостью и жестом
приглашая царя опуститься в троноподобное кресло.
-- Я слышал, что ты волшебник, -- прямо сказал Кулл,
подпирая подбородок рукой и устремляя мрачный взгляд на
стоявшего перед ним человека. -- Можешь ты творить чудеса?
Чародей протянул руку. Его пальцы разжались и сжались, как
когти птицы.
-- Разве это не чудо, что эта слепая плоть повинуется
мысленным приказам моего мозга? Я хожу, дышу, говорю -- и это
истинное чудо.
Кулл поразмыслил немного, а затем спросил:
-- Можешь ты вызвать демонов?
-- конечно. Я могу вызвать демона более ужасного, чем все
обитатель страны духов -- просто ударив тебя по лицу.
Кулл дернулся, затем кивнул.
-- Ну а мертвые? Можешь ты говорить с мертвецами?
-- Я все время говорю с мертвецами, как говорю сейчас с
тобой. Смерть начинается с рождением, и любой человек начинает
умирать в тот миг, когда появляется на свет. Ты уже мертв, царь
Кулл, ибо ты уже родился.
-- Ну, а ты? Ты старше всех людей, которых я видел. Разве
волшебники не умирают?
-- Люди умирают, когда приходит их час. Ни раньше, ни
позже. Мой час еще не пробил.
Кулл поразмыслил над этими ответами.
-- Тогда похоже, что величайший волшебник Валузии лишь
обычный человек, и я даром потратил время, явившись сюда.
Тузун Тун покачал головой.
-- Люди не более, чем люди, и величайшие из них те, кто
быстрее всего познают самые простые вещи. Посмотри-ка лучше в
мои зеркала, Кулл.
Потолок и стены состояли из множества зеркал, точно
подогнанных друг к другу, хотя и самых различных форм и
размеров.
-- Зеркала -- это целый мир, Кулл, -- с глубоким
убеждением сказал волшебник. -- Посмотри в мои зеркала и
постигни мудрость.
Кулл выбрал одно наугад и пристально уставился в него.
Зеркала на противоположной стене, отраженные в нем, отражали
другие, так что ему казалось, что перед ним протянулся длинный
светящийся коридор, образованный отражениями, в дальнем конце
которого двигалась крохотная фигурка. Кулл долго разглядывал
эту картину, пока не сообразил, что фигурка была его
собственным отражением. Он продолжал вглядываться и его
охватила странная досада. Ему показалось, что эта крохотная
фигурка была им самим, подлинным Куллом, уменьшенным
расстоянием. Поэтому он отошел от зеркала и встал перед другим.
-- Гляди внимательно, Кулл. Это зеркало прошлого, --
услышал он слова волшебника.
Серый туман струился перед ним, клубился, растекаясь и
меняясь, словно призрак огромной реки. В его просветах Куллу
раскрывались отрывочные странные и ужасные видения. Люди и
звери кишели там, а также и фигуры, непохожие ни на людей, ни
на зверей. Огромные экзотические цветы ярко светились в серой
мгле, высокие деревья тропиков возвышались над зловонными
болотами, где с ревом барахтались огромные рептилии. Небо
закрывали крылья летающих драконов, а не знающие покоя моря
обрушивались ревущими валами на болотистые побережья. Человека
еще не существовало, он был лишь сонной грезой богов, и
странными были те кошмарные фигуры, что бродили по шумным
джунглям. Там были схватки, и пожирание, и дикая любовь, и
смерть была там, ибо жизнь и смерть всегда идут рука об руку.
Над покрытыми слизью пологими берегами звучало рычание чудовищ
и неописуемые твари бродили под непрерывно струящимся дождем.
-- А вот это -- зеркало будущего.
кулл заглянул в него молча.
-- Что ты видишь?
-- Странный мир, -- с трудом выдавил из себя Кулл. -- Семь
Империй обратились в прах и позабыты. Зеленые волны
простираются над бездной, поглотившей вечные холмы Атлантиды, а
горы Лемурии на западе стали островами неведомого моря.
Странные дикари бродят по старым землям, а новые страны
поднимаются из глубин. Древние святилища осквернены. Валузия
исчезла с лика земли, а вместе с ней и все сегодняшние народы,
те же, что пришли на их место, -- чужеземцы. Они не помнят о
нас.
-- Время шагает вперед, -- сказал Тузун Тун тихо. -- Мы
живем сегодня. Зачем нам заботиться о завтрашнем дне, или
вспоминать о вчерашнем? Колесо вертится и народы возносятся и
исчезают, мир изменяется и человечество возвращается к дикости,
для того лишь, чтобы вновь возвыситься столетия спустя. Еще до
возникновения атлантиды Валузия уже существовала, а до Валузии
существовали Государства Древних. Да, мы тоже шли к высотам по
следам предшествовавших нам исчезнувших племен. Ты, пришедший с
зеленых приморских холмов Атлантиды дабы завоевать древнюю
корону Валузии, ты считаешь мое племя древним, ибо мы владели
этими землями еще до того, как валузийцы пришли с востока, в те
дни, когда еще не появились люди в странах моря. Но люди были
здесь и тогда, когда Племена Древних пришли сюда с пустошей, а
перед еми людьми были и другие, и племя сменяло племя. Народы
уходят и их забывают, ибо такова судьба человеческая.
