Ионн обнажил меч и пятился в арьергарде, готовый отразить любой
враждебный выпад. И тут взгляд его упал на знамя Грааля, все еще
воткнутое в землю. "А где же наш жалкий дьякон, которого покойный
император сделал Римским папой?" - с яростью и отчаянием подумал Ионн.
Эркенберт обманул, и его знак тоже был обманом! Ионн ударил мечом по
древку знамени, и с последним лучом солнца оно низверглось на землю.
***
Шеф понимал, что уже умирает, тьма сгустилась вокруг него. Он не
знал, ночь ли это или его подводит его единственный глаз. Он все еще мог
слышать. Из темноты доносился знакомый голос, в первый раз Шеф услышал
этот голос много лет назад в Йорке, в день, когда началась его подлинная
жизнь, в день смерти Рагнара. Это был голос Эркенберта, и он выкрикивал:
"Император убит!" Но как такое могло случиться?
Внизу послышались голоса многих людей. Рассудок Шефа сделался
напоследок пронзительно ясным, и легко стало разобрать, о чем они
говорят, но он не слишком прислушивался. Рыцари Грааля спорили между
собой, не в силах поверить, что их император с его священной миссией
потерпел поражение. Раздавались обвинения в вероломстве и предательстве,
потом началась свара из-за золотого ларца, в котором хранился Грааль,
посыпались удары. Шеф не узнал, кто победил.
Через некоторое время он понял, что залитая ночной темнотой полянка
совершенно пуста. Его стражники ушли. Но ведь они должны были перед
уходом проткнуть распятого копьем, разве нет? А полянка не совсем пуста.
Шеф открыл глаз и увидел фигуру, стоящую у подножия его дерева. Каким-то
образом нога Шефа снова оказалась на перекладине, которая так долго
продлевала ему жизнь; он способен был видеть и думать. Внизу стоял
дьякон Эркенберт, Шеф узнал его тонзуру и черную сутану. Тщедушный
человечек подобрал где-то копье и теперь неумело им замахивался,
стараясь пронзить Шефу грудную клетку, как это сделал с Христом
германский центурион в давнем видении, ниспосланном Шефу в норвежском
фьорде.
- Лжепророк! - шипел голос внизу. - Лже-Мессия!
Позади Эркенберта во мраке появились другие тени. Ханд и Свандис,
далеко опередившие остальных людей Пути, которые в данный момент по
настоянию Квикки собирались выйти из города на поиски своего вождя. А
эта парочка, услышав раздоры рыцарей из-за Грааля, подобралась среди
деревьев и кустов, чтобы узнать, в чем дело. У Ханда оружия не было, а у
Свандис - только длинная стальная заколка для волос. Для дочери Ивара и
внучки Рагнара этого было достаточно. Когда бывший дьякон замахнулся
обеими руками, тонкое жало вонзилось ему между шейными позвонками. Он
упал к подножию дерева лицом вниз.
- Как нам его снять? - спросил Ханд.
Свандис молча указала на старый деревянный Грааль, когда-то давно
использованный для такой же цели, а теперь небрежно отброшенный в
сторону рыцарями, поделившими золотые украшения реликвариума.
Ханд приставил лесенку к дереву, взобрался, высоко над своей головой
и над головой Шефа увидел длинный гвоздь, пробивший оба запястья.
- Мне нужны инструменты, - сказал он. - Они есть у Торвина.
- У меня есть все что нужно, - раздался новый голос. Свандис
обернулась в прыжке, выставив заколку. Из мрака показались еще две
фигуры. К своему удивлению, Свандис узнала провидца Фармана, про
которого все думали, что он находится на стоянке флота, и еврея
Соломона, исчезнувшего во время боев предыдущей ночью.
- Я встретил Соломона на дороге, - сказал Фарман. - Он тайком увидел
многое из того, что произошло за сегодняшний день. Но я уже и так знал,
что Шеф здесь, и знал, что с ним сделали. Не все видения лишь игра
воображения, Свандис. Вот, я приготовил клещи.
Через несколько минут возни Шефа уложили прямо на землю, Ханд
послушал его сердце и поднес воды к пересохшим губам. Понюхал
почерневшую рану на распухшей ноге.
