Инстинкту казалось, что хозяин его заключен в тесную стеклянную клетку, и
он требовал ударить всем телом в стекло, столкнуть клетку с полки.
Стеклянное узилище упадет и разобьется о паркет, и тогда хозяин сможет
выползти на свободу, пусть даже и по осколкам стекла и лужицам плазмы!..
Ударить всем телом!.. Ползти!.. Какая чушь! А если банка упадет - это
мгновенная смерть: микрозонды и трубки, поддерживающие в нем жизнь, будут
вырваны. Своим существованием Мишель был обязан исключительно окружающей
его аппаратуре.
Он был обречен на смешное и раздражающее бессилие, он не мог даже
пошевелиться. Оптический прибор, - его "глаз", - был направлен на банку с
какими-то сизыми кишками на соседней полке. Можно было подумать, что он на
какой-то фабрике - не то на консервной, не то на производящей потроха...
Банку с кишками окружали другие сосуды со столь же аппетитным
содержимым, и Мишелю хочешь не хочешь приходилось их разглядывать. О том,
что наступил день, можно было только догадываться. Только сейчас Мишель
понял, как много информации несет нормально двигающийся в орбите глаз.
Объемное, панорамное зрение зависит в основном от движений глазного
яблока. Попробуйте сосредоточить взгляд на каком-нибудь отдельном слове -
и остальная часть страницы покажется вам белесым прямоугольником,
испещренным расплывающимися иероглифами. Пожелай вы прочесть следующее
слово - и вашему глазу придется шевельнуться а орбите, хотя бы слегка.
Потому-то, как и сам Мишель, в плену неподвижности оказалось и его
чувство, легкомысленно дарованное цеподом.
Правда, он мог концентрировать взгляд на точках, расположенных на
разном удалении, хоть и лишь на прямой линии от объектива "глаза".
Нетрудно было догадаться, что объектив этот автоматический.
Да, было ведь еще и "ухо"! Правда, в тот момент, когда цепод
демонстрировал молодому человеку его теперешний облик, Мишель "уха" не
заметил, поглощенный лицезрением собственного обнаженного мозга. Наверняка
это было что-нибудь вроде микрофона. Микрофон этот стоял где-нибудь
поблизости от банки и был подключен к слуховому нерву одним из множества
проводов. Во всяком случае, хоть это чувство не зависело от движения.
Пока что слух не нес никакой информации, если не считать
раздражающего тикания, похожего на стук античных часов или чего-то в этом
роде. Тикание доносилось из соседней комнаты.
Монотонный звук и вынужденная неподвижность искусственного органа
зрения действовали гипнотически. Чтобы не впасть в транс, Мишель изо всех
сил заставлял себя думать.
Он размышлял о своих возможностях в своем положении. Он мог смотреть
в одну точку, мог слышать почти нормально, и - мыслить, мыслить,
мыслить...
Бесполезный арсенал!
Послышались шаги. Щелчок - и все залил ослепительный свет. Вспышка
была болезненной: ведь у Мишеля не было ни век, чтобы прищуриться, ни даже
слезных желез, и мозг страдал от неожиданного светового раздражителя.
Конструкторы, видимо, все-таки предусмотрели возможность аккомодации:
через минуту-другую Мишель почувствовал себя лучше. В поле зрения,
несколько правее точки ясного ведения, появился смутный силуэт
человекоподобного существа (Мишель даже в мыслях не мог позволить себе
назвать это существо человеком). Существо передвигало с места на место
сосуды на полках.
Через некоторое время существо переместилось в сторону, и "глаз"
теперь смотрел почти в упор. В поле зрения появился белый халат, он
вздымался и опадал в такт дыханию. Потом появилась рука. Она вынула из
нагрудного кармана халата авторучку и убралась. Заскрипело перо по бумаге.
Мишель сообразил, что листок, на котором существо пишет, находятся где-то
поблизости от искусственного уха.
И вдруг Мишель понял, что уже видел это когда-то!
Нахлынули образы. Белый халат и скрип пера по бумаге заставили его
вспомнить другой халат и другое перо...
