его вздулись узлами, а глаза страшно блеснули. -- Если вам не
нравится мое правление -- подходите и отберите у меня эту
корону!
Сжимая левой рукой корону, он вознес над ней правой
грозный топор.
-- Сим топором я правлю! Он -- мой скипетр! Я сражался и
потел не для того, чтобы быть кукольным царьком, каким бы вы
хотели меня видеть, и править по-вашему. Теперь я буду править
по-своему. Не хотите сражаться -- повинуйтесь. Справедливые
законы останутся неизменными, а те, что пережили свое время, я
уничтожу, как уничтожил вот этот. Я -- царь!!
Побледневшие аристократы и испуганные женщины медленно
преклонили колени, склонившись в страхе и почтении перед
обагренным кровью гигантом, высившимся над ними с горящими
глазами.
-- Я -- царь!
Удар гонга
Где-то в горячей красной тьме возникло биение.
Пульсирующая каденция, беззвучная, но ощутимая, росла и
ширилась в недвижном воздухе. Человек пошевелился, слепо
пошарил вокруг себя руками и сел. Сперва ему показалось, что
его качают плавные волны черного океана, поднимая и опуская
монотонной чередой, что было ему почему-то неприятно. Он ощущал
пульсацию и дрожь воздуха, и начал двигать руками словно
пловец, пытаясь обороть эти ускользающие волны. Но вот дрожал
ли воздух вокруг него, или в его голове? Этого он определить не
мог, и у него родилась безумная мысль -- уж не заперт ли он в
своем собственном черепе?
Пульсация ослабла, сошлась к своему центру, и он сжал
руками раскалывающуюся от боли голову, попытавшись вспомнить.
Вспомнить что?
-- Странно... -- пробормотал он. -- Кто я или что я? И
где? Что случилось, и почему я здесь? Может быть, я всегда был
тут?
Он поднялся на ноги и попытался оглядеться по сторонам.
Кругом царила полная тьма. Он напряг глаза, но не увидел ни
проблеска света. Тогда он пошел, поминутно останавливаясь и
вытянув перед собой руки, в поисках света, столь же
инстинктивных, сколь поиски света пробивающимся ростком.
-- Это наверняка не все, -- задумчиво прошептал он. --
Должно быть что-то еще -- а что отлично от всего этого? Свет! Я
знаю -- я помню Свет, хоть и не помню, что он такое. Очевидно,
я знал иной мир, нежели этот.
Вдали возникло слабое сероватое сияние. Он побежал к нему.
Сияние ширилось, пока ему не стало казаться, что он движется по
длинному и все время расширяющемуся коридору. Затем он внезапно
вырвался в тусклый звездный свет и ощутил лицом холодный ветер.
-- Это и есть свет, -- пробормотал он. -- Но и это еще не
все.
У него появилось ощущение, что он находится на огромной
высоте. Высоко над его головой, вровень с его глазами и под ним
горели среди величественного сверкания космического океана
огромные звезды. Он задумчиво нахмурился, глядя на них.
Тут он ощутил, что он уже не один. Высокая смутная фигура
слабо обрисовалась перед ним в звездном свете. Его рука
инстинктивно метнулась к левому бедру, но тут же упала. Он был
наг и безоружен.
Фигура приблизилась и он увидел, что то был человек, по
всей видимости глубокий старец, хотя черты лица в слабом свете
казались расплывчатыми и обманчивыми.
-- Ты новичок здесь? -- вопросила эта фигура глубоким
ясным голосом, похожим на звон нефритового гонга. И при звуке
этого голоса в мозг услышавшего его человека тонкой струйкой
начала возвращаться память.
Он задумчиво потер подбородок.
-- Теперь я вспомнил, -- промолвил он. -- Я -- Кулл, царь
Валузии. Но что я тут делаю, безоружный и раздетый?
-- Никто ничего не может пронести с собой сквозь Врата, --
отозвался другой загадочно. -- Подумай, Кулл из Валузии, разве
ты не помнишь, как ты явился сюда?
