несколько лет, а потом его убивают. Это тебе не телятина из колбы.
Она набила полный рот и принялась жевать.
- Я не голоден, - выдавил из себя Кейс.
Его мозг был высушен и выветрен. Нет, подумал он, его бросили в
кипящий жир и забыли в нем, и этот жир охладился, после чего вязкое
тяжелое вещество застыло в извилинах мозговых долей и простреливалось
теперь зеленовато-красными молниями боли.
- Ты жутко выглядишь, черт тебя побери, - жизнерадостно сказала
Молли.
Кейс решился попробовать вино. Бетафенетиламиновое отравление
придало вину вкус йода.
Свет начал постепенно гаснуть.
- "_Le restaurant Vingtieme Siecle_", - объявил бестелесный голос
с четким акцентом жителей Мурашовника, - имеет честь представить вам
голографическое кабаре мистера Питера Ривейры.
Со всех сторон за столиками вяло зааплодировали. Официант зажег
одинокую свечу и водрузил ее в центре их столика, собрал посуду и
тарелки. Вскоре на всех столиках горели свечи. Были поданы напитки.
- Что происходит? - спросил Кейс у Армитажа, но тот ничего не
ответил.
Молли ковыряла в зубах красным ногтем.
- Добрый вечер, - сказал Ривейра, появляясь на сцене в дальнем
конце ресторанного зала.
Кейс сморгнул. В своем тяжелом состоянии он не заметил сцену. И не
видел, откуда вышел Ривейра. На душе у Кейса стало еще паршивей.
Поначалу ему казалось, что Ривейра подсвечен сзади небольшим
прожектором.
Но Ривейра светился сам по себе. Свет облегал фигуру Питера
подобно второй коже, отбрасывая блики в темноту сцены вокруг него.
Свечение было голографической проекцией.
Ривейра улыбался. Он был облачен в белый смокинг, в петлице
смокинга, в глубине черной гвоздики, мерцали голубые камушки. Его
идеально отполированные ногти блеснули, когда он воздел руки в
приветственном жесте, выражая свое почтение аудитории. Кейс услышал,
как вода озера плещется о борта ресторана.
- Сегодня вечером, - сказал Ривейра, и его удлиненные глаза
просияли, - я хотел бы предложить вашему вниманию замечательный номер.
Это одна из моих последних работ.
На его поднятой и повернутой вверх ладони оформились холодно
блестящие рубины. Ривейра уронил их. На пол упали кровавые капли, из
места их падения выпорхнул сизый голубь и исчез в тени за сценой.
Кто-то восхищенно ахнул. Из разных концов зала полетели аплодисменты.
- Эту свою работу я назвал "Кукла".
Ривейра опустил руки.
- Я хотел бы посвятить ее премьеру, здесь, сегодня вечером, леди
Три-Джейн Мари-Франс Тиссье-Ашпул.
Слабый шелест вежливых аплодисментов. Когда аплодисменты стихли,
глаза Ривейры, как показалось Кейсу, нашли в зале их столик.
- А также еще одной присутствующей здесь леди.
Свет в ресторане постепенно, за несколько секунд, погас
окончательно - осталось только мерцание свечей. Голографическая аура
Ривейры тоже потухла, вместе со светом, но Кейс по-прежнему видел его,
стоящего на сцене со склоненной долу головой.
На сцене стали множиться световые линии, горизонтальные и
вертикальные, образуя открытый с одной стороны куб. Лампы освещения
ресторана снова слабо затеплились. Конструкция в виде рамы на сцене
казалась состоящей из замерзших лунных лучей. Создавалось впечатление,
что Ривейра, который стоял с опущенной головой, с закрытыми глазами,
прижав руки к бокам, дрожит от непомерного напряжения. Внезапно
внутреннее пространство туманного куба заполнилось, превратилось в
комнату, в комнату без четвертой стены, что позволяло аудитории
видеть, что в ней происходит.
Ривейра немного расслабился. Он поднял голову, но глаз не
открывал.
- Я когда-то жил в этой вот комнате, - сказал он, - и не помню
случая, чтобы в то время я ночевал в каком-либо другом месте.
