когда Александру III, тогда еще Великому князю, было
одиннадцать лет, и когда все россияне были ожесточены против
Великобритании и Франции, затеявших Крымскую войну.]. Показал
он мне тайком, и я была в восторге от того, что отец поделился
со мной секретами своего детства.
Слушая воспоминания Великой княгини о ее раннем детстве, я
был поражен одним обстоятельством: на первом плане у маленькой
Ольги были Император, Нана, братья и сестра, за ними -- целый
сонм слуг, солдат, моряков и разных простолюдинов. Но о своей
матери Великая княгиня говорила очень мало. Доверенные беседы с
отцом начинались лишь после того, как Императрица покидала
кабинет супруга. Затем огромный дворец снова наполнялся
придворным штатом, но детские воспоминания Ольги не сохранили
никаких впечатлений от этих людей. Должно быть, перед глазами
маленькой девочки проходили целые вереницы представителей
иностранных владетельных домов, фрейлин, дворецких, конюших.
Всех их она видела часто. Должно быть, и слышала о них. Но для
маленькой Царевны самые теплые воспоминания связаны не с
роскошью и великолепием придворных церемоний. Утренние встречи
с отцом отбрасывали свой яркий и чистый свет на всю дальнейшую
жизнь Великой княгини.
-- Отец обладал силой Геркулеса, но он никогда не
показывал ее в присутствии чужих людей. Он говорил, что может
согнуть подкову и связать в узел ложку, но не смеет делать это,
чтобы не вызвать гнев Мама. Однажды у себя в кабинете он
согнул, а затем разогнул железную кочергу. Помню, как он
поглядывал на дверь, опасаясь, как бы кто-то не вошел!
Ранней осенью 1888 года Ольга впервые покинула дорогую ей
Гатчину. Вся Императорская семья собиралась ехать на Кавказ. В
октябре она должна была вернуться назад.
29 октября длинный Царский поезд шел полным ходом к
Харькову. великая княгиня помнила: день был пасмурный, шел
мокрый снег. Около часу дня поезд подъезжал к небольшой станции
Борки. Император, Императрица и четверо их детей обедали в
столовом вагоне. Старый дворецкий, которого звали Лев, вносил
пудинг. Неожиданно поезд резко покачнулся, затем еще раз. Все
упали на пол. Секунду или две спустя столовый вагон разорвался,
как консервная банка. Тяжелая железная крыша провалилась вниз,
не достав каких-то нескольких дюймов до голов пассажиров. Все
они лежали на толстом ковре, лежавшем на полотне: взрывом
отрезало колеса и пол вагона. Первым выполз из-под рухнувшей
крыши Император. После этого он приподнял ее, дав возможность
жене, детям и остальным пассажирам выбраться из изувеченного
вагона. Это был поистине подвиг Геркулеса, за который ему
придется заплатить дорогой ценой, хотя в то время этого еще
никто не знал.
Миссис Франклин и маленькая Ольга находились в детском
вагоне, находившемся сразу за столовым вагоном. Они ждали
пудинга, но так и не дождались.
-- Хорошо помню, как со стола упали две вазы из розового
стекла при первом же ударе и разбились вдребезги. Я испугалась.
Нана посадила меня к себе на колени и обняла. -- Послышался
новый удар, и на них обеих упал какой-то тяжелый предмет. --
Потом я почувствовала, что прижимаюсь лицом к мокрой земле...
Ольге показалось, что она совсем одна. Сила второго взрыва
была так велика, что ее выбросило из вагона, превратившегося в
груду обломков. Она покатилась вниз по крутой насыпи, и ее
охватил страх. Кругом бушевал ад. Некоторые вагоны,
находившиеся сзади, продолжали двигаться, сталкиваясь с
передними, и падали набок. Оглушительный лязг железа,
ударяющегося о железо, крики раненых еще больше напугали и без
того перепуганную шестилетнюю девочку. Она забыла и про
родителей, и про Нана. Ей хотелось одного -- убежать подальше
от ужасной картины, которую она увидела. И она бросилась
бежать, куда глаза глядят. Один лакей, которого звали
Кондратьев, кинулся за нею вслед и поднял ее на руки.
