непостижимым; Наполеон, видя с изумлением бросаемые те места, где ожидал
битвы, так сказать, шел и не шел. Предполагают, что отклонением на Жиздру,
Барклай заслонил бы и спас Москву. Но втесняя далее в пределы полуденные
войско Наполеона, вместе с ним переселил бы он туда и ту смертность,
которая с нив и полей похитила в Смоленске более ста тысяч поселян.
Следственно, в этом отношении Смоленск пострадал более Москвы. Стены
городов и домов можно возобновить, но кто вырвет из челюстей смерти
погибшее человечество? А при том, подвигая Наполеона к южным рубежам
России, мы приблизили б его и к Турции, заключившей шаткий мир, вынужденный
английскими пушками, целившими на сераль.
Снова повторяю: не завлечение Наполеона затрудняло Барклая-де-Толли, но
война нравственная, война мнения, обрушившаяся на него в недрах Отечества.
Генерал Тормасов говорил: "Я не взял бы на себя войны отступательной".
Граф Тюрпин в обозрении записок Монтекукули замечает, что перетолкование
газетных известий о военных действиях вредит полководцам. Но если это
вредно в войну обыкновенную, то в войну исполинскую, в войну нашествия,
разгул молвы, судящей по слуху, а не по уму, свирепствует еще сильнее.
Напуганное, встревоженное воображение все переиначивало. Надобно было
отступать, чтобы уступлением пространства земли обессиливать нашествие.
Молва вопияла: "Долго ли будут отступать и уступать Россию!" Под Смоленском
совершилось одно из главных предположений войны 1812-го года, то есть
соединение армии Багратиона с армиею Барклая-де-Толли. Но нельзя было
терять ни времени, ни людей на защиту стен шестнадцатого и семнадцатого
столетия: нашествие было еще в полной силе своей. А молва кричала: "Под
Смоленском соединилось храброе русское войско, там река, там стены! И
Смоленск сдали!" Нашествию нужно было валовое сражение и под Вильною, и под
Дриссою, и под Витебском, и под Смоленском: за ним были все вспомогательные
войска твердой земли Европы. Но России отдачею земли нужно было сберегать
жизнь полков своих. Итак, Барклаю-де-Толли предстояли две важные
обязанности: вводить, заводить нашествие вдаль России и отражать вопли
молвы. Терпение его стяжало венец. Известно, что в последнюю войну со
шведами при Екатерине Второй, принц Ангальт, смертельно раненный под
Пардакокскими батареями, даря шпагу свою Барклаю-де-Толли, бывшему тогда
майором, сказал: "Эта шпага в ваших руках будет всегда неразлучна со
славою!" Барклай-де-Толли оправдал предчувствие принца Ангальта. Римский
полководец Фабий, отражая Ганнибала, затеривался в облаках и налетал на
африканца с вершин гор, а наш Фабий не на вершинах гор, не скрываясь челом
в облаках, но на полях открытых и на праводушных раменах нес жребий войны
отступательной. Долетали до него вопли негодования; кипели вокруг него
волны молвы превратной, а он, говоря словами поэта:
"И тверд, неколебим
Герой наш бед в пучине,
Не содрогаяся, противися судьбине,
Прилив и рев молвы душою отражал".
ПРИБЫТИЕ КУТУЗОВА В АРМИЮ 17-ГО АВГУСТА В ЦАРЕВО-ЗАЙМИЩЕ
Барклай-де-Толли отбивался, затягивал Наполеона, но войско русское алкало
битвы валовой. Барклай делал свое дело, и Кутузов с первого шагу принялся
за свое дело. Орлиным полетом воспрянул дух русских воинов, а хитрый вождь
под размахом крыл его, готовил отступление к Москве, не за отбой Москвы, но
чтобы, перешагнув за Москву, заслонить ею Россию и отстаивать Россию.
Исполинское нашествие требовало великих жертв: одна принесена была на
берегах Днепра, другая ожидала рокового своего часа на берегах Москвы-реки.
А потому вследствие обдуманного нового отступления и чтобы не затруднять
войска излишнею громоздкостью при отступлении, Кутузов почти за неделю до
битвы Бородинской отправил несколько рот конной артиллерии по Рязанской
дороге. В том числе была и рота двоюродного брата моего Владимира
Андреевича Глинки.
