четырех сыновей. Но у Александра I, его старшего сына, родились
лишь две дочери, умершие во младенчестве, Константин был
бездетен, а у Михаила, который женился последним из четырех
братьев, родилась лишь одна дочь. Именно благодаря Николаю I
фамилия Романовых была спасена от угасания. Четыре сына Николая
I родили ему семнадцать внуков.
Когда Ольге исполнилось десять лет, ей с трудом удавалось
сосчитать всех членов Императорской фамилии. Помимо собственно
Романовых в нее входили также принцы Мекленбург-Стрелицкие и
Ольденбургские, а также герцоги Лейхтенбергские. Все они,
женившись на великих княжнах, отказались от своей национальной
принадлежности и стали членами Императорского Дома.
Императорская фамилия была также связана кровными узами с
несколькими владетельными германскими домами -- Прусским,
Кобург-Готским, Гессенским, Баденским и Виртембергским, с
Датской королевской фамилией, а через нее и с Греческой. В 1874
году единственная сестра Александра III, Великая княжна Мария
Александровна, вышла замуж за герцога Эдинбургского. Короче
говоря, единственными владетельными домами, не связанными узами
с Романовыми, были Габсбурги, Бурбоны, и дом Браганцы,
исповедовавшие католицизм, что являлось непреодолимой преградой
для брака в глазах русских.
В Императоре Александре III было много от патриарха; к
многочисленной фамилии Романовых он относился, как к единому
семейному клану, и в период его царствования мало кто слышал о
каких-то группировках, распрях или соперничестве. Даже его
вспыльчивый брат Владимир и его властолюбивая супруга Мария
Павловна вынуждены были мириться с политикой Государя, которая
объединяла, хотя бы внешне, Императорскую фамилию. Александр
III, ненавидевший напыщенность и показную роскошь, придавал
большое значение семейным узам. Крестины, бракосочетания,
похороны, не говоря о других важных событиях, являлись поводом
для того, чтобы всех Романовых собрать вместе, а уж хозяином
Император был великолепным.
Такого рода встречи не обязательно происходили в Гатчине.
Но именно эта Царская резиденция была особенно дорога Ольге
Александровне, проведшей в ней свои детские годы. Но после
того, как закрылась книга детства, маленькая Ольга стала
переезжать, как это происходило ежегодно, с одного места на
другое.
К западу от Санкт-Петербурга, на южном берегу Финского
залива находится Петергоф, славящийся во всем мире своими
фонтанами, которые, по приказу Екатерины II, спроектировал
архитектор Камерон, шотландец по происхождению. Петергоф был
построен на землях, отвоеванных у шведов Петром I ["Более
тысячи лет тому назад вся местность, где Петр Великий заложил
новую русскую столицу, была заселена Славянами в перемежку с
финскими племенами Води и Ижеры... Еще святая Ольга установила
размеры дани... в приневской области". (С.Н.Вильчковский.
Царское Село. СПб, Титул, 1992, с.1).]. Решив ввести у себя в
стране западные порядки, он велел повесить во дворце вывеску,
гласившую следующее: "Придворные дамы и кавалеры, которые будут
обнаружены спящими в постели в обуви, будут немедленно
обезглавлены".
-- Я слышала, что существовала такая вывеска, но сама я ее
никогда не видела, -- заметила Ольга Александровна. Однако она
слышала, как всегда, от слуг, что отец однажды застал ее брата
Ники спящим, в обуви после особенно утомительной поездки
верхом. -- Ники повезло, что отец не был Петром I, --
засмеялась Великая княгиня.
В Петергофе Императорская семья жила летом месяца полтора.
Несмотря на близость Императорских парков и Большого дворца,
жизнь там была лишена всяких условностей. По словам Великой
княгини, кругом полно было дачников, приехавших из Петербурга.
В основном это были пожилые, ушедшие в отставку обыватели,
которые почти все время проводили в шезлонгах, облачившись в
мятые старые пижамы.
