- А я не умею водить платформы, - сказал Саркис.
Виктор, не отвечая, судорожно вцепился в мягкий шар управления и
осторожно шевелил пальцами. Машина дергалась в такт, но постепенно
разворачивалась, и тогда он чуть вдавил полусферу.
Они шли, чуть не касаясь верхушек деревьев, а повернув, едва не
задели высокую мачту с пустыми бочонками прожекторов.
Здорово он их напугал, подумал Саркис, со смутным беспокойством
понимая, что дела принимают совершенно неожиданный оборот. Вначале это
была игра, а сейчас на игру ничуть не похоже. Хорошо это или плохо, он не
знал, но догадывался, что теперь "комнатой раздумий" не обойтись. Могут
сообщить родителям, а то и вычесть из каникул неделю.
Они опустились на то же место. Виктор откинулся на вертушке и
выдохнул воздух.
- Я тоже.
- Что?
- Тоже не умею водить. Видел пару раз и все...
Дома у Саркиса на стене висела большая карточка - у высоких
стеклянных дверей стоят молодые мама и папа, а сзади много веселых людей в
разноцветных одеждах.
Он узнал эти темные колонны, ступени, только вместо стекла -
коричневые пластиковые щиты. Некоторые слабо держались на поперечных
рейках, и Саркис легко их раздвинул.
- Ну, я пошел.
- Я с тобой, - ответил Виктор.
Они пролезли в щель и задвинули ее щитами. В полумраке идущий сверху
из открытых проемов свет высветил, как им показалось, вторую стену.
Перебравшись через решетчатое ограждение с уцелевшими в некоторых местах
стеклами, обнаружили, что находятся в большом зале, а то, что приняли за
стену - ящики, коробки, чемоданы, уложенные друг на друга и кое-где
возвышающиеся чуть не до потолка.
На мгновение Саркис растерялся. С ним не было Ули, чтобы найти верный
путь в узких темных проходах между вещами, и не было Петра, тот бы помог
раскидать все барахло, осыпавшееся из прогнивших ящиков в проходы.
Наверно, так нужно - в конце путешествия он сам, без помощи друзей, найдет
книги. Хоть бы одна уцелела!
Он протиснулся в узкую щель и двинулся между штабелями вещей,
когда-то принадлежавших тем, кто здесь работал или учился. Где-то должен
быть ящик, перевязанный синим или коричневым шпагатом. Отец говорил -
коричневым...
Виктор шел за Саркисом. Он спросил, что искать, но Саркис молчал, и
Виктор не стал больше спрашивать. Он немного отстал, свернул в другую
сторону и с любопытством разглядывал свернутые кипы одежды, нагроможденные
друг на друга столы и шкафы, дверцы некоторых были разбиты, на пол
вывалились дискеты, приборы, стекляшки цветные...
Несколько раз, блуждая темными проходами, он сталкивался с Саркисом.
Тот осматривал ящик за ящиком, трогал веревки, ремни, их перевязывающие.
Потом Виктор набрел на лестницу, ведущую на широкий балкон. Поднялся
наверх. Балкон одной стороной упирался в стену, а другой - уходил в
коридор.
Виктор постоял у перил. Сверху он увидел, как Саркис медленно прошел
узкой расщелиной и исчез из вида.
Здесь, на широкой галерее, пыль вздымалась от любого движения, но не
было такого нагромождения вещей, как там, внизу. Вдоль стен сиротливо
притулились разбитые киоски, на одном из них сохранилась даже облупившаяся
надпись "Академкнига". Виктор не понял, что это означает. Книг он не видел
никогда, а выучился читать в распределителе, застряв в нем на два года.
Родителей не помнил.
Смахнув пыль, он уселся на прилавок и стал ждать, пока Саркис не
найдет то, что ищет, и не позовет его. Странно, что разные люди и рыжая
красивая девочка Ксения помогли ему и даже не прогнали, узнав, что он был
у воров. Он помог Саркису избавиться от крючков и увел машину. Это
здорово. За такое Боров похвалил бы... Вспомнив Борова, Виктор насупился.