ВЗГЛЯД НА МОСКВУ ДО БИТВЫ БОРОДИНСКОЙ
Каждый день по улицам во все заставы, кроме Смоленской или Драгомиловской,
тянулись вереницы карет, колясок, повозок, кибиток и нагруженных телег.
Иные отправляли на барках всякие утвари домашние; иные увозили с собою и
гувернеров детей своих. Упоминаю об этом не в укоризну, а скажу только, что
такие вывозы и выезды крайне сердили и раздражали народ. Казалось, что
Москва выходила из Москвы. Повестить явно и торжественно нельзя было: в
таком случае и без входа в нее неприятелей, она сорвана б была с основания
своего.
А в это время при буре нашествия и разгроме Москвы тогдашний добрый
обер-полицмейстер Ивашкин строил большой деревянный дом под Новинским. С
досадою взглядывая на эту стройку, прохожие говорили: "Вот еще и домы
затевают строить!"
ВЫСЫЛКА ИЗ МОСКВЫ НЕКОТОРЫХ ИНОСТРАНЦЕВ
В это время, увлекаясь мечтою, граф придумал высылку из Москвы некоторых
уроженцев Франции на барке в струи волжские. В послании к ним он сказал:
"Взойдите на барку и войдите в самих себя". Это по-французски каламбур или
шутка. "Entrez dans la barque, et rentrez dans vous merries". Но для
высылаемых это было не шуткою. Опасались, может быть, что народ, при
вторжении Наполеона в Москву, посягнет на них? Я близок был к народу; я жил
с народом на улицах, на площадях, на рынках; везде в Москве и в
окрестностях Москвы: и, живым богом свидетельствую, что никакая неистовая
ненависть не волновала сынов России.
РАЗНОМЫСЛИЕ
Между тем разномыслие час от часу усиливалось в стенах Москвы. Жар рвения,
вспыхнувший в душах народа в первой половине июля, хотя и не остыл, но, как
будто бы расструивался. Кто видел извержение Этны и Везувия, тот знает, что
бурно-кипящая лава, встретясь не с громадою камней, но с каким-нибудь
осколком, отпрядывает мгновенно и сворачивает с пути своего. Это можно
применить и к стремлению духа народного. Малейшее отклонение от
первоначального его направления раздваивает и ослабляет его. К заглушению
мысли о предстоящей опасности занимали умы народа сооружением на Воробьевых
горах какого-то огромного шара, который, по словам разгульной молвы,
поднявшись над войсками Наполеона, польет огненный дождь, особенно на
артиллерию. Шутя или не шутя, мне предлагали место на этом огненосном шаре.
Я отвечал: "Как первый московский ратник, я стану в срочный час в ряды
ополчения; но признаюсь откровенно, что я не привык ни к чиновному
возвышению, ни к летанию по воздуху. У меня на высоте закружится голова".
ЧАСТНЫЕ ПРОЯВЛЕНИЯ ДУХА НАРОДНОГО
Но и среди развлечения мыслей дух русский стоял на страже. Появлялись ли в
гостиных рядах раненые наши офицеры - купцы и сидельцы приветствовали их
радушно. Нужно ли было им что-нибудь купить? Им все предлагали безденежно
торопливою рукою и усердным сердцем. "Вы проливаете за нас кровь,-говорили
им,-нам грех брать с вас деньги". В селах и деревнях отцы, матери и жены
благословляли сынов и мужей своих на оборону земли русской. Поступавших в
ополчение называли жертвенниками, то есть ратниками, пожертвованными
Отечеству не обыкновенным набором, но влечением душевным. Жертвенники, или
ратники, в смурых полукафтаньях, с блестящим крестом на шапке, с ружьями и
пиками, мелькали по всем улицам и площадям с мыслию о родине. Тень грусти
пробегала на лицах их, но не было отчаяния. Ласка и привет сердечный везде
встречали их. И дивно свыкались они и с ружьем и с построениями военными!
ПОРЫВ ВОСПИТАННИКОВ МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Юноши, бывшие в стенах университета и проходившие в недрах его поприще
отечественной истории, пылали жаром отечественным. Но и тут сердце
встречает горестный камень преткновения, и тут нужен талисман Монтекукулев,
то есть деньги! деньги и деньги! Некоторые из юношей-патриотов приходили ко
мне с просьбами, чтобы я содействовал рвению их. "Ваш "Русский
вестник",-говорили они,-воспламенил наш дух; помогите нам жертвовать собою
Отечеству!"