-- В этой небрежности дачников было что-то заразительное,
-- вспоминала Ольга Александровна. Едва ступив на берег с борта
Императорской яхты, члены Царской семьи словно заражались
царившей вокруг атмосферой вольготной непринужденности.
Направляясь к Императорской резиденции в открытых экипажах, они
нередко проезжали мимо групп толстых женщин, которые вместе со
своими детьми бродили по воде мелких речек, окружавших
Петергоф.
-- Наше появление их нисколько не смущало. Визжащие и
хохочущие дети умолкали лишь на мгновение; их родительницы
слегка наклоняли головы и улыбались, узнав своего Царя, а затем
снова продолжали барахтаться в воде.
Даже войска, расквартированные в Петергофе и его
окрестностях, казалось, усвоили непринужденные нравы дачников.
Великая княгиня вспоминала, что, когда однажды Императорская
семья ехала по парку, им то и дело попадались солдаты, которые
нагишом купались в реках и прудах и стирали свое
обмундирование. Внезапное появление Императорских экипажей
вызвало сущий переполох. Опешившие солдаты вылезали из воды,
но, не успев целиком одеться, лишь хватали головные уборы и
напяливали их на свои мокрые головы. Затем, вытянувшись в
струнку, отдавали честь и громко приветствовали Царя.
Лишь Нана, воспитанная в пуританских традициях, находила
это зрелище "отвратительным" и отворачивалась в сторону.
-- Мы никогда не жили в Большом дворце, -- сообщила мне
Великая княгиня. -- Я знаю, что Папа был рад возможности раз в
году оказаться подальше от необъятных залов Гатчинского
Большого дворца, но Большой дворец в Петергофе был еще
просторнее. В нем устраивались государственные приемы и
банкеты, но летней резиденцией его было невозможно сделать.
Царская семья поселялась в Александрии -- части Петергофа,
расположенной на берегу залива. Своим названием она обязана
Николаю I, посвятившему этот ансамбль своей супруге Императрице
Александре Федоровне. Маленькая Ольга полюбила дворец,
называвшийся Коттедж, хотя в некоторых комнатах из-за витражей
в окнах было довольно темно. Многочисленные террасы и балконы
создавали чарующую обстановку. Множество лестниц, площадок,
альковов позволяли детям играть в ненастные дни. Младшим детям
не надо было учиться, старшие освобождались от тяжелых
обязанностей. Все они жили дружной семьей. Именно в Петергофе
Цесаревич и младшая его сестра особенно сблизились, несмотря на
разницу в возрасте в четырнадцать лет.
-- Мне тогда было лет десять или одиннадцать, --
рассказывала Ольга Александровна, -- но я полюбила его всем
сердцем. Он был добр и великодушен со всеми, с кем доводилось
ему встречаться. Я никогда не видела, чтобы он старался вылезти
вперед или сердился, если проигрывал в какой-то игре. И он
искренно веровал в Бога. Помню один жаркий летний день, когда
брат попросил меня сходить вместе с ним в дворцовую церковь в
Большом дворце в Петергофе. Зачем он хочет пойти туда, он мне
не сказал, а расспрашивать его я не стала. Мне кажется, служба
уже шла, потому что, как мне вспоминается, в храме ходили
священники. Неожиданно началась страшная гроза. Вдруг появился
огненный шар. Скользя от одной иконы к другой, расположенной на
огромном иконостасе, он как бы повис над головой Ники. Он
крепко схватил меня за руку; что-то мне подсказало, что для
него наступило время тяжких испытаний, и что я, хотя и совсем
маленькая девочка, смогу облегчить его страдания. Я
почувствовала гордость и одновременно робость.
Когда Великая княгиня назвала время, когда произошел этот
случай, я понял, о чем шла речь. Период с 1892 по 1893 год был
тем периодом времени, когда Цесаревич, искренне и горячо
любивший принцессу Гессен-Дармштадтскую Алису, почувствовал,
что ему никогда не удастся завоевать ее. Она неоднократно
отказывалась выйти за него замуж, потому что не хотела менять
лютеранскую религию на православие. У Николая Александровича
действительно был период "тяжелых испытаний", и по-видимому
только младшая сестра, одна из всей семьи, могла понять его,
как никто другой.