Это случилось во время курсовой стажировки в Отделе Земных Наук.
Белый халат был на профессоре физики, которому Мишель сдавал устный
экзамен. На два заданных профессором вопроса молодой человек ответил с
грехом пополам, и теперь все зависело от того, как он ответит на третий.
Чтобы сгладить далеко не лучшее впечатление от своих знаний, ответить
следовало с исчерпывающей полнотой.
И тогда Мишель мысленно пожелал, чтобы третий вопрос был на хорошо
известную ему тему: о растворах и кристаллизации. Он сосредоточил взгляд
на руках профессора и принялся сосредоточенно думать: "Растворы,
кристаллизация, растворы, кристаллизация..."
Профессор поднял голову и сказал:
- Что ж, расскажите мне о... скажем, о кривой растворимости.
Это было одно и то же! Мишель с воодушевлением принялся развивать
тему. Через двадцать минут профессору пришлось остановить его: молодой
человек мог говорить о растворах и кристаллизации часами.
Впоследствии Мишель частенько развлекался тем, что мысленно заставлял
экзаменаторов задавать вопросы по его выбору. В одном случае из трех у
него получалось. Неплохое соотношение.
Воспоминания угасли. Мишель снова стал одиноким мозгом, плавающим в
банке. Перед "глазом" все еще торчал белый халат. Чтобы разобраться, кому
принадлежит халат: цеподу, человеку или серому карлику, нужно было, чтобы
существо в халате отодвинулось метра на три и на секундочку задержалось
прямо напротив объектива.
Мишель сосредоточился.
"Отступи назад!" - мысленно приказал он.
Халат пошевелился.
"Назад! Отступи назад!"
Существо попятилось. Сделало шаг назад, другой, третий... Мишель
узнал похитителя своего тела. Цепод выглядел ошеломленным. Однако вскоре
тварь опомнилась. Цепод сделал движение, словно намереваясь отойти.
"Стоять!" - приказал Мишель.
И цепод замер по стойке "смирно", прижавшись спиной к полке со
стеклянными сосудами. Эксперимент ужался! Это было поразительно: безрукий,
безногий, практически бесплотный человек обрел сипу!
Мишель понял, что способен победить противника. Борьба предстоит
неслыханная, но победа останется за ним!.. Тем не менее происходящее
показалось ему неправдоподобным. Неужели цеподы, даже не усыпленные
гипнотическим воздействием, проще говоря, не загипнотизированные,
поддаются внушению?! Мишель ничего не знал об этом; во всяком случае, ему
никогда не доводилось слышать о каких-либо экспериментах в этой области.
Возможно, мозг излучает так мощно потому, что лишен балласта всего
остального тела? Мозг мог только мыслить стократ интенсивнее. Как бы там
ни было, результат однозначен.
Мишель воспрянул духом.
Цепод прижался спиной к полкам с банками и не шевелился, словно
пригвожденный к пыточному столбу. Мишель сконцентрировался и пустил в него
первый метательный нож:
"Давно я здесь? Отвечай!"
- Пятнадцать дней... - бесцветным голосом пролепетал цепод.
"Когда тебя пересадили в мое тело? Ну, быстро!"
- Два дня назад...
"Сколько времени длится операция?"
- Три часа...
"Кто оперирует?"
- Серый брат...
"Это значит - серый карлик?"
- Да, профессор Флясс...
"Почему для моего тела избрали именно тебя?"
- Я препаратор... Изучаю проблему искусственного нервного
возбуждения... Кроме того, профессор держит меня под рукой, чтобы
самолично следить за сохранностью этого тела...
Цепод говорил как машина. Казалось, он не может самостоятельно
остановиться. Он монотонно бормотал:
- Через некоторое время, даже, я думаю, вскоре, профессор заберет у
меня тело и вернет ему голову, только уже с другим мозгом... Этот мозг два
дня уже как в банке, он усыплен, - чтобы меньше его травмировать... Через
восемь дней его пересадят в твой череп и привьют на твое тело точно так
же, как привит сейчас я... Таким образом эта другая личность сможет
использовать твою внешность и выполнять весьма полезные нашему делу
задания, пользуясь полным доверием землян...
