подписание контракта. Как ни странно, границ дозволенного он на людях не
переходил. Сидел в позе мудрого аксакала и помалкивал. Вовремя президенту
или Главпальто поддакнет, и опять молчок, а заморские дуралеи все речи к
нему обращали, переводчик только в его сторону переводил. Недурной
имидж Боря себе среди иностранцев составил.
Нашел его наш президент форменным образом на помойке. Задним
ходом сдавал <мерса> во дворике на Арбате, а тот уперся во что-то.
Пришлось выходить, глянуть. Асбестовые трубы лежат. А метром дальше
мусорный ящик, и что-то из него торчит и вроде шевелится. Президент на
всякий случай газовый баллончик в кармане сжал. Живое в ящике существо, а
время позднее.
- Чего уставился, нэпман сраный? - произнесло оно тоскливо.-
Последнего российского пиита не видел? Душегубы проклятые, разорили
страну, росс гордый обнищал.
Это последнее вызвало созвучие в душе президента, он проникся к
существу в ящике.
- Но зачем же гордому россу в ящик забираться? - На ночь
устраиваюсь, не понятно, что ли? - отвечало оно.- Гостиничный номер в
центре столицы.- И Есенина продекламировало про бездомных собак и
лошадей. - Я дам вам денег, найдите место поприличней. - Денег он мне
даст... Три рубля на опохмелку? Я гордый, меньше тысячи не беру. Плыви
отсюда, дерьмо зеленое!
И не обиделся ведь на такую отповедь президент! Когда человек от
трех рублей отказывается - это уже позиция, имидж. Не стал он пиита
дензнаками соблазнять, а уговорил престиж русской поэзии в фирме
поднимать. В <мерса> усадил и вывез в другую жизнь.
Мы-то сначала думали, президент очередную собачонку спасает,
очередную часовенку за грехи наши возводит, ан нет. В бизнесе такие вещи
- рядовой случай. Обычные коммерческие операции просчитываются в
денежном измерении, крупные аферы - в единицах наглости. Поэтому Боба
пересел с приставного стула в кресло исполнительного директора.
По обыкновению, мы, перекусив и обговорив дела на завтра,
разъезжались всяк в свою сторону. Не принято у нас в отсутствие патрона
кучковаться, как бы ни свербило почесать языки. Телефон - милый друг,
доверенное лицо, трепись сколько хочешь, а мы терялись в догадках, ради
какого дельца отдавал на заклание гадкого агнца босс.
Поздравили Бобу и после кофе-капуцино разъехались вслед за
президентом. А Боба задержался. Не утерпел!
Утром в офисе на Готвальда мы узнали подробности презентации
вновь испеченного исполнительного директора и радовались бы событию не
менее, чем стишатам про белую лебедь, но вот беда, президент нашей
готовности не разделял.
- Ты чего, курвий пух, натворил? - допрашивал он свою секонд хэнд
с пристрастием и в нашем присутствии.- Любовницу Шамиля по заднице
хлопнул - ладно, свои люди, она тебе сдачу на физиономию выложила.
Швейцара увольнял, куртки тебе не подал - тоже приемлемо, чихал он на
тебя с высоты ворот, как на рядового барана. Каратиста перед охраной
изображал - это твое личное спортивное счастье, им чучело для тренировок
сгодится. Но кто тебе позволил шеф-повара учить готовить?
- Непрожаренный беф подал,- дрожал слезой голос Бобы. - Так
тебя мэтр спросил: вам лондонский или обычный? Обычный вашему
благородию не подошел, лондонского захотелось, а он с кровью и подается.
Понял, балбес эдакий?
- Непорядок, босс, в <Павиане>, когда вас нет,- не унимался Боба.-
Полный бардак, темные личности, миньетчицы под столами, у нас
престижное заведение - как это, как это, не могу, хоть увольте, а повар хоть
бы объяснил, я ему по-русски, а он драться полез...- круче заплакал Боба.
Наши зачерствевшие на звериных коммерческих тропах души жалели
его натурально, когда мы представили здоровенную, как американский
бифштекс, ладонь повара-афганца, немого от рождения и незаменимого
спеца, которой он отшлепал Бобу по заднице. Ссадины и синяки на его
физиономии вызывали недоумение: наш повар - существо мирное. Не иначе
с белой лебедью лобзался, куда охрана спровадила Бобу до выяснения обстоя-
тельств.
