стойте и ждите меня. Ну, вперед!
Саркис осторожно ступил на ленту, тут же вздыбившуюся ступенями,
пошатнулся, хотел ухватиться за желтоватые пластины, но дед Эжен снизу
крикнул: "Не хватайся, руку оторвет!"
И тогда Саркис сел прямо на ступеньку. Сверху он видел, как прыгнул
на ленту Петро, за ним Уля. Уля уселся на ящик, но тут же вскочил от
женского вопля: "Ты мне грибы попередавишь!" Петро стоял, пошатываясь,
потом решительно двинулся вперед и дошагал до Саркиса.
Наверху два парня в толстых ватных куртках складывали ящики к стене.
Завидев ребят, один из них поднял брови:
- Это что за шампиньоны?
Появился дед Эжен с большой сумкой в руке, слабо дзонкающей при
каждом шаге. Кивнув грузчикам, сказал ребятам: "За мной", - и пошел к
выходу.
На площадке перед станцией дед осторожно опустил сумку и оглядел
мальчиков.
- Вот что, - сказал он, - через мост не проберетесь - патруль. По
остову метромоста тем более - все прогнило, вот-вот рухнет. Будем считать,
что в воде дракон, и он вас не пропустит. Плыть, я так понимаю, не на чем.
Он внимательно посмотрел на Саркиса, словно ожидал, что тот достанет
из-за спины надувной плот. Поскольку Саркис не имел за спиной плота, то
дед Эжен продолжал:
- Для начала вы поможете донести сумку. Несите ее так, будто в ней
хрупкое стекло. Тем более, что в ней хрупкое стекло. А я проведу вас мимо
патруля. Мало того, - с этими словами он посмотрел в темнеющее небо, - у
меня есть подозрение, что до ночи вы не успеете. А потому - вам надо
где-то переночевать. Конечно, ночью в ВПД безопасно, не то что днем, и
все-таки... Словом, пошли ко мне. Внуки будут рады, - добавил он после
секундного размышления. - Или нет. Но это неважно.
- Спасибо, - сказал Уля. - Но мы, наверно, вас стесним.
- Эх-хе-хе... - только и ответил старик и медленно пошел по тропинке.
Саркис и Петро подхватили тяжелую сумку и двинулись за ним. Уля постоял,
понюхал воздух, и поспешил вдогонку.
Саркис помнил, как выглядят эти места на карте. До моста, казалось,
было раз-два. Но они все петляли, кружили, огибали груды гнилой трухлявой
фанеры, из которой торчали ржавые скрученные балки. Иногда попадались
давно выгоревшие проплешины, тогда ускоряли шаги. Откуда-то несся гул,
постепенно он нарастал, и когда они выбрались к мосту, гул превратился в
рев. Двухпалубные трехсекционные трейлеры шли один за другим. На
серебристых корпусах голубела эмблема ООН.
- Лекарства везут, - сказал дед Эжен. - Или увозят.
Колонна тянулась долго, наконец, показалась замыкающая машина, старый
потрепанный "Урал" с брезентовым верхом.
- Ну, вперед, - сказал дед.
Патрульная будка была пуста. Проходя, дед Эжен пожал плечами, а Уля
приставил два пальца к виску. А когда они взошли на мост, Саркис увидел
темную громаду университета.
Старик оглянулся, заметил, что мальчики остановились, и подошел к
ним. Минуту или две молча смотрел.
- Да-да, - протянул он, - а ведь я его видел во всей красе. Шпиль
тогда был, и блямба такая на шпиле... А башни, башни!
На середине моста у парапета стояли два человека и смотрели вниз. Они
покосились на старика и мальчиков, снова уставились в воду.
- Зря ходили, Семен, - сказал невысокий коренастый мужчина. - Я тебя
предупреждал.
- Зря, - согласился второй, с проседью в густых волосах. - Политики,
рвань, сучки плюгавые.
- Ходу отсюда!
- Да, только время извели. Пошли, Александр.
Саркис оглянулся и увидел, как они вскинули на плечи рюкзаки и
медленно двинулись в сторону Центра.
Когда перешли мост, Петро встрепенулся и сказал, что за пятнадцать
минут добежит до этой большой хаты. Старик молча взял его голову и
развернул лицом к берегу.
- Смотри туда! Видишь?
Мальчики всмотрелись. За деревьями темнела длинная извилистая полоса.