Живым лучше к нему в руки не попадаться. Как он тогда с патрульным,
угодившим в засаду! Впрочем, Боров тоже пусть близко не возникает - с
десяти метров Виктор попадет найфом в любую точку жирного тела.
Слабое шевеление в глубине коридора насторожило его. Нырнул под
прилавок и передвинул нож в рукав. Сквозь щели в прилавке увидел, что к
нему ползет бесформенная тень. Виктору не было страшно - чертовщина,
водящаяся на верхних этажах, вниз к Саркису не пойдет, а сам он на любую
плевал, и не такое видел. Если же люди... Смотря кто. Вдруг остро
захотелось, чтобы это был Боров или кто угодно из его дружков. У Борова
всегда за пазухой два ствола, однако найф быстрее.
В дверном проеме внезапно появился большой темный овал и медленно,
беззвучно поплыл вдоль перил. Напротив короба, где затаился Виктор, кокон
замедлил движение, с тихим шелестом распался, исчез. На его месте возник
невысокий плотный человек в светлом плаще. Капюшон скрывал лицо. В руках у
него был предмет, очень похожий на ружье с чудовищно толстым стволом. Он
уложил ствол на перила и, припав щекой к коробке с небольшим экранчиком,
направил свое оружие в зал и медленно повел им, словно целил в кого-то.
Догадка поразила Виктора: он понял, что незнакомец сейчас выпалит вниз.
Над прилавком взметнулась рука, и незнакомец, выронив оружие, мягко осел
на грязный пол балкона с ножом в шее.
Воздух вдруг загустел, стал вязким. Виктор не мог пошевелить даже
пальцем и только мысль "влип", точно передавала его ощущения.
Он застыл, сидя на корточках перед дырой в прилавке. На балконе
возникли две фигуры, почти человеческие, только странно вытянутые тела и
головы колебались, словно были изображением на зеркальной пленке. Фигуры
нависли над поверженным незнакомцем, одна из них повела рукой, и
незнакомец исчез, рассыпавшись искрами. На миг Виктору стало жаль
пропавшего вместе с телом ножа.
Фигуры встали у перил и, судя по наклону голов, смотрели вниз. Потом
Виктор услышал их голоса - звучные, рокочущие голоса медленно
проговаривали слова, которые словно сами собой отдавались у него в голове.
"Осквернитель наказан!" - произнес первый голос, а второй ответил:
"Истинно так". После небольшой паузы первый снова сказал: "Вот оно, начало
времен - только что узрел там, внизу, Великого, бредущего в поиске". "Да,
- согласился другой, - все произойдет так, как произошло! Скоро он найдет
искомое и начнет обратный путь". "Так и будет, - сказал первый, - и ничто
его не остановит". "Ничто и никто! Только мы видели первый миг Новой
Истории. Никто более не видел, и никто не знает, как началась самая
великая эпоха разума". "Никто не видел, и никто не знает", - эхом
отозвался первый, и в тот же миг оба исчезли. Лишь рой искр повис на том
месте, искры бледнели, медленно разлетаясь в стороны.
Виктор наконец смог вздохнуть и пошевелиться. Он забился в самый угол
разбитой деревянной коробки. Его тряс озноб. Время шло, там, внизу, Саркис
бродил в лабиринте вещей, и надо спуститься к нему, но не было сил
подняться. Необоримый ужас леденил сердце, сковал ноги. Скоро тот, кто
внизу, найдет то, что ищет, и, не дождавшись его, пустится в обратный путь
сквозь бесконечно чужой и пустой город.
Искры повисли над ним, в голове защекотало, словно огненные точки
заползли в мозг. Виктор дрожащим комком втиснулся в угол, он пытался
вспомнить что-то очень страшное и важное, увиденное недавно, но не мог, и,
хотя из памяти стирались, исчезали события последних минут, упрямо шептал,
не понимая, что означают его слова: "...я видел... я знаю... я видел... я
знаю..."
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КРУЖЕНИЕ
Волны, мелко почавкивая, лизали уже вторую щепку. Всего их шесть,
воткнутых в песок одна за другой.
"Паводок, к утру все затопит", - подумал он и отполз в кусты.
До берега триста метров. Холодна весенняя вода, но доплыть можно.
