повелителя и бывшего друга с отвращением и ненавистью, которые снова и
снова охватывали его в этом походе. Шеф не обратил на него никакого
внимания.
- Он что-то увидел. Он пытался мне что-то сообщить. Что-то важное.
Есть у нас другой змей? Кто-нибудь еще сможет подняться вверх?
- Они притащили и твой змей, тот, большой, - раздался чейто голос.
- Ты сможешь посмотреть сам, - сказал другой.
- Ешли не намерен пошлать еще одного пачана, - сказал третий. Это
Квикка, все так же шепелявит из-за выбитого переднего зуба. Шеф вдруг
вспомнил, как ударил его ночью, грозился снова сделать рабом. Но не мог
вспомнить, из-за чего. На всех обращенных к нему лицах был написан гнев,
даже презрение. Раньше он с подобным не сталкивался, и это со стороны
его собственных людей, которых он освободил из рабства. Хотя нет, такой
взгляд он однажды видел. У Годивы. Из-за него Шеф и отправился в этот
поход.
- Тогда собирайте моего змея и посадите меня в него, - сказал король,
и собственный голос словно бы доносился до него издалека.
Прошло, казалось, какое-то мгновенье, и он уже сидел в седле, дюжина
человек держала его, другие привязывали тросы. На фут ниже своего лица
он увидел глаза Квикки.
- Прости, - сказал Шеф.
Воины подбросили его навстречу поднимающемуся ветру.
Как это было и с Толманом, он мгновенно провалился вниз вдоль стены.
Несколько секунд он не видел ничего, кроме мелькающих перед собой серых
квадратных камней, и вспоминал о человеке, который прыгнул с башни Дома
Мудрости, прыгнул и полетел прямо вниз. Затем снова вернулось ощущение
подъема, и Шеф почувствовал, что ветер подхватил его. Летная команда
торопливо травила тросы, змей начал подниматься, уже видно было, что
находится на стене. Шеф увидел Бранда, ругавшегося и дравшегося с теми,
кто запустил змея, увидел выстроившихся вдоль стены арбалетчиков, они
начали стрелять вниз, чтобы убить или отвлечь людей, сбивших Толмана.
Пора оглядеться и увидеть то, ради чего погиб Толман. Да, вот вражеские
войска, они строятся для штурма. Не там, куда показывал после первого
полета Толман, они группируются позади виллы, от которой две лестницы
ведут к городской стене, занятой остатками его войска. Шеф высунулся,
насколько это было возможно без риска опрокинуть неустойчивую
конструкцию в нисходящий полет, и закричал во всю мощь своих легких,
много громче, чем пищал Толман.
- Там! Там! - он ухитрился высвободить руку и махнуть ею.
Что ж, хотя бы Бранд его понял, побежал в нужном направлении. Стеффи
тоже был на стене, возился со своим хозяйством, к которому добавилась
куча глиняных горшков. - Сожжем ублюдков заживо, - весело приговаривал
он, наливая адскую смесь в горшки, позаимствованные на кухне
кордегардии.
- Дайте им подняться до середины, потом стреляйте, - басил Бранд,
организуя оборону. - И не убивайте их, стреляйте в живот. Это отпугнет
остальных.
Ханд оторвался от тела мертвого ребенка, вспомнил о всех пациентах,
которых не смог спасти ночью, вспомнил обожженных и обгоревших людей,
которых лечил до этого, вспомнил смерть, хаос и поклонение Локи. Он
выхватил у Квикки с пояса тяжелый секач, подбежал и разрубил причальный
трос. Змей дернулся, стал подниматься ввысь. Один из людей на тросах
управления попытался наклонить змея обратно, но перестарался и сразу
вытравил трос, чтобы не ввести машину в пикирование. Ханд полосовал
остальные тросы, люди пригибались и отскакивали от него. Через несколько
мгновений остаются единственный трос. он тянул машину за угол и
опрокидывал ее, ведь его тяга уже не компенсировалась другими тросами.
Пришлось отпустить и его.
Змей задрал нос, неуклюже завалился в крен и поплыл прочь, уносимый
ветром в пригородные поля, постепенно теряя высоту, пока неопытный пилот
пытался восстановить управляемость машины.