-- Я так перепугалась, что исцарапала бедняге лицо, --
призналась Великая княгиня.
Из рук лакея она перешла в отцовские руки. Он отнес
дочурку в один из немногих уцелевших вагонов. Там уже лежала
миссис Франклин, у которой были сломаны два ребра и серьезно
повреждены внутренние органы. Дети остались в вагоне одни, в то
время как Государь и Императрица, а также все члены свиты, не
получившие увечий, стали помогать лейб-медику, ухаживая за
ранеными и умирающими, которые лежали на земле возле огромных
костров, разведенных с тем, чтобы они могли согреться.
-- Позднее я слышала, -- сообщила мне Великая княгиня, --
что Мама вела себя, как героиня, помогая доктору как настоящая
сестра милосердия.
Так оно и было на самом деле. Убедившись, что муж и дети
живы и здоровы, Императрица Мария Федоровна совсем забыла о
себе. Руки и ноги у нее были изрезаны осколками битого стекла,
все тело ее было в синяках, но она упорно твердила, что с нею
все в порядке. Приказав принести ее личный багаж, она принялась
резать свое нижнее белье на бинты, чтобы перевязать как можно
больше раненых. Наконец, из Харькова прибыл вспомогательный
поезд. Несмотря на всю их усталость, ни Император, ни
Императрица не захотели сесть в него, прежде чем были посажены
все раненые, а убитые, пристойно убранные, погружены в поезд.
Число пострадавших составило двести восемьдесят один человек, в
том числе двадцать один убитый.
Железнодорожная катастрофа в Борках явилась поистине
трагической вехой в жизни Великой княгини. Причина катастрофы
так и не была установлена следствием. Все были уверены, что
крушение произошло из-за халатности Железнодорожного полка, в
обязанности которого входило обеспечивать безопасность
Императорских поездов, и что в железнодорожном полотне
находились две бомбы. По слухам, руководитель террористической
группы сам был убит при взрыве, но доказать это определенно не
удалось.
Сама Великая княгиня была склонна полагать, что катастрофа
произошла вследствие того, что поезд наехал на поврежденный
участок пути. Однако, ее же собственные слова не подтверждали
этой теории:
-- Мне было всего шесть лет, но я почувствовала, что над
нами повисла непонятная угроза. Много лет спустя кто-то мне
рассказывал, что когда я кинулась бежать от изувеченного
вагона, то все время кричала: "Теперь они придут и убьют нас
всех!" Это вполне вероятно. Я была слишком молода, чтобы что-то
знать о революционерах. "Они" имело собирательное значение,
слово это обозначало какого-то неведомого врага.
Многие из свиты погибли или стали калеками на всю жизнь.
Камчатка, любимая собака Великой княгини, была раздавлена
обломками провалившейся крыши. В числе убитых оказался граф
Шереметев, командир казачьего конвоя и личный друг Императора,
но к боли утраты примешивалось неосязаемое, но жуткое ощущение
опасности. Тот хмурый октябрьский день положил конец
счастливому, беззаботному детству, в память девочки врезался
снежный ландшафт, усеянный обломками Императорского поезда и
черными и алыми пятнами. Шестилетняя Великая княжна вряд ли
смогла подыскать слова, чтобы выразить те чувства, которые она
тогда испытывала, но инстинктивно она понимала гораздо больше,
чем должен был понимать ребенок в столь нежном возрасте и столь
защищенный от внешних опасностей. Пониманию этому
способствовало серьезное выражение, которое она не раз видела
на лице отца, и озабоченный взгляд матери.
Родители Ольги видели, как умирал Император Александр II.
Видели его изувеченное тело: результат взрыва бомбы, брошенной
террористом в Государя, который в день покушения на него принял
важное решение о введении в России суда присяжных [Покушение на
Александра II было совершено средь бела дня на набережной
Екатерининского канала в Петербурге 13 марта 1881 г. От взрыва
первой бомбы пострадали несколько казаков конвоя и прохожих.