- Это раньше, до оползня, ты мог добежать за пятнадцать минут, -
сказал дед Эжен, - а сейчас часа два потопаешь, пока трещины обойдешь. Я
не говорю уже о завалах, сами увидите!
Через несколько минут ребята убедились, что старик был прав. В
стороне от дороги начинался такой железобетонный бурелом, что змея бы
проползла, лишь раздевшись догола. Слева мусорный завал казался таким же
непроходимым, но дед Эжен бодро взмахнул рукой, отобрал сумку и юркнул под
зловеще раскачивающийся на прутике арматуры бетонный обломок.
- Поесть, я так понимаю, пока не хотите? - спросил дед Эжен, пряча
сумку в шкаф и задвигая ее одеждой.
Уля замотал головой, а Петро попросил чаю.
Из окна Саркис видел только руины, горы хлама и обвальные осыпи
битого кирпича. Здание, что напротив, уцелело наполовину, а на крыше
Саркис с удивлением разглядел завалившуюся набок большую птицу, пронзенную
веером металлических прутьев. Странное украшение! Он вспомнил птицу у
Лицея и подумал, что этой повезло меньше.
Дверь соседней комнаты распахнулась, и в проеме возникла удивительно
рыжая девочка с большой кружкой в руке.
- А, ты уже дома, Ксения...
Девочка прошла в комнату, отхлебнула из кружки и оглядела ребят. Она
была на голову выше Саркиса и года на три-четыре старше.
Минут через пять они уже пили чай из таких же больших и необычайно
уютных кружек. Окна наливались мраком, и дед Эжен закрыл их ставнями, а
потом задернул занавески.
Саркис рассказал Ксении о проходе через улицы и тоннели. Петро
сосредоточенно хлюпал чаем. Дед Эжен слушал рассеянно, пару раз хмыкнул, а
потом сказал:
- Вы тут хозяйничайте, а я приберусь.
И вышел.
Ксения озабоченно посмотрела вслед, а потом спросила, не было ли у
деда с собой канистры или фляги какой?
Уля, честно глядя Ксении в глаза, сказал, что ни канистры, ни фляги
не видел.
- Что же он тогда сейчас тянет? - И она, подтащив к себе за рукав Улю
с табуретом, положила ладонь ему на голову.
- Ага, про сумку я не спросила, а там бутылки звякали. Чего только он
не пьет, - скорбно сообщила она. - Хоть бы разочек приболел, может, бросил
бы. У меня когда родители умерли, дед к себе взял, так он каждый день пил,
потом кричать начинал, плакал, в потолок кулаком грозил. Тогда в деревню
многих привезли, еды сначала не хватало, а он менял картошку на бутылку.
Потом дед однажды выпил сразу всю бутылку и полез на крышу. Упал и умер.
- Как умер? - ахнул Петро и опасливо скосил глаза на дверь.
- Евгений Николаевич меня в распределителе подобрал, - пояснила
Ксения. - Я ему неродная.
Саркис не понял, о каком распределителе идет речь. Неожиданно в кухне
объявился веселый дед Эжен. Наливая себе чаю, немного промахнулся, плеснув
из огромного эмалированного чудовища с кривым носиком мимо кружки.
Ксения молча следила за ним, а потом негромко сказала:
- Помрешь. Вот завтра и помрешь!
Дед Эжен хитро улыбнулся и высунул язык.
- Врете, сударыня, не помру я завтра. И послезавтра не помру. Когда
почуешь мою смерть, так, наоборот, сто лет наобещаешь. Как пил, так и пить
буду!
И неожиданно заплакал.
- Первый раз выпил, когда в институте приказ зачитали о
расформировании. Со страху спирту ахнул, сутки валялся, а когда домой
приполз, моих уже... уже... Всех увезли и закопали! Я только и остался,
потому что пьяный был, а надо бы и мне с ними. Вот и пью, а все не сдохну.
Они там, а я здесь один...
- Не один, - Ксения погладила его по голове. - Хочешь, я пойду тебе
из шкафа еще принесу?
- Вот не надо! - вскинулся дед Эжен. - Что, скоро шарик в лузу
хлопнется? Ты ругай меня, ругай!
Старик быстро успокоился, достал из фризера коробку с рыбными
палочками и высыпал в вазу.
- Митя спит? - спросил он у Ксении.
- Кто знает, когда он спит! - пожала она плечами.