- Я пойду за Торвином и остальными, - сказала Свандис. - Ему нужен
кров и защита.
Фарман, подняв руку, остановил ее:
- Это будет сделано. Но это сделает не Торвин.
И не Путь. Если мы сейчас выходим его и вернем к власти, подумай, что
станут говорить. Одноглазый король, распятый вне городских стен, хромой
кузнец, восставший из мертвых. Из него сделают живого бога. Нет. Пусть
он исчезнет в темноте, и пусть мир получит передышку. Он повернул
историю на другой путь, и этого достаточно.
- Ты хочешь оставить его умирать?
- Отдайте его мне, - сказал сидящий у тела Ханд. - Когда-то мы были
друзьями. Он часто говорил о том, чтобы завести хижину на болотах,
ловить угрей, выращивать ячмень, жить тихо и спокойно. Если вдруг он
выживет, я отвезу его на наши болота. Не думаю, что он переживет
операцию, которую я попытаюсь ему сделать, но мало ли...
- До норфолкских болот отсюда тысяча миль! - вскричала Свандис.
- Септимания все-таки поближе, - сказал Соломон. - Я мог бы на время
спрятать его там. Мой народ не хочет, чтобы мир будоражил новый Мессия.
- Вы трое, берите его, - сказал Фарман. - У него остались золотые
браслеты, и вот еще золото, что было на корабле. - Он бросил на землю
мешок. - Спрячьтесь здесь, пока не уйдут все люди императора и люди
Пути, пока не вернутся местные жители. Если он выживет, отвезите его
домой, но пусть об этом никто не знает. Пути он больше не нужен. -
Фарман склонился над телом, снял с него амулет Пути. - Я где-нибудь
подброшу амулет, чтобы его нашли. Тогда подумают, что король мертв. - Но
они ничего не узнают, - сказала Свандис.
- И начнут рассказывать истории. О том, как его верные друзья унесли
его с поля битвы и больше их никто не видел. Все попали в Асгард, в
Вальгаллу, в Трутвангар. Были взяты туда богами, чтобы сделать его
богом. Он не бог, который стал человеком, а человек, который стал богом.
Это хорошая легенда для грядущих времен.
Фарман повернулся и безмолвно исчез в темноте. Неподалеку раздавались
крики, виднелся свет факелов. Люди Пути во главе с Квиккой и Торвином
искали своего пропавшего вождя.
- Нам пора уходить, - сказал Соломон.
- Как мы его понесем?
- Снова возьмем Грааль. Он сослужит нам эту последнюю службу, а ночью
мы его сожжем в костре, чтобы он больше никого не убил.
Мужчины стали привязывать бездвижное тело к лесенке, и тут Шеф
зашевелился, сказал что-то.
- Что он сказал? - спросила Свандис.
- Я не расслышал, - ответил Соломон.
- Я слышал, - сказал Ханд. - Его разум блуждает далеко отсюда.
- Так что же он сказал?
- Он сказал: "Вверх по лестнице к свету". Но я не знаю, из какой
тюрьмы он считает себя выходящим.
Двое мужчин и женщина двинулись со своей ношей прочь от факелов в
темноту.
ЭПИЛОГ
Медленно вращалось колесо смены времен года. Пять зим миновали, а
сейчас жестокие морозы сменились оттепелью. Стояла ранняя весна. Пахари
провели первые борозды на зеленеющих полях Англии, на живых изгородях
зацвел боярышник.
Король восточных саксов Альфред Esteadig гулял с женой в своем саду,
неподалеку под присмотром нянек резвились их дети.
- Сегодня принимаю послов, - отрывисто сказал Альфред. - От папы.
Наконец-то.
- От папы Римского? - спросила Годива, удивившись и слегка
встревожившись. - От которого?
- От настоящего. От Иоанна VIII, так его, кажется. Которого пытались
заменить англичанином. Он наконец-то вернулся, и вечные распри в Вечном
городе поутихли, по крайней мере на время. Последний претендент на
папский престол изгнан - или убит. Трудно сказать. Первым официальным
актом нового папы было предложение снять с Англии интердикт, отлучение.
Вернуть нас в лоно Церкви.
- Ты откажешься?