Стены комнаты были оклеены пожелтевшими от времени светлыми
обоями. Мебель состояла из двух предметов: одним был простой
деревянный стул, другим - железная кровать, выкрашенная белой эмалью.
Краска на трубках кровати лупилась и местами осыпалась, обнажив черное
железо. На кровати лежал голый ветхий матрас в коричневую полоску. Над
кроватью на перекрученном черном проводе висела электрическая лампочка
без абажура. Кейс разглядел толстый слой пыли на верхней части
лампочки. Ривейра открыл глаза.
- В этой комнате я всегда был один.
Он присел на стул, лицом к кровати. Камни в гвоздике в петлице его
смокинга горели пронзительным голубым огнем.
- Я не помню, когда начал мечтать о ней впервые, - продолжил он, -
но точно помню, что вначале это была всего лишь тень, мираж.
На кровати что-то появилось. Кейс закрыл и открыл глаза. Видение
исчезло.
- Я не мог обнять ее, и потому ласкал мысленно. Но я хотел держать
ее в своих объятиях, стискивать ее в своих объятиях, и более того...
Ровный, отлично поставленный голос Ривейры резонировал в тишине
под сводами ресторана, достигая его самых дальних укромных уголков.
Где-то звякнул лед в бокале. Кто-то хихикнул. Кто-то шепотом спросил о
чем-то по-японски.
- И тогда я решил, что если смогу визуализировать хотя бы
маленькую часть ее тела, если я буду иметь возможность видеть эту
часть во всех подробностях...
На матрасе, ладонью вверх, теперь лежала женская рука с бледными
белыми пальцами.
Ривейра наклонился вперед и начал нежно гладить руку. Пальцы руки
шевельнулись. Ривейра поднял руку с матраса, поднес ее к своему рту и
начал лизать кончики пальцев. Ногти на руке были покрыты ярко- красным
лаком.
Рука, Кейсу это было отлично видно, не была отрезана или оторвана
от тела; там, где она заканчивалась, кожа плавно скруглялась, целая и
невредимая. Ему вспомнились татуированные куски искусственно
выращенной плоти в витрине нинсейского хирургического бутика. Ривейра
держал руку у губ и водил языком по ладони. Пальцы руки нежно ласкали
его лицо. На матрасе появилась вторая рука. Ривейра потянулся к ней, и
пальцы первой руки сомкнулись на его запястье - браслет из костей и
плоти.
Действие развивалось по законам своей внутренней сюрреалистической
логики. Следом за руками появились ноги. Очень красивые. В голове у
Кейса пульсировала боль. В горле пересохло. Он допил остатки вина.
Ривейра уже был в постели, полностью обнаженный. Его одежда,
естественно, тоже была частью проекции, и Кейс не заметил, в какой
момент она исчезла. Черный цветок лежал в ногах кровати, сияя изнутри
голубым пламенем. Начал появляться белый, безголовый, идеально
совершенный, сверкающий каплями пота торс, и Ривейра ласками оформил в
бытие все тело.
Это было тело Молли. Кейс уставился на сцену, разинув рот. Но это
была неправильная Молли; это была Молли такая, какой представлял ее
себе Ривейра. Груди были другими, соски больше, чем на самом деле, и
слишком темные. Ривейра и безглавый торс сплелись на постели, мелькали
покрытые красным лаком скрюченные пальцы. Матрас теперь был прикрыт
накрахмаленной хрусткой желтоватой простыней с вышивкой и кружевами.
Вокруг Ривейры и извивающихся, суетливых, щиплющих и поглаживающих его
тело рук мельтешили пылинки.
Кейс осторожно повернулся и посмотрел на Молли. Ее лицо было
бесстрастным; выгнутое отражение происходящего действа набухало и
растягивалось в ее очках. Армитаж подался вперед, его пальцы сжимали
ножку бокала, бледные глаза были прикованы к сияющей комнате на сцене.
Внезапно руки и ноги женщины напряглись, и Ривейра содрогнулся.
Появилась голова, и образ мечты Питера был завершен. Лицо Молли -
гладкие серебряные вставки закрывали глазные впадины. Ривейра и
псевдо-Молли принялись совокупляться с обновленной энергией. Наконец
рука с красным маникюром медленно поднялась над спиной партнера и
исторгла из себя пять лезвий. С томной, сонной неторопливостью эта
рука раскроила своими лезвиями голую спину Ривейры. Кейс мельком
заметил обнажившийся позвоночник, но в следующее мгновение он уже был
на ногах и бежал к двери.