Только вот на крыше речного вокзала под уцелевшим навесом летнего
ресторана с комфортом засели головорезы Дубасова. Время от времени от
скуки или для острастки постреливают в его сторону, пули скворчат высоко
над головой. Он им нужен живым. Ночью пытались сдуру или с перепою взять
его врасплох, но батарейка в прицеле еще тянула, и он первым же выстрелом
разнес бензобак. Лодка вспыхнула и завертелась на месте, а с нее попрыгали
живые факелы.
Теперь они надеются, что вода сгонит его с острова. Ждать им недолго.
Справа мост, доплыть до быков ничего не стоит, но несколько раз он замечал
подозрительные блики наверху.
В середине узкого островка на небольшом возвышении кусты погуще.
Отсюда хорошо просматриваются набережная и мост. Жалкие корявые деревца на
плот не годятся. Ему плот и не нужен, цепляйся за любую деревяшку и плыви
хоть до Каспия, стрелять не будут. Но он не один...
Выстрелы со стороны города стихли.
Она лежала, закрыв глаза, но когда он подполз к ней, чуть подняла
веки.
- Это в нас стреляли? - спросила она.
- Нет. Наверно, городская милиция пыталась их выбить.
С этими словами он подоткнул края куртки, в которую она куталась, и
поправил воротник. Она потерлась носом о его ладонь.
- Темнеет быстро. Если дружинники не придут... Ты их не чувствуешь?
- Нет, - она улыбнулась. - Ничего не чувствую, не знаю и не могу. Ты
отнял мою силу. Может, утром вернется.
- Утром? Вода дойдет до нас прежде, чем сила придет к тебе.
- Ну и пусть!
- Пусть, - вздохнул он и поцеловал ее в лоб. - Спи.
- Не бойся воды, бойся песка, - пробормотала она, засыпая.
Он сидел на корточках, смотрел на нее и ничего не понимал. Год за
годом холодной тенью проходил он сквозь города и земли, не зная, где конец
пути. Теперь вдруг подумал, что это были пустые времена. Незнакомое
чувство... Очень давно, на самом краешке памяти - руки отца,
подбрасывающего к потолку, смех и радостный визг - год ему был тогда или
полтора. Он не помнил лица, почему-то пахло нагретым металлом и топливом,
что-то гудело и нестрашно рычало. И вот сейчас неожиданно вернулось -
будто теплые руки отца подбрасывают к потолку, и плевать, что кто-то
втягивает в дела грязные и грозные... Мог ли он предположить, что пошлет в
самую глубокую и вонючую дыру все дела и обязательства, запутает себя и
других, а вся круговерть событий завершится словами, которые он еле
выдавит из себя: "Я люблю тебя, Ксения", и на целую секунду мир вокруг
остановится, пока не услышит в ответ шепот: "Я люблю тебя, Виктор".
Могло ли придти ему такое в голову всего пару дней назад, когда он
прибыл в Саратов и ждал в условленном месте нужного человека?..
1
Он стоял на перекрестке, а наискосок - четырехэтажный дряхлый дом.
Крышу венчала фигурная нашлепка, с барельефом. Сквозь копоть и грязь можно
было разглядеть лихо отплясывающих парня и деву. Некто с отлетевшей
головой подыгрывает на гармошке, а неуместный дед, кажется, на гуслях.
Справа и слева неясные фигуры протягивают танцорам плоды. Подкрепиться,
что ли?
Без четверти пять. Опаздывает. Плохо. Через пятнадцать минут
закончится комендантское время, и улицы превратятся в муравейник. Виктор
знал, что здесь осели сотни тысяч беженцев. Комиссию по расселению просто
вырезали враждующие между собой банды. Городская милиция все силы тратила
на выживание, а заградотряды, наспех сколоченные из остатков спецвойск,
далеко за Волгой пытались упорядочить людской поток, идущий из глубин
Средней Азии.
Саратов превратился в огромный перевалочный пункт. Он был похож на
распределитель, о котором Виктор вспоминал с дрожью омерзения. На очень
большой распределитель для всех - детей и взрослых.
После опустевших городов такое половодье голов, рук и ног раздражало