- Ну, загляните к нему, а я тут посижу.
Из большой комнаты они прошли в соседнюю, заставленную стеллажами с
пластиковыми коробками. Широкая кровать у окна была накрыта красным
блестящим покрывалом с золотыми драконами.
У двери в смежную комнату Ксения прислушалась. Пожала плечами и
осторожно открыла ее.
- Ты не спишь? - негромко спросила она. - У нас гости.
Мальчики вошли в комнату. У Саркиса сперло дыхание от резкого запаха.
Петро кашлянул, Уля отшатнулся, но, морща нос, все же стерпел. Пахло
одновременно всем! Сладковатые цветочные запахи мешались с противной
химией, а исходящие дымом тлеющие палочки в вазе наполняли и без того
спертый воздух запахом... Свежего навоза, решил Уля.
Комната казалась пустой. Когда глаза привыкли к дымному полумраку,
гости разглядели в углу небольшой ковер, а на ковре сидел, скрестив ноги,
худой парень с оттопыренными ушами и стриженой головой. Он был закутан в
клетчатый плед. Свободной рукой медленно водил перед собой, выискивая
что-то расширенными зрачками, словно ловил комара.
Резкий мах ладони - и Митя торжествующе сжимает кулак. Глаза его
заблестели, и он радостно объявил Ксении:
- Поймал! Красную точку поймал, такое один раз в жизни бывает!
Разжал ладонь и удовлетворенно вздохнул.
Петро разочарованно спросил:
- А где же точка?
- А где твои грабли? - отозвался Митя, не отрывая глаз от ладони.
Сердито засопев, Петро оглянулся на друзей. Уля подмигнул ему и
покрутил пальцем у виска.
Стены комнаты были оклеены плакатами с яркими цветными пятнами,
вместо занавесок висели полосы зеркальной ткани, а на большом столе
громоздились банки, пластиковые емкости и высокие мензурки. Столешница -
вся в темных потеках, выжатый тюбик с клейкими остатками прилип к краю и
глупо торчал, не падая.
- Вы химией занимаетесь? - поинтересовался Уля.
Митя поднял глаза и внимательно оглядел его.
- Химией тоже, Великий Мудрец, - ответил он. - Не спрашивай о том,
что знаешь сам. Пусть тебе на все ответит Разрушитель. - И он ткнул
пальцем в Саркиса.
Саркис хотел спросить - какой смысл в его словах, но тут Митя кряхтя
поднялся и подошел к ним.
- Вы тоже путешественники? - спросил он.
Саркис кивнул.
- Где вы сейчас находитесь? - продолжал вопрошать Митя.
- Здесь находимся, - сердито ответил Петро.
- Густяк! - выкатил глаза Митя. - Как это вам удается? Я уже на
полпути из квадратного ничто в круглое ничто. Но здесь не нахожусь... - Он
уважительно посмотрел на Петра.
Давно, когда Петро еще был маленьким, он видел таких дурных хлопцев.
В Харькове их было немало - нажуются чумной резинки и валяются на
парапете. Хоть часами слушай - ничего не поймешь. Несколько раз он видел,
как на них устраивала облаву санитарная станция. Смешно - их ногами месят,
а они глаза закрыли и ползут в разные стороны, а один в воду хепнулся, так
его чуть со смеху не утопили.
Вот и Митя, наверно, из этих. Петро выразительно посмотрел на Улю и
Саркиса, а потом сказал: "Спокойной ночи" и попятился к двери.
На кухне дед Эжен домывал кружки. Плотно завернул кран, отложил в
сторону грязное полотенце и развесил кружки по гвоздям, вбитым в торец
навесного шкафчика. Последнюю кружку он пристроил рядом с гвоздем. Кружка
упала. Дед нагнулся, поднял, примерился, сощурив глаз, и лихо надел ручку
на гвоздь. Гвоздь выпал из гнезда, и кружка снова грохнулась об пол.
Старик погрозил кулаком углам, потянулся за кружкой, но она
откатилась под стол.
- Ах, вот как! - грозно сказал он. - Сейчас Ксению позову.
- Что там? - спросила, возникая в дверях Ксения.
В соседней комнате шумели мальчики, укладываясь спать на большом
ковре. Ксения прикрыла дверь.
- Опять шалят, - с досадой произнес дед. - Уйми ты их, кружку не могу