Его стошнило через палисандровые перила прямо в тихую гладь озера.
Нечто, до сих пор словно бы облеплявшее его голову подобно вате,
наконец исчезло. Стоя на коленях и прижимаясь щекой к прохладному
дереву, он смотрел поверх глади озера на сверкающее зарево над рю Жюль
Верн.
Кейсу доводилось видеть медиумов и раньше; когда он был
подростком, в Мурашовнике их представления назывались "Сны наяву".
Кейс вспомнил, как одно из таких представлений шло на улице
Ист-Сайда и вел его, работая под аккомпанемент ритмичной музыки,
пуэрториканец - его девушка из сна наяву дергала телом и
поворачивалась в кругу хлопающих в такт в ладоши зрителей. Но для
всего этого требовался вагончик с оборудованием и неуклюжий шлем с
тродами.
То, что воображал Ривейра, зрители воспринимали непосредственно,
без какого-либо вспомогательного оборудования. Кейс помотал
раскалывающейся от боли головой и сплюнул в озеро.
Он догадывался о финале, о конце спектакля. Ясно прослеживалась
извращенная логика происходящего, вывернутая симметрия: Ривейра
вызывает к жизни девушку своей мечты, а она разделывает его тело на
части. Теми самыми руками. Воображаемая кровь заливает старые простыни
с вышивкой и кружевами.
Из ресторана послышались оживленные выкрики, аплодисменты. Кейс
поднялся на ноги и поправил на себе одежду. Затем повернулся и вошел
обратно в "_Vingtieme Siecle_".
Стул Молли был пуст. На сцене уже никого не было. За их столиком в
одиночестве восседал Армитаж. Он все еще глядел на сцену, зажав между
пальцами ножку бокала.
- Где она? - спросил Кейс.
- Ушла, - сказал Армитаж.
- Пошла за ним?
- Нет.
Раздалось звонкое _дзынь_. Армитаж посмотрел вниз, на бокал,
который держал в руках. Его левая рука подняла над столом стеклянную
полусферу с остатками вина. Отломленная ножка бокала осталась торчать
остроконечной льдинкой на скатерти. Кейс осторожно взял обезножевший
верх бокала из руки Армитажа и установил его на стакане с водой.
- Скажите мне, Армитаж, куда она пошла?
В ресторане вспыхнул свет. Кейс заглянул в бледные глаза. В них
ничего не было. Совершенно ничего.
- Она ушла, чтобы заняться подготовкой. Ты с ней больше не
увидишься. Но во время операции вы будете работать вместе.
- Зачем Ривейра поступил с ней так?
Армитаж поднялся из-за стола, поправляя лацканы пиджака.
- Тебе нужно выспаться, Кейс.
- Операция когда, завтра?
Армитаж улыбнулся своей ничего не значащей улыбкой и пошел прочь,
в сторону выхода.
Кейс, потирая лоб, огляделся. Обед шел дальше своим чередом,
мужчины шутили, женщины улыбались их шуткам. Он заметил балкон, на
котором по-прежнему горели свечи, почти не нарушая темноту уединения.
С балкона до Кейса донеся тихий звон серебра, приглушенный разговор.
Свечи отбрасывали на потолок танцующие тени.
Внезапно из полумрака балкона с неожиданностью фантомов Ривейры
появилось девичье лицо. Девушка перегнулась вниз, положив руки на
деревянную балюстраду, и посмотрела в зал. Глаза на ее восторженном,
как показалось Кейсу, лице искали что-то внизу. Сцену.
Ее лицо было поразительным, хотя и не слишком красивым - почти
треугольное, с высокими хрупкими скулами, с широким и резко очерченным
ртом, забавно уравновешенным узким, птичьим носом с растопыренными
ноздрями. Внезапно появившись, девушка так же внезапно исчезла,
возвратившись обратно к интимному полумраку, приглушенному смеху и
танцу огоньков свечей.
Покидая ресторан, Кейс заметил двоих молодых французов и их
