Рэндал ГАРРЕТ
Рассказы
В ГЛАЗАХ СМОТРЯЩЕГО
СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ
Рэндал ГАРРЕТ
В ГЛАЗАХ СМОТРЯЩЕГО
Сэр Пьер Морле, шевалье Анжуйской Империи, рыцарь Золотого Леопарда и
личный секретарь милорда графа д'Эвро, отогнув кружевной манжет, поглядел
на часы: без трех минут семь. Ангелус прозвучал, как и всегда, в шесть, и
милорд д'Эвро, конечно же, как и всегда, проснулся с колокольным звоном.
По крайней мере, за последние семнадцать лет на памяти сэра Пьера не было
ни единого случая, чтобы милорд не проснулся с Ангелусом. Как-то раз
ризничий забыл прозвонить в колокол; милорд тогда впал в ярость и неделю
не мог успокоиться. Только просьба отца Брайта, поддержанная самим
епископом, спасла злополучного ризничего от казематов замка д'Эвро.
Многоопытный глаз сэра Пьера не упускал ни малейшей складки на
постланной поверх холодных каменных плит коридора ковровой дорожке. Эти
старинные замки вообще трудно содержать в порядке, а милорд граф очень не
любит, когда в щелях складки проступает селитра. Но все вроде выглядит
прилично - и слава Богу. А то вчера вечером милорд граф славно погулял;
после такого он по утрам очень уж раздражителен. Милорд всегда просыпается
с Ангелусом, но отнюдь не всегда просыпается трезвым.
Остановившись перед массивной дверью лифта из полированного резного
дуба и выбрав один ключ из связки, висящей на поясе, сэр Пьер открыл
замок. Дверь за ним закрылась сама, автоматически. Нажав кнопку, сэр Пьер
стал терпеливо ждать, пока лифт поднимет его в личные покои графа,
расположенные четырьмя этажами выше. К этому моменту милорд граф должен
уже принять ванну, побриться и одеться. И принять на опохмелку полстакана
превосходного шампанского бренди. Завтракать он будет не раньше восьми.
Камердинера в строгом смысле этого слова у графа не было. Формально это
звание носил сэр Реджинальд Бове, однако ему никогда не приходилось
исполнять наиболее интимные обязанности, связанные с должностью. На люди
граф показывался, только когда выглядел совершенно безупречно.
Лифт остановился. Сэр Пьер вышел из кабинки и пошел по коридору к
расположенным к его конце покоям графа. Ровно в семь он коротко постучал в
высокую дверь, украшенную эмалевым с золотом гербом дома д'Эвро.
И в первый раз за все эти семнадцать лет не получил ответа.
Не веря своим ушам, сэр Пьер целую минуту ждал, когда же прозвучит
рявкающее "Войдите", а потом, чуть ли не застенчиво, постучал снова.
Ответа все не было.
Затем, внутренне подготовившись к потоку ругательств, который
неминуемо хлынет на его голову, если милорд решит, что его секретарь
сделал что-то не так, сэр Пьер повернул ручку. Он открыл дверь точно так
же, как если бы услышал приглашение графа войти.
- Доброе утро, милорд.
Его голос звучал точно так же, как каждый день на протяжении этих
семнадцати лет.
Ответа снова не последовало; комната оказалась пуста.
Сэр Пьер окинул взглядом огромное помещение. Сквозь фигурные стекла
высоких окон яркое утреннее солнце заливало комнату, свет ромбами и
квадратами падал на покрывающий дальнюю стену гобелен, разноцветьем красок
оживляя изображенную на нем охотничью сцену.
- Милорд?
Ни звука. Ничего.
Увидев, что дверь спальни открыта, сэр Пьер подошел к ней и заглянул
внутрь.
И сразу же увидел, почему милорд граф не ответил ему, да и никогда
больше не сможет ответить.
Милорд граф распластался на спине, широко раскинув руки и уставившись
невидящими глазами в потолок. Он так и не успел снять свой алый с золотом
вечерний наряд. Но большое пятно на груди камзола слегка отличалось по
цвету от остальной ткани, а в середине этого пятна ясно виднелось пулевое
отверстие.