-- Я стоял у входа в залу совета, -- протянул Кулл,
припоминая. -- Страж на наружной башне как раз ударил в гонг,
чтобы отметить истекший час. И тут внезапно звук этого гонга
превратился в яростный поток сотрясающего все звука. Все
потемнело, и у меня перед глазами на миг вспыхнули красные
искры. А потом я проснулся в пещере или каком-то коридоре и уже
ничего не помнил.
-- Ты прошел Врата. При этом всегда видишь одну лишь тьму.
-- Значит я мертв? Клянусь Валкой, должно быть
какой-нибудь враг затаился за колоннами дворца и покончил со
мной, когда я говорил с Брулом, пиктским воином.
-- Я не сказал, что ты умер, -- отозвалась смутная фигура.
-- Быть может, Врата еще не полностью затворились. Такое
бывало.
-- Но что это за место? Рай или Ад? Это не тот мир,
который я знал с рождения. И эти звезды -- я никогда не видел
их прежде. Эти созвездия могущественней и ярче, чем те, которые
я знал при жизни.
-- Есть миры за мирами, вселенные внутри и вне вселенных,
-- ответил старец. -- Ты на иной планете, чем та, на которой
был рожден. Ты в иной вселенной и наверняка в ином измерении.
-- Тогда я точно помер.
-- Что суть смерть, если не переход из вечности в
вечность, не переправа через космический океан?
-- Если так, то во имя Валки, где же я? -- взревел Кулл,
терпение которого наконец истощилось.
-- Твой разум варвара цепляется за приметы вещественности,
-- медленно ответил другой. -- Имеет ли значение, где ты, мертв
ли ты, как ты это называешь? Ты лишь часть великого океана
жизни, омывающего все берега, и ты столь же принадлежишь к
одному месту, как и к любому другому, и наверняка стремишься к
источнику всего сущего, порождающему все живое. И потому ты
привязан к вечной жизни столь же надежно как дерево, скала,
птица или целый мир. И ты еще называешь расставание со своей
крохотной планетой, разлуку со своей вещественной формой --
смертью!
-- Но я по-прежнему обладаю телом.
-- Я не сказал, что ты мертв, как ты именуешь это. Что до
этого, ты можешь по-прежнему существовать в своем маленьком
мире, насколько я могу судить. Существуют миры внутри миров,
вселенные во вселенных. Существуют вещи слишком маленькие и
слишком огромные для человеческого разумения. Каждый камушек на
побережьи Валузии содержит в себе бесчисленные вселенные, и сам
по себе, как целое, является частью великого плана всех
вселенных, точно так же, как целое солнце, известное тебе. Твоя
вселенная, Кулл из Валузии, может быть камушком на побережьи
великого царства.
Ты сбросил оковы, которыми ограничивала нас плоть. Ты
можешь быть во вселенной, образующей драгоценный камень на
твоей царской мантии, а возможно, что та вселенная, которую ты
знал, может оказаться паутинкой, лежащей на траве у твоих ног.
Говорю тебе, время и пространство относительны, и на самом деле
не существуют.
-- А ты, конечно, бог? -- спросил с любопытством Кулл.
-- Одно лишь накопление знаний и постижение мудрости еще
не делает богом, -- нетерпеливо ответил другой. -- Гдяди!
Призрачная рука указала жестом на огромные сверкающие
драгоценности, которые были звездами.
Кулл посмотрел и увидел, что они быстро изменяются. Они
были в постоянном движении, непрерывно менялся их узор и этому
не было конца.
-- "Всевечные" звезды изменяются в своем собственном
времени, столь же быстро, как возвышаются и приходят в
ничтожество народы. Даже сейчас, пока мы смотрим, на этих
планетах из первичной слизи возникают разумные существа,
восходят долгим медленным путем к высотам культуры и знаний и
гибнут вместе со своими умирающими мирами. Все суть жизни и
частицы жизни. Для них это кажется миллионами лет, для нас
всего лишь мигом. Все суть жизнь
Кулл завороженно следил, как огромные звезды и
величественные созвездия вспыхивали, тускнели и исчезали, в то
время, как другие, столь же яркие, возникали на их местах,
чтобы в свою очередь исчезнуть.