Под пение труб воины императора хлынули к ведущим на стены лестничным
маршам, оборона которых держалась теперь только на мечах и топорах.
Глава 18
Когда тросы начали дергаться и рваться из-за заварухи внизу. Шеф
почувствовал, как непредсказуемо его швыряет в разные стороны, испытал
инстинктивный тошнотворный страх падения, страх пустого пространства под
ним. Потом оборвался последний трос, и воздушный поток снова ударил в
плоскости, подхватил змея, словно ласковое море - пловца. В тот же миг
Шеф понял, что его несет вверх и в сторону, стены Рима удалялись,
обращенные к нему лица людей уже превратились в белые точки.
При свободном полете, вспомнил король, нужно развернуться лицом по
направлению ветра, а не навстречу ему. Толман умеет... умел это делать.
Нервы Шефа не выдерживали даже мысли о таком развороте. Не лучше ли так
и планировать по ветру задом наперед, может быть, его унесет далеко,
прочь от войны и нескончаемых страданий.
Ничего не выйдет. Ветер изменится, бросит его на камни или в
какое-нибудь ущелье, умирать со сломанным хребтом от жажды. Нужно
развернуться немедленно. Толман говорил, что это похоже на быстрый
разворот корабля на веслах. С помощью крылышек один бок поднять, другой
опустить, наклониться всем телом вместе со змеем и заложить вираж, а в
конце разворота выйти из крена. Стараясь опередить свой страх, Шеф
заработал рукоятками управления, стараясь двигать их плавно и
согласованно. Змей незамедлительно завалился набок, тело инстинктивно
попыталось наклониться в другую сторону, избавиться от
головокружительного крена. Держи себя в руках. Делай, что говорил
Толман. Шеф постарался с помощью мышц спины и живота развернуться в
нужном направлении. Змей быстро снижался, по-прежнему завалясь на один
бок. Выправи полет, работай боковыми крылышками, разворачивай зажатый
между лодыжек рычаг хвоста. Несколько мгновений он ястребом пикировал на
склон, усеянный точечками вилл, его тень скользила впереди, уносясь
прочь от Рима и восходящего солнца. Летим! Шеф стал летающим человеком,
сбежавшим от врагов Велундом, парящим в потоках воздуха кузнецом,
отомстившим своим мучителям. В порыве восторга Шеф выкрикнул строки из
"Баллады о Велунде", которую часто вспоминал Торвин, горестные слова
злобного короля Нитхада, бессильного отомстить своему хромому, но
недосягаемому врагу.
Никто не сможет сбить тебя с коня.
И нет кудесника послать стрелу туда,
Где ты летишь тропой своей небесной,
Резвясь, как нерестящийся лосось.
Земля быстро приближалась, слишком быстро, в пикировании он набрал
скорость и не знал теперь, как погасить ее. Задрать вверх нос змея, как
лыжник на мягком снегу поднимает носки лыж? Шеф развернул оба крылышка,
увидел, что нос задрался и закрыл от него землю. Начал ли змей набирать
высоту? Или скользит вниз, развернувшись брюхом навстречу камням?
Хвост змея, ударившись о землю, подскочил, Шеф увидел впереди
каменистый уступ расположенного на террасах поля, попытался...
Удар отшиб дыхание, и Шеф почувствовал, что скользит куда-то в
мешанине холстов и сломанных жердей, попытался выдернуть руки, чтобы
прикрыть голову. Что-то хлестнуло его в лицо. Потом все остановилось.
Несколько мгновений он лежал абсолютно неподвижно, в сознании, но
ошеломленный. Как бы то ни было, он на земле. И жив. Насколько сильно он
разбился? Шеф медленно повел во рту языком, пересчитал зубы. Высвободил
левую руку и ощупал, не сломан ли нос. Пока все цело. Высвободив обе
руки, вытащил свой острый поясной нож. Разрезать веревки, разрезать кожу
седла, теперь он, по крайней мере, знает, где верх, он лежит ничком за
стенкой, через которую, по-видимому, кувыркнулся. А теперь попробуем
выбраться.