Несколько секунд сэр Пьер стоял неподвижно, затем приблизился,
привстал на колено и тыльной стороной ладони потрогал руку графа. Рука
была холодна как лед. Этот труп остыл уже много часов назад.
- А я ведь знал - рано или поздно, но кто-нибудь обязательно
прикончит вас, милорд.
В голосе сэра Пьера прозвучало что-то вроде сожаления.
Затем он встал и вышел, не удостоив своего мертвого хозяина даже
взглядом. Заперев за собой дверь и положив ключ в карман, он направился к
лифту.
Глядя из окна на солнечное утро, Мэри, леди Дункан, мучительно
решала, как поступить. Звон Ангелуса прервал ее неспокойный сон и
напомнил, что, как гостье замка д'Эвро, ей нужно к утренней мессе. Но это
же невозможно! Как сможет она предстать пред ликом Господа на алтаре? Уж
не говоря о том, чтобы принять святое причастие.
Но, с другой стороны, все эти четыре дня она взяла за правило
обязательно появляться к заутрене вместе с леди Элис; будет выглядеть
очень подозрительно, если сегодня она это правило нарушит.
Обернувшись, она бросила взгляд на закрытую не только на засов, но и
на замок дверь своей спальни. Вот _е_г_о_-_т_о_ появления там не ожидает
никто. Лэйрд Дункан имел отговорку - свое инвалидное кресло, однако при
таком экзотичном хобби, как черная магия, он, пожалуй, и приближаться-то к
церкви опасался. Во всяком случае, так подозревала его жена.
Если бы только она ему не соврала! Но как можно было сказать правду?
Это было бы еще хуже - значительно хуже. А вот теперь из-за этой лжи он
заперся в своей спальне и занимается одному Богу - а может, Дьяволу, -
известно чем.
Если бы он только вышел. Прекратил то, чем занимается все эти
бесконечно долгие часы. Или хотя бы закончил! Тогда они могли бы уехать
отсюда, придумать какой-нибудь предлог - да просто любой предлог - и
уехать. Можно притвориться, что кто-нибудь из них вдруг заболел. Что
угодно, все что угодно, лишь бы убраться из Франции, пересечь Канал
[имеется в виду пролив Ла-Манш] и - домой, в Шотландию, где они будут в
безопасности!
Она снова поглядела в окно, через двор, на вздымающиеся каменные
стены Главной башни и высокое окно покоев Эдуарда, графа д'Эвро.
Вчера вечером она его ненавидела, но теперь не было в ее сердце
ненависти; там не осталось места ни для чего, кроме страха.
Уткнувшись лицом в ладони, леди Дункан проклинала себя за глупость.
После бесконечно долгой ночи она даже плакать не могла.
Услышав за спиной звук отпираемой двери, она повернулась.
Лэйрд Дункан из Дункана вкатился в спальню. И сразу же помещение
заполнило зловоние каких-то испарений, проникших из только что покинутой
им комнаты. Леди Дункан смотрела на него, не произнося ни слова.
Он словно бы постарел со вчерашнего дня, лицо его стало изможденным и
усталым, в глазах появилось нечто новое, трудноопределимое, однако совсем
ей не понравившееся. Сперва он тоже ничего не сказал, только облизал губы.
Когда лэйрд Дункан наконец заговорил, голос его звучал странно, как у
человека с трудом оправляющегося после глубокого обморока:
- Теперь бояться больше нечего, - сказал он. - Совершенно нечего.
Паства преподобного отца Джеймса Валуа Брайта, викария церкви Святого
Духа, состояла из нескольких сотен обитателей замка д'Эвро. Вследствие
своего поста он являлся виднейшим - если не иерархически, то по положению
в обществе, - священником графства. Не считая, естественно, епископа и
каноников кафедрального собора. Однако сознание этого мало радовало
преподобного отца. Службы его посещались прискорбно мало - особенно по
будням. Конечно же, на воскресную мессу приходило много народа - граф
д'Эвро, пунктуально являвшийся ровно в девять, имел привычку пересчитывать
всех своих домашних. Но по будням он в церкви не бывал, а ведь хорошо
известно - чуть расслабься господин, как то же самое, если не больше,
начинают позволять себе и слуги.