Жизнь в Александрии была простой и безыскусной.
-- Папа вставал очень рано и шел в лес по грибы, к обеду
он приносил большую корзину грибов. Иногда вместе с ним
отправлялся кто-нибудь из нас, детей. Мы были свободны с утра и
до вечера, но Царский труд не позволял Папа отдохнуть в
настоящем смысле этого слова. Каждое утро из Петербурга
приезжали министры и другие чиновники, и отец был занят как
всегда.
Особой достопримечательностью Петергофа были его фонтаны.
Огромный парк был открыт для доступа публики; отдыхающие и
туристы приезжали тысячами, и к концу пребывания Царской семьи
в Петергофе чины охраны, должно быть, очень уставали. Не
проходило, пожалуй, ни одного дня, чтобы Царские дети не
приходили полюбоваться на фонтаны: "Самсон, раздирающий пасть
льва", "Сахарная голова", "Шахматная горка", "Ниобея", "Адам и
Ева" и многие другие.
-- В числе фрейлин у Мама были две древние старые девы.
Это были сестры графини Мария и Аглая Кутузовы. Однажды они
были приглашены на обед в Большой дворец в Петергофе, и обе
решили встретиться у фонтана "Адам". Бедные старушки едва не
опоздали на обед: одна из них ждала возле "Адама", а вторая --
возле "Евы". Ни одна не догадалась, что из-за одной скульптуры
не видно вторую.
Почти весь клан Романовых жил или в Петергофе или же по
соседству, в Красном, Стрельне, Ропше, Павловске, так что
комнаты для гостей в Александрии были всегда переполнены. Одной
из самых частых гостий была герцогиня Эдинбургская,
единственная сестра Императора Александра III.
-- Приезжала она часто, у нее постоянно были нелады с ее
свекровью. По словам Папа, "Королева Виктория была этой
противной, во все сующей свой нос старухой", а та считала его
грубияном. Я любила свою тетушку Марию, не думаю, чтобы она
была очень счастлива. Но в Петергофе она отдыхала от своих
забот.
Но самые интересные гости приезжали из Греции. Их называли
"греческой компанией". Компанию эту возглавляла Королева
Эллинов Ольга Константиновна, любимая кузина Императора
Александра III. Она обычно приезжала к матери, у которой в
Стрельне был загородный дворец, но некоторые из ее сыновей
ехали в Александрию, где их присутствие способствовало веселому
летнему препровождению.
-- Тетя Ольга [См. сноску на стр.3.] походила на святую, и
ее безмятежность и спокойствие благотворно действовали на нас.
Она привозила с собой множество изысканных греческих вышивок с
целью продать их в России и вырученные деньги употребить на
благотворительные нужды в Греции. Ее энтузиазм был заразителен,
хотя, боюсь, лишь из очень немногих ее начинаний выходило
что-то путное.
Именно в Петергофе завязалась тесная дружба между
Цесаревичем Николаем Александровичем и вторым сыном Королевы
Эллинов Ольги Константиновны принцем Греческим Георгом
("Джорджи" греческим [Именно принц Греческий Георг спас жизнь
русскому наследнику в 1890 году во время их визита в Японию.
Два молодых наследных принца ехали в открытой коляске по узким
улицам Оцу. Неожиданно на Цесаревича бросился японский фанатик
с саблей в руке и убил бы его, если бы принц Георг не отразил
удар своей тростью и не удерживал покушавшегося до тех пор,
пока на место происшествия не прибыла японская полиция.]).
-- Джорджи был высокого роста, у него были смеющиеся глаза
и узенькие усики, придававшие ему хлыщеватую внешность. Все мы
его любили, но я еще испытывала и страх. Хотя в то время ему