Шеф глянул на свою левую лодыжку и понял, что она вывихнута. Ступня
торчала под невозможным углом. Боли нет, нет вообще никакой
чувствительности, но он знал, что ее нельзя трогать, чтобы не повредить
еще больше. Шеф перевалился на правый бок, выбрался из обломков,
стараясь не зацепиться за что-нибудь больной ногой, и откинулся на
спину.
Вот теперь пора. Ему случалось видеть, как это делает Ханд. Быстро и
решительно вправить кости, пока пациент не успел завопить и сжать мышцы.
Легче, если не придется нагибаться. Вытянув ногу прямо перед собой,
Шеф согнулся, сразу ощутив пронзительную боль в ребрах, ухватился за
вывернутую вбок под прямым углом ступню и резко дернул вперед.
Боли по-прежнему не было, но он ощутил жуткий скрежет в глубине
сустава. "Будь здесь Ханд, он бы сделал разрез, выправил своими умелыми
пальцами кости, промыл рану Уддовым спиртом, который арабы называют
al-kuhl. Возможно, тогда я смог бы идти. А сейчас мне придется сползать
по склону холма. По крайней мере я жив".
Шеф приподнялся на руках. Он сможет дотянуться до верха стенки и
ковылять вдоль, пока не удастся сорвать ветвь оливы. Сделать костыль.
Постараться выйти на дорогу, найти себе лошадку или телегу. Прямиком
направиться в гавань к кораблям, где Фарман с отрядом охраны ждет его.
Его война окончена.
Едва Шеф протянул руки к стенке, по другую ее сторону появились люди.
Шлемы. Кольчуги. Два человека сиганули через стенку, подошли к королю с
обоих боков, вытаскивая мечи. Возможности сопротивляться не было, он не
смог бы даже оторвать руки от стены и устоять на ногах без опоры.
Возможно, они итальянцы, сторонники низложенного папы, попробовать
подкупить их золотыми браслетами...
- Wirhaben den Heidenkuninggafangen, - сказал один из них, - den
Einooger.
Достаточно похоже на родной английский язык Шефа, чтобы он смог
понять. "Мы схватили языческого короля, одноглазого". Нижненемецкий.
Братья Ордена.
Они отведут его к императору.
***
Если их император все еще жив. Шеф совершенно справедливо полагал,
что каждой противоборствующей стороне редко бывает известно о слабости
противника. Когда занялся рассвет и император посчитал свои потери, он
понял: хотя враги скоро будут не в состоянии удерживать занятый ими
участок городской стены, ему самому едва ли хватит сил, чтобы
реализовать свое преимущество. Он начал это сражение, имея в основном
составе армии три тысячи воинов. Ныне их оставалось меньше двух тысяч -
не только из-за потерь, но также из-за тайного дезертирства ночью.
И все же он достаточно хорошо знал, что ему делать. Пока гигантские
катапульты. Эркенберта вели беспокоящий обстрел, Бруно расставил
полукругом снаружи городской стены свои менее ценные войска, греческих
моряков, франкских лучников, баккалариев из Камарге. Если люди Пути
направятся прочь от города, они заплатят по пути кровавую дань, встречая
засады и атаки на пересеченной местности.
Лучшие войска находились внутри города. Часть из них перегородила
прочными заграждениями проходы поверху стены с обеих сторон от
осажденного бастиона северян. Император не хотел, чтобы враги прорвались
вдоль по стене влево или вправо. Остальные войска группировались в
укрытиях вне зоны прямой видимости, ожидая, когда император отдаст
приказ идти в последний штурм по двум широким каменным лестницам на
притаившиеся за парапетом остатки Армии Пути. Чтобы навсегда покончить с
ними и с их королем-вероотступником. Здесь собрались все братья и
риттеры Ордена, за исключением небольшого караула, выставленного
поблизости в городе для охраны Святого Грааля и его святейшества папы.
Среди монахов находились оставшиеся в живых и все еще готовые идти в бой
франкские рыцари. Общим счетом около шести сотен человек. "Последний
резерв христианского мира", - подумал Бруно. Но он приготовился кинуть
свой последний резерв в битву, которая станет последней. Император