Одно только утешение - леди Элис д'Эвро. Скромная, некрасивая
девушка, лет на двадцать младше своего брата, она во всем была полной ему
противоположностью. Тихая рядом с его громыхающей шумностью, скромная,
стремящаяся держаться в тени - рядом с его доходящей до аляповатости
яркостью, воздержанная во всем - рядом с его постоянными запоями,
целомудренная - рядом...
Тут отец Брайт заставил себя прервать размышления. Нет у него права,
напомнил он себе, на подобные суждения. В конце концов, ведь даже
исповедует графа не он, а епископ.
Кроме того, в данный момент он не должен отвлекаться от молитвы.
Тут он, к крайнему своему изумлению, обнаружил, что уже облачился в
стихарь и паллий и что при этом губы его сами собой механически произносят
слова молитвы.
"Привычка, - подумал он, - может оказаться крайне губительной для
способности к созерцанью".
Отец Брайт окинул взглядом ризницу. Служка, юный сын графа Сен-Брио,
посланный сюда, чтобы завершить формирование из него джентльмена, который
в не столь отдаленном будущем станет королевским губернатором одного из
самых важных графств Бретани, натягивал через голову стихарь. Часы
показывали одиннадцать минут восьмого.
Отец Брайт заставил свои мысли обратиться к Господу и беззвучно
прочел те же самые молитвы облачения, которые только что произносил
автоматически. На этот раз он вкладывал в них всю силу убежденности. Сверх
того он добавил коротенькую молитву, в которой просил у Господа прощения
за минутную рассеянность.
Открыв глаза, он собрался уже было надевать ризу, как дверь ризницы
отворилась, и в нее вошел сэр Пьер, личный секретарь графа.
- Мне необходимо поговорить с вами, отец, - тихо сказал он. И, бросив
взгляд на Де Сен-Брио-младшего, добавил: - С глазу на глаз.
Вообще говоря, отец Брайт устроил бы большой нагоняй любому,
набравшемуся наглости вломиться в ризницу в тот момент, когда он
переодевается к мессе, но ведь сэр Пьер никогда не прервал бы его без
серьезных на то причин. Кивнув, он вышел в коридор, ведущий к алтарю.
- Что такое, Пьер?
- Милорд граф мертв. Убит.
После первоначального потрясения отец Брайт осознал, что новость эта
не столь уж и неожиданна. Похоже, глубоко в мыслях он всегда догадывался,
что граф умрет насильственной смертью задолго до того, как разгульная
жизнь подорвет его здоровье.
- Как это случилось? - спокойно спросил он.
Сэр Пьер в точности пересказал все, что делал и что видел.
- А потом я запер дверь и пошел прямо сюда, - закончил он.
- У кого еще есть ключ от покоев графа?
- Ни у кого, кроме самого милорда, - ответил сэр Пьер. - Во всяком
случае - насколько мне известно.
- И где этот ключ?
- На месте, в связке у него на поясе. Я специально посмотрел.
- Хорошо. Тогда оставим дверь запертой. Вы совершенно уверены, что
тело остыло?
- Остыло и окоченело, святой отец.
- Значит, он мертв уже давно.
- Надо сообщить леди Элис, - сказал сэр Пьер.
- Да, - отец Брайт кивнул. - Графиню д'Эвро следует уведомить, что
теперь она наследует управление графством.
На мгновение на лице сэра Пьера появилось замешательство; видимо, он
еще не до конца осознал все последствия смерти графа.
- Я скажу ей сам, Пьер. Она, вероятно, уже сидит на своей скамье.
Зайдите в церковь и тихо скажите графине, что я хочу с ней побеседовать. И
больше ничего.
- Понимаю, святой отец, - сказал сэр Пьер.
В церкви собралось человек двадцать пять - тридцать, по большей части
- женщины, но Элис, графини д'Эвро, среди них не оказалось. Тихо, стараясь
не привлекать к себе внимания, сэр Пьер прошел мимо полупустых скамей в
нартекс. Здесь и была графиня; она, видимо, только что вошла в дверь и
поправляла накинутую на голову черную кружевную мантилью. "Слава Богу, -