Карету Императора разнесло в щепы, но сам он остался невредим.
Не заботясь о своей безопасности, Император стал помогать
раненым. В этот момент подбежал второй убийца и бросил бомбу.
Этим взрывом был смертельно ранен Император, убито десять и
изувечено четырнадцать человек. Первой бомбой оторвало голову
мальчику-разносчику. (см. Ю.Гаврилов. Казенный дом. --
"Огонек". 1989. N 47.]. Александр III не тешил себя надеждой,
что террористы обойдут его своим "вниманием", но продолжал
появляться на людях, хотя прекрасно понимал, что самые строгие
полицейские меры не могут полностью гарантировать его
безопасность.
В Гатчине, куда вернулась Императорская семья, жизнь шла
по заведенному распорядку, но маленькая Ольга знала, что все
для нее изменилось.
-- Именно тогда я стала бояться темноты, -- призналась мне
Великая княгиня.
Она стала избегать темных углов в галереях и коридорах и
впервые в жизни поняла, почему вдоль парковой ограды разъезжают
конные полицейские. Поздним вечером можно было видеть, как
подпрыгивают фонари, привязанные к шеям их лошадей. Ей также
стало понятно, почему знаменитый полк Синих кирасир был
расквартирован неподалеку от Гатчинского Большого дворца. Кроме
того, Царя охранял Сводно-пехотный полк. В него входили
представители всех гвардейских полков. Казармы его также
находились в Гатчине. У Великой княжны была такая натура, что
ко всем воинам, охранявшим их семью, она стала относиться, как
к своим друзьям. Их присутствие как бы исцелило в какой-то
степени раны, полученные ею в Борках.
-- Я подружилась с очень многими из них, -- рассказывала
Великая княгиня. -- До чего же нам было весело, когда мы с
Михаилом убегали к ним в казармы и слушали их песни. Мама
строго-настрого запретила нам общаться с солдатами, так же, как
и Нана, но всякий раз, возвращаясь из казарм, мы чувствовали,
будто что-то приобрели. Солдаты играли с нами в разные игры,
подбрасывали нас в воздух. Хотя это были простые крестьяне, они
никогда не позволяли себе никаких грубостей. Я чувствовала себя
в безопасности, находясь в их обществе. После крушения в Борках
я впервые обратила внимание на то, что у входа в наши
апартаменты в Гатчинском дворце дежурят казаки Императорского
конвоя. Слыша, как они на цыпочках проходят мимо моей двери в
своих мягких кожаных чувяках, я засыпала с удивительным
чувством безопасности. Все они были великаны, как на подбор, и
я ощущала себя одним из персонажей "Путешествий Гулливера".
Солдаты и матросы [Река и многочисленные озера Гатчины
находились в ведении Адмиралтейства.] были настоящими друзьями
Императорских детей. Но были и такие люди, которых присутствие
их раздражало: детективы в штатском встречались на каждом шагу,
и никто не мог укрыться от их внимания. Мне показалось, что в
зиму 1888-1889 годов маленькая Ольга впервые осознала их
назначение.
-- Полагаю, присутствие их было необходимо, но отец не мог
их терпеть, они всем бросались в глаза. Мы дали им прозвище
"натуралистов", потому что они то и дело выглядывали из-за
деревьев и кустарников [Князь В.С.Трубецкой в своей книге
"Записки кирасира" (М., "Россия", 1991) объясняет это название
тем, что чины особой дворцовой охраны вместо погон носили витые
зеленые жгуты. (Примеч. переводчика)].
Маленькой Ольге не было и семи. Она ни разу не появлялась
в обществе. Великолепные приемы, устраиваемые ее родителями в
Петербурге и Гатчине, для нее ничего не значили. Она обитала в
своем мирке -- хорошо налаженном мире своих детских
апартаментов, рабочего кабинета отца, дворцовых галерей и