- Я скажу ему, что мы не будем платить налоги, не вернем церковное
имущество, и у людей Пути останется право проповедовать и обращать в
свою веру. Если после всего этого он согласится считать, что мы
вернулись в лоно Церкви, для нас ничего не изменится. Думаю, это добрый
знак.
Церковь научилась смирению. И думаю, ей предстоит научиться смирению
еще больше.
- Что ты имеешь в виду?
- Я думаю, что теперь власть в мире переменилась в лучшую сторону.
Судя по всем сообщениям предыдущих лет, не осталось и следа от Империи и
даже мысли о ней. Христианский мир разделился на мелкие государства, под
властью местных правителей. Угрозы с Юга, от приверженцев Пророка,
больше не существует. Греки также не представляют опасности. Больше нет
необходимости в великих империях и завоевательских армиях.
- Но ведь и наша Империя, та, что была, разделилась. С тех пор, как
мы лишились...
- С тех пор, как мы лишились Единого Короля, - согласился Альфред. -
Это верно, наш старый договор с ним больше недействителен. Гудмунд и
прочие ни за что мне не подчинятся, как и я не подчинюсь ни одному из
них. И все же за последние несколько лет мы научились сотрудничать.
Думаю, что эта дружба выдержит испытание временем. Больше не будет войн
и набегов викингов на наши земли. Мы слишком хорошо знаем силы друг
друга. И опять же, ветераны армии Единого Короля не станут сражаться
друг с другом. Все они теперь говорят на своем языке, их больше никто не
понимает. Они сохранят мир и остальных заставят хранить его. В память о
своем повелителе.
Последовала долгая пауза, Годива вспоминала о том, чье имя не
произносилось.
- Ты думаешь, он мертв? - спросила она. - Тело так и не нашли.
- Думаю, да. Многих так и не нашли. Змей упал на землю, а его
схватили безоружным и убили где-нибудь в полях. Был найден его амулет с
порванной цепочкой. Ты слишком часто об этом спрашиваешь, - мягко
добавил Альфред. - Предоставим мертвым покоиться с миром.
Она не слышала его... а может быть, не хотела слышать. Она все еще
бередила свои воспоминания, как языком бередят больной зуб.
- Ханд тоже так и не вернулся, - сказала Годива. Она лучше других
знала, как сильна привязаннось между этими людьми.
- Мы уже много раз об этом говорили. Считается, что он тогда сбежал с
городской стены, по-видимому, из-за угрызений совести. Думаю, что Ханда
тоже убили какие-нибудь мародеры. Ты же знаешь, они его долго искали,
Бранд, Квикка и остальные. Они тоже чувствовали себя виноватыми. Когда
Квикка отказался стать моим ривом, он сказал, что не будет больше
служить ни одному повелителю. Он вернулся на свою ферму, как и многие из
них.
- Но Бранд служит тебе в Йорке в качестве ярла Нортумбрии.
- Уж лучше он, чем один из этих наследников прежних королей.
Потребуется некоторое время, чтобы северные земли Англии приняли мою
власть. Мне нравится наша новая столица - Лондон. Он ближе к сердцу
Англии, чем был Винчестер. Ну а Стамфорд, он был городом Шефа и, подобно
Квикке, не примет никакого другого короля. Он навсегда останется городом
Пути. Пути, который становится все сильнее. Неудивительно, что папа
почувствовал необходимость в союзниках!
Годива не ответила. Она думала о Квикке, отказавшемся признать
другого повелителя. Ей вспомнилась старая поговорка: "Первая любовь -
любовь последняя". У Квикки это так. А как у нее?
- Надеюсь, что он мертв, - сказал Годива едва слышно, - а не бродит
где-то в одиночестве и нищете, выпрашивая милостыню.
***
Весна. Утро ветреное, но ласковое по сравнению с холодными
английскими бурями. Ночной шторм почти кончился, и поднятые им волны,
разбивающиеся об утес внизу, уже утратили свою ярость. Высокий человек,
кутающийся в плащ от последних капель теплого дождя, сидел на постаменте
обрушившейся колонны и глядел на море. Его левая нога была вытянута
вперед, чтобы деревянный протез не давил на культю; нога была