-- Да, -- сказал Кулл. -- Но разве не жаль, что красота и
слава человека обречена исчезнуть, словно дымка над летним
морем?
-- Зачем жалеть, раз такова их судьба? Я не скорблю о
былой славе моего народа, не тружусь ради ех народов, которым
суждено прийти. Живи сегодняшним днем, Кулл, живи сегодняшним
днем. Мертвые мертвы, а неродившиеся еще не существуют. Что
тебе до того, что люди позабудут тебя, раз ты сам позабудешь
себя в молчащих мирах смерти? Смотри в мои зеркала и будь мудр.
Кулл повернулся к другому зеркалу и заглянул в него.
-- Это зеркало величайшего волшебства. Что ты видишь в
нем, Кулл?
-- Ничего, кроме себя самого.
-- Приглядись внимательно, Кулл. Это и вправду ты?
Кулл вгляделся в огромное зеркало и его двойник глянул на
него из туманных глубин.
-- Встав перед этим зеркалом, я вызвал этого человека к
жизни, -- задумчиво прошептал Кулл, уперев подбородок в кулак.
-- Это выше моего разумения, ибо впервые я увидел его в
спокойных водах озер Атлантиды, а потом часто встречал его
взгляд в оправленных золотом зеркалах Валузии. Он -- я, тень
меня самого, часть меня. Я могу призвать его к существованию
или заставить исчезнуть по моей воле. И все же...
Он замолчал. Странные мысли кружились в его мозгу, словно
призрачные летучие мыши во тьме пещеры.
-- И все же, где он, когда я не стою перед зеркалом? Разве
может человек так легко создать и уничтожить тень жизни и
существования? Откуда я знаю, что когда я отхожу от зеркала, он
исчезает в бездне Несуществования?
И, клянусь Валкой, кто из нас настоящий человек? Кто из
нас лишь призрак другого? Быть может, эти зеркала -- только
окна, сквозь которые мы смотрим в другой мир. Думает ли он
тоже, что и я? Быть может, я для него -- лишь тень, отражение
самого себя, как он -- для меня. И, если я -- всего лишь
призрак, что за мир существует по другую сторону зеркала? Какие
воинства сражаются там и какие цари правят? Этот мир -- все,
что я знаю. А ничего не ведая о каком-либо другом, как могу я
судить об этом? Наверно, там зеленеют холмы и гремят прибоем
моря, и на широких равнинах люди скачут на битву. Скажи мне, о
обладатель высшей мудрости, существуют ли иные миры помимо
нашего?
-- Человеку даны глаза, чтобы видеть, -- отозвался
чародей. -- Но чтобы увидеть, надо сперва поверить.
Текли часы, а Кулл все еще сидел перед зеркалами Тузун
Туна, пристально вглядываясь в то, где отражался он сам. Иногда
ему казалось, что он всматривается в мелкую воду, еле
покрывающую мель, а иногда взгляд его тонул в неизмеримых
безднах. Поверхности моря было подобно зеркало Тузун Туна. Оно
то переливалось сверкающей рябью, как море под косыми лучами
солнца или звезд ночи, когда никто не может проникнуть взглядом
в его глубины, то было прозрачным, как то же море под прямым
светом, когда у наблюдателя захватывает дыхание при виде
неимоверных бездн, открывающихся его взгляду. Вот каково было
то зеркало, в которое вглядывался Кулл.
Наконец царь со вздохом встал и удалился. И он вновь
вернулся в Дом Тысячи Зеркал и день за днем приходил туда и
сидел часами перед зеркалом. Его взгляд встречал взгляд
отражения, на него смотрели его собственные глаза, и все же
Куллу казалось, что он чувствует какое-то отличие --
действительность, не принадлежащую ему. Час за часом пристально
вглядывался он в зеркало, час за часом отражение вглядывалось в
него.
Государственные дела были заброшены. Люди перешептывались,
жеребец Кулла скучал в стойле, а воины Кулла, распустившись,
бесцельно препирались друг с другом. Куллу ни до чего не было
дела. По временам ему казалось, что он стоит на граниоткрытия
некоей огромной, невообразимой тайны. Он больше не думал об
отражении в зеркале, как о тени самого себя. Оно стало для него
личностью, подобной ему внешне, но столь же далекой внутренне,
как далеки полюса. Ему казалось, что отражение обладает
собственной индивидуальностью, что оно не более зависит от
него, чем он -- от отражения. И день за днем Кулл становился
все менее уверенным в том, в каком из миров он живет. Не был ли
он лишь призраком, вызванным по воле другого? Не он ли сам жил
в мире отражений, в мире призрачном, а не реальном?
У Кула появилось желание пройти самому сквозь зеркало,
чтобы повидать этот иной мир, но удайся ему пройти сквозь эту
дверь, смог бы он возвратиться, или нет? Обнаружил бы он там
такой же мир, как его собственный? Мир, чьим призрачным
отражением был знакомый ему мир? Что было действительностью, а
что -- иллюзией?
Временами Кулл, словно придя в себя, дивился, как такие