Что-то заело. Цепод выдавил еще несколько бессвязных звуков и
замолчал с открытым ртом и выпученными глазами.
Пришлось Мишелю "завести" его снова:
"Ты постоянно твердишь: другой мозг, другая личность. Кто это? Чей
мозг должен занять мое тело? Мозг цепода?"
- На этот раз нет. Мы можем это сделать: я тому свидетельство - живу
в симбиозе с твоим телом... Но на этот раз решено пересадить в твой череп
мозг другого человека...
"Кто этот человек?"
- Один старый безумец. Ему нужна новая молодость, чтобы истребить
человечество. Его проект весьма остроумен, надо признаться. А в остальном
- он законченный сумасшедший. Тем не менее, он большой ученый. Что-то
вроде свихнувшегося Фауста. Он много для нас сделал, а когда получит твою
молодость и твое тело - будет творить настоящие чудеса...
"Как его фамилия?"
- Виктор Ланс...
Вот это да! Мишель хорошо помнил бородатого старика, насмешившего
Вселенную своими маразматическими проектами: старый осел всерьез считал
человечество нечистым и носился с идеей его уничтожения для блага "чистого
разума". За много веков сотни романистов создали устоявшийся стереотип
"безумного ученого". Так вот Ланс представлял собой обобщенный, а затем
материализованный образ такого маньяка. Давненько о нем ничего не было
слышно...
"Где он сейчас?"
- Умер. Собственно, умерло его тело, а мозг законсервирован и в
отличном состоянии: конечно, если не считать безумия... Сосуд с его мозгом
стоит на попке как раз под тобой...
Мысли Мишеля смешались. Он ощутил что-то вроде головокружения. План
возник тут же, оставалось воплотить его в жизнь. План безумный, но он не
более безумен, чем ситуация, в которой он очутился, и если все
получится...
"Несчастный! Ты перепутал сосуды!"
Цепод не шелохнулся. Он молчал, открыв рот с дряблыми губами.
"Что скажет профессор?!"
Цепод выдавил:
- Он будет в ярости...
"Да, он будет вне себя! В наказание он и тебя заточит в банку!"
- Не надо, я не хочу!..
"Ну так поменяй банки местами! Они совсем одинаковые, и профессор ни
о чем не догадается! Поставь нижнюю банку на место верхней - и все!"
- Значит, верхнюю банку поставить на охлаждаемую плиту, а...
"Охлаждаемая плита?"
- Да, для лучшей сохранности мозг охлаждается...
"Вот именно! Хорошо, что тебе вовремя пришло в голову рассказать мне
об этом! Еще немного - и я, Виктор Ланс, оказался бы в сложной ситуации!"
- Да, господин профессор Ланс!..
"Но ведь это я должен быть законсервирован, а Мишелю Местре положено
находиться на нижней полке, правда?"
- Да, господин профессор...
"Мы ничего не скажем профессору Фляссу. Каждый может ошибиться: один
мозг похож на другой как две капли воды. Ты не виноват."
- Не виноват, господин Ланс...
Мишель чувствовал себя на пороге блистательной победы... или
сокрушительной катастрофы. Теперь все зависело от цепода.
Подчиненный воле Мишеля цепод шатался как пьяный. Руки его судорожно
подергивались. Исправляя внушенную "ошибку", он легко мог допустить
другую, чудовищную и теперь уже непоправимую: он мог выронить сосуд!
Мишелю стало страшно.
Беспокоило и другое: а вдруг резкая смена температур погубит его? А
может, профессор научился отличать один мозг от другого? А что будет,
когда приток плазмы прекратится? А что, если...
Поздно. Цепод, двигаясь как автомат, шагнул к нему. Мишель, если бы
мог, закричал бы от ужаса! Один неуверенный шаг, другой, третий... Поле
зрения закрывает белый халат...