Сказано выше, что граф Ростопчин, именем государя развязывая мне язык на
пользу Отечества, тем же именем развязал мне и руки на триста тысяч
экстраординарной суммы. По этому праву я мог бы для нужд других брать из
нее, но мне как будто бы стыдно было развязывать себе руки на деньги в то
время, когда доверенность развязала мне язык для выражения вдохновений
душевных. Итак, чтобы удовлетворять ревностных просителей, я спешил
продавать драгоценные вещи жены моей. Награда за это-провидение и судьба
детей: у них останется память родного подвига. Поэт сказал: "Где нет
сердца, там нет и приюта". Приют душе - воспоминания. С провидением и с
любовью к Отечеству не торгуются.
ПОЖЕРТВОВАНИЯ ДОБРЫХ ГРАЖДАН ИВАНА СЕМЕНОВИЧА РАХМАНОВА И ГЕТМАНА
К пожертвованиям жены моей присоединились пособия Ивана Семеновича
Рахманова, занимавшегося суконным издельем. Усердствуя к общему делу,
почтенный гражданин доставил мне сукна на двадцать человек, а добрый и
честный портной Гетман явился без платы шить ратную одежду. Когда
впоследствии отдавал я ему деньги, он сказал: "Не возьму. Я не на вас
работал. А об усердии моем напечатайте в "Русском вестнике". Охотно
исполнил я его желание. В числе поступивших в Московское ополчение на
основании частных пособий был Константин Федорович Калайдович. Был также в
числе их и престарелый полковник Козлов-Угринин, служивший в то время
комендантом в Камчатке, когда к берегам ее приплыл французский мореходец
граф Лаперуз, которому Людовик шестнадцатый дал собственноручное
наставление, касательно цели плавания его по морям. Лаперуз без вести
пропал на волнах океана, а Людовик погиб на месте казни. Верьте и доверяйте
после этого счастию земному!
НЕОБЫЧАЙНОЕ ВОЛНЕНИЕ В ПРИРОДЕ 1812 ГОДА
"Отчего,- говорит Фридерик Второй,- с необычайными явлениями природы
сопряжены и необычайные события политические? Мы это видим, а тайна
известна тому, кто управляет и природою и судьбою человечества". Со времени
нашествия завоевателя бушевали в Москве порывистые вихри, несшиеся от юга,
затмевавшие небо пылью, ломавшие заборы и срывавшие кровли с домов. Но ни
волнение природы, ни гром пушек, час от часу приближавшийся к стенам
Москвы, ничто не могло одолеть неугомонной привычки к картам. Посылали
справляться гонцов: "Где и далеко ли неприятель?"
А получа ответ и поговоря несколько минут о военных действиях, опять
провозглашали: "Бостон! Вист!" и так далее.
ОСОБЕННЫЙ МНЕ ПРИКАЗ
Исполняя возложенные на меня особенные поручения, я снаряжался и к походу.
Ратные мои доспехи были готовы. Заблаговременно приготовил я жену к
разлуке. Но в три часа ночи с 14 на 15 число августа получил я записку от
полковника Караулова, начальника штаба дружин ополчения, состоявших под
предводительством генерал-лейтенанта Василия Николаевича Чичерина.
Вследствие неожиданного требования, я поспешил к генералу. "Граф Федор
Васильевич,-сказал мне генерал,-именем государя предписывается вам остаться
в Москве, где нужна ваша служба". "Жизнь мою,- отвечал я,- безусловно
возложил я на алтарь Отечества, а потому делайте из меня что хотите. Но я
первый записался в ратники. Итак, не исключайте имени моего из списка
ополчения".
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ АВГУСТА: ДОСТОПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ ДВУХ ВЕКОВ
Двадцать третьего августа, за два столетия до нашего тысяча восемьсот
двенадцатого года, дружины русские отстаивали в стенах Москвы и Москву и
Россию. Битвы их кипели среди храмов божиих, пред лицом святыни
отечественной. Весь заветный быт земли русской предстоял очам ополчения
русского. Так было в двенадцатый год предков наших, и в день 23 августа
1612 года над Москвою и в Москве засветилась заря избавления Отечества. А в
наш двенадцатый год августа 23 русский полководец в двенадцати верстах
впереди Можайска при деревне или селе Бородине, принадлежавшем тогда
партизану Давыдову, который сам сжег свой дом, тут полководец наш назначал