Затем внезапно горячая красная тьма вновь охватила его,
затмив все звезды. Словно сквозь плотный туман он услышал
знакомый слабый звук.
Он стоял на ногах, пошатываясь. Он увидел солнечный свет,
высокие мраморные колонны и стены дворца и занавеси на широких
окнах, превращавшие лучи солнца в расплавленное золото.
Неуверенным движением он быстро ощупал свое тело, обнаружив
облегающие его одеяния и меч у бедра. Он был покрыт кровью.
Красная струйка текла по его голове из неглубокого пореза. Но
большая часть крови на нем и его одеждах не принадлежала ему. У
его ног в ужасной алой луже лежало то, что было человеком.
Услышанный им звук затихал, рождая отголоски, замиравшие вдали.
-- Брул, что это? Что случилось? Где я был?
-- Ты едва не отправился во владения старого Владыки
Смерти, -- отозвался пикт с невеселой ухмылкой, вытирая от
крови клинок своего меча. -- Этот шпион притаился за колонной и
набросился на тебя, словно леопард, когда ты обернулся в
дверях, чтобы поговорить со мной. Кто бы ни жаждал твоей
гибели, но этот человек должен был обладать огромной властью,
дабы послать человека на верную смерть. Не вывернись меч в его
руке и не придись удар вскользь, а не прямо, ты валялся бы
сейчас с расколотым черепом, а не стоял тут, обескураженный
простой царапиной!
-- Но ведь прошли часы... -- пробормотал Кулл.
Брул рассмеялся.
-- Твой разум все еще затуманен, владыка царь. С того
мгновения, как он бросился на тебя и ты рухнул, до того, как я
пронзил ему сердце, никто не успел бы пересчитать пальцы одной
руки. А за то время, что ты лежал в своей и его крови, не успел
бы перечесть пальцы обеих. Видишь, Ту еще не вернулся с
бинтами, а он побежал за ними в тот миг, как ты свалился без
памяти.
-- Да, ты прав, -- отозвался Кулл. -- Не понимаю этого, но
как раз перед тем, как мне был нанесен удар, я услышал гонг,
отбивающий час, и он все еще звенел, когда я очнулся.
Брул! Не существует ни времени, ни пространства, ибо я
совершил самое долгое в жизни странствие и прожил несчетные
миллионы лет, пока звучал удар гонга!
Зеркала Тузун Туна
Край, унылый как стон. Погружен в вечный сон
Вне пространства и времени он.
Эдгар По
Перевод Ады Оношкович-Яцына.
Даже царями порой овладевает огромная душевная усталость.
Тогда золото трона становится медью, дворцовые шелка --
дерюгой. Драгоценности царского венца начинают поблескивать
тускло, словно льды замерзшего моря, речь человеческая
превращается в побрякивание шутовских бубенчиков и появляется
ощущение нереальности окружающего. Даже солнце видится лишь
медяшкой в небесах, и не несет свежести дыхание зеленого
океана.
В таком вот настроении и восседал однажды Кулл на троне
Валузии. Все развертывалось перед ним бесконечной,
бессмысленной панорамой: мужчины, женщины, жрецы, события и
тени событий. Все, чего он добился, и все, чего желал достичь.
Все возникало и исчезало, словно тени, не оставляя следа в его
душе, лишь принося страшную душевную опустошенность, и все же
Кулл не был утомлен. В нем жило страстное желание того, что
было превыше его самого и превыше двора Валузии. еспокойство
росло в нем, и странные, ослепительные грезы рождались в его
душе. По его приказу явился к нему Брул, Убивающий Копьем,
пиктский воин с островов Запада.
-- Владыка царь, ты устал от придворной жизни. Отправимся
со мной на моей галере и поборемся немного с бурными волнами.
-- Нет, -- Кулл оперся подбородком в задумчивости на свою
мощную руку. -- Я пресыщен всем этим. города не привлекают меня
и на границах все спокойно. И больше я не слышу песен морей,
которые я слышал в реве прибоя, когда лежал мальчишкой под
сияющим звездами небом на берегах Атлантиды. Нечто странное