- Запомни на будущее,- прервал сентенции Бобы президент,-
кухня - удел посвященных. Отныне ты в <Бабуин> не ходок. Сиди в офисе.
Топай, осваивай рабочее место.
На потуги остаться в посвященных президент внимания не обратил. От
Бобы отмахнулся. Всех отпустил. Главпальто остался.
Маленько шеф не прав, считали мы. Ранимая душа пиита может
кровоточить бесконечно и мало ли какую заразу подхватит. И это в то время,
когда станция метро <Речной вокзал> закрылась на очередной ремонт. Ну, не
осилил мужик пьянящих ветров на вершине, сорвался, бывает. Его
вельможный тезка при невыясненных обстоятельствах где-то за городом
очень недорого в осенней водичке полоскался - сошло. Не в Штатах, чай,
живем. А сколько Майклу нашему сходило за отлучки? Как исчезает речистая
птица, жди событий. Кто-то скажет: так, доисчезался! Так и вотчины нет. И
это не наша мораль, у партийцев своя: ворон ворону глаз не выклюет. А Боба
беспородный, без морали живет, его ранимая индивидуальность могла всем
нам стоить дорого.
Отсутствие морали - тоже мораль. Из уст самого Бобы мы неплохо
знали послужной список его подвигов. В застойные годы, живя в глубинке,
слыл он диссидентом. Шумел по всякому
случаю, авторитет нарабатывал среди обывателя. Этакий справедливец
в партийных рядах, буревестник: куда хочу, туда лечу. Но за кормом к
партийным бонзам летал. Дадут новую квартиру, он отдохнет от летаний
немного. Машину из партийцев выколотит, еще отдохнет. Надоело,
исключили из рядов. Так не важно, что ростом мелок, фигурой хлипок -
бульдозером въехал на Старую площадь, первые же дубовые двери с ходу
протаранил. Едва от партийцев перестроечным душком понесло, Боба кинул
свой партбилет - и в горнило событий, в Москву, в <Апрель> записываться,
телефон Приставкину оборвал. Записали, деваться некуда, у Маринки
Приставкиной от слов <Это я, Мосюк> аллергия началась. Апрельская
кампания завершилась, но Боба коня не расседлывал и в августе подъехал к
<Белому дому>. Он так активно требовал допустить его в ряды ближайших
сподвижников Ельцина, что сподвижники забеспокоились не на шутку: а как
этот нахрапистый потеснит их у пирога, подобных себе шустряков соберет -
ради чего тогда весь спектакль затевался? Нетушки, чужаков не надо, у самой
кормушки орать не принято, тут давай глотай сколько сможешь, пока не
оттеснили. Стащили Бобу с коня, подальше за баррикады оттащили, на
всякий случай набив морду. В демократах Боба разочаровался немедленно.
На голодный желудок в демократы не записываются. Голодная, израненная
душа последнего пиита России не заживала до самой встречи с нашим
президентом.
И вот очередной ляп, рана открылась, поди разворота в неведомом
направлении.
- Патрон, на мой взгляд, пиит не та фигура для завершающей
комбинации,- перво-наперво выложил свое мнение президенту Главпальто.
Ему полярное суждение разрешалось.
Главпальто пользовался особым довернем президента. Все мы были в
особом доверии в зависимости от сути дела. Главпальто имел тонко
чувствующую душу на колебание цен и ценностей. Он имел толк в смесях,
будь то прозрачная заметка в <Правде>, грузин с чемоданом или предложение
купить недорого партию дорогих автомобилей. Выходец из респектабельной
знати валютных барменов, он артистично вел свое дело, подобно мэтру сцены
не заглядывал в роль, импровизируя по ходу действия. Начинал большой
бизнес Федя Званский с покупки двух мешков <арабики>, по газетам
вычислив предстоящее повышение закупочных цен. В <Оледе> Главпальто
первым открыл личный счет в зарубежном банке, первым купил домик в
Бенилюксе. Для нашего президента он был безотказной отмычкой для тех
помещений, где ладно сидящий костюм стоит больше дорогой английской
тройки. О вкусах не спорят, президент тотчас повторял шаг Званского, не
вдаваясь в подробности. Советов не спрашивал: сам артист, он талантливо
подражал Феде и превыше всего ценил его вежливую независимость.
- А я Бориса не для этой цели брал,- скрестил свой прищур глаз
президент с открытым взглядом Званского. Главпальто не потупился.-
Последнее время нашего пиита потянуло к сильным людям. Жириновского он
в грош не ставит, сам такой, а Проханов со Стерлиговым ему импонируют.
Кстати, по его совету я перевел некоторую сумму активистам Гражданского
Собора или как его там.
- Ваши дела,- аккуратно повел плечами Главпальто. - Федя, после
смерти Нюмы Четырботского ты моя главная опора. Я в тебе не усомнился.
Разве ты во мне? - Ни в коем случае.
- Тогда потерпи.- Президент помолчал, и Главпальто помолчал.- В
зоне у подобных крикунов были четко определенные обязанности. Смекаешь?
- Не сидел, но догадываюсь.
- Ол рихт, как сказал самостоятельно изучающий английский язык,
закрывая журнал <Нев тимес>,- пошутил президент.- Присядь, дело есть.
Завершающая, как ты выразился, комбинация.
Правы были все мы, предчувствуя последний рейс <Оледа>. - Есть
отличная устная оферта моего давнего дружка из Лас-Вегаса...
Недурно, оценили мы, раскладывая позже интересный пасьянс. Тузы к
тузам, короли к королям, шестерки к шестеркам. Складывалось. Беневито
Арнольда, король шоу-бизнеса и рулетки, в свое время помог нашему
президенту открыть валютное казино. Как они делились - их дело, нам
перепадало стабильно, будто одновременный выигрыш на чет и нечет, на
красное и черное. Не много, но стабильно. Однако что можно выжать из
рулетки больше?
-А ты не торопись,- перехватил наш президент немой взгляд
Званского.- Наш общий знакомый хотел бы купить...
<Хотел бы купить...> - затаив дыхание, трепетали все мы над
интересным пасьянсом.
- Хотел бы купить,- повторил президент,- .тело Ленина. - Вот это
да! - сгребли мы сошедшийся пасьянс в кучу. - Блажь,- усомнился в
пасьянсе Главпальто. - А десять зеленых лимонов наличными? -
Интересно,- не торопился с выводом Главпальто. - И зачем для всего этого
Боба? - недоумевали мы. Понятно, у Беневито масса неотмытых долларов,
сейчас в России только и отмывать их, скупая стоящие цацки и расплачиваясь
наличными - русские нувориши охотней доверяют наличности, <оплате по
факту>, и закон тяготения таков: скупается все, что еще не продано;
продается все, что попало в поле зрения и плохо лежит; завтра будет поздно,
если не поспешить. - А завтра может быть поздно,- заключил президент. -
Но при чем тут Боба? - ничего мы не поняли. - Да, скажи главпотеху, пусть
он выведет нашего пиита на <Память>, на Гражданский Собор, познакомит с
кем надо... Пора.
Главпальто помедлил с ответом, чуть склонив голову, словно
прислушиваясь к мелодии заключительного аккорда издалека, и ответил
уверенно:
- Понял, шеф. А звонить Альберту Григорьевичу вы сами станете? -
Нет слов,- развел руками президент, улыбаясь.
Звонку бывшего зама Альберт Григорьевич, конечно, не обрадовался, а
вопрос о драгоценном здоровье вовсе игнорировал. - На службу хожу,
скриплю,- отвечал он уклончиво. - Куда? НПО <Прогресс>? Советник? И
сколько это в деньгах? Три штуки? Альберт Григорьевич, вы шутите. В
<Оледе> курьер получает пять. Я шучу? Ничего подобного. Давно вам
предлагал место советника. Да, прямо на дому, по совместительству. Десять
штук в месяц. Первый раз слышите? Короткая память, Альберт Григорьевич.
Кстати, вас зарплата уже два месяца ждет с последней услуги... Конечно,
приходите, получайте.
Куснув пирожок, Альберт Григорьевич отказываться от лакомства не
хотел. Подвоха боялся, но объявили новое повышение цен на энергоносители,
а еда - самый первый энергоноситель, и Альберт Григорьевич принял дар.
- И что я должен делать? - на всякий случай позондировал он почву.
Стремительные новации в стране отучили привередничать, но научили среди
наживок выбирать пожирнее.
- Ничего особенного. У меня чисто спортивный интерес. Слух
прошел, будто скоро мавзолей порушат, и хорошо бы оказаться рядом,
