руки, когда ему заблагорассудится. Машины,- пояснил свою мысль
Пол,- вышли за те рамки личного суверенитета, который в
интересах управления государством был предоставлен им народом.
Машины, организация труда и стремление к более высокой
производительности, точно грабители, лишили американский народ
свободы и стремления к счастью.
Пол повернул голову и проследил за тем, как стрелка
остановилась на букве "П".
- Свидетель обязан глядеть в зал,- строго заметил судья.- Он
обязан заботиться о том, чтобы говорить правду, всю правду, одну
только правду. А детектор лжи сам знает, что ему делать.
Прокурор повернулся спиной к Полу, как бы давая понять, что у
него к нему больше нет вопросов, а затем внезапно вновь
повернулся к нему лицом и выкрикнул, тыча в Пола указательным
пальцем:
- Вы ведь патриот, не так ли, доктор?
- Я стараюсь быть им.
- И вашим главным желанием является служить на пользу
американскому народу?
- Да.- Пола поразила эта новая форма ведения допроса, к
которой он никак не был подготовлен.
- А ваше пребывание на посту номинального главы Общества
Заколдованных Рубашек - это, по-вашему, стремление к добру?
- Да,- сказал Пол.
Шепот в зале и поскрипывание стульев поведали Полу о том, что
с детектором лжи что-то не в порядке. Судья постучал молотком.
- Прошу соблюдать порядок в зале. Судебный инженер,
проверьте, пожалуйста, лампы и проводку.
Инженер подкатил свою стальную тележку к месту дачи
свидетельских показаний и проверил контакты на Поле, обращаясь с
ним как с предметом. Он проверил измерительными приборами
состояние проводки в различных пунктах, вытащил серый ящик из-
под трибуны, вынул и проверил все лампы, а затем установил все
по местам. Это отняло у него не более двух минут.
- Все в порядке, ваша честь.
- Свидетель, назовите то, что вы считаете ложью,- сказал
судья.
- Каждое новое научное открытие идет на пользу человечеству,-
сказал Пол.
- Я протестую!- выкрикнул прокурор.
- Это всего лишь проверка инструмента и не протоколируется,-
пояснил судья.
- Правильно, стрелка пошла влево,- сказал инженер.
- А теперь - правду,- приказал судья.
- Главная задача человечества состоит в том, чтобы делать
человеческое существование приятным и полезным,- сказал Пол,- а
не превращать людей в придатки машин, учреждений или систем.
- Пошла на "П", все в порядке,- сообщил инженер, засовывая
металлический контакт глубже под мышку Полу.
- А теперь - полуправду,- раздалась команда судьи.
- Я удовлетворен,- сказал Пол.
Зрители одобрительно захихикали.
- Стрелка стоит точно посредине,- сообщил инженер.
- Продолжайте допрос,- разрешил судья.
- Я хочу задать этому патриотически настроенному доктору тот
же самый вопрос,- проговорил прокурор.- Доктор, ваше участие в
этом заговоре, поставившем себе целью свергнуть, э-э-э, машины,
действительно ли оно определялось только вашим искренним
желанием служить американскому народу?
- Я полагаю, да.
И снова беспокойное оживление в зале.
- Следовательно, вы только полагаете, не так ли?- переспросил
прокурор.- А знаете ли вы, где сейчас находится стрелка, вы,
доктор и патриот, так сказать, Патрик Генри* наших дней?
/* Генри Патрик (1736-1799) - североамериканский политический
деятель эпохи борьбы за независимость,/
- Нет,- смущенно сказал Пол.
- Она стоит точно посредине между "П" и "Л", доктор.
Совершенно очевидно, что вы не уверены в правдивости своего
ответа. Но, возможно, мы сумеем расколоть эту полуправду, с тем
чтоб выделить из нее подлинную правду. Мы выделим из нее ложь,
как вырезают злокачественную опухоль.
- Хм.
- Может ли быть так, доктор, что эта ненависть к тому, что вы
изображаете здесь, как несправедливость по отношению к
человечеству, на деле является ненавистью по отношению к чему-
нибудь значительно менее абстрактному?
- Возможно. Я не совсем понимаю вас.
- Я говорю о вашей ненависти к определенному лицу, доктор.
- Я не знаю, о ком вы говорите.
- Стрелка утверждает, что вы это знаете, доктор, вы знаете,
что ваш пресловутый патриотизм является всего лишь выражением
вашей неприязни, более того - вашей ненависти к одному из
подлинных и величайших патриотов Америки за все время ее
существования - к вашему отцу!
- Чушь!
- Стрелка утверждает, что вы лжете!- Подчеркивая свое
отвращение, прокурор отвернулся от Пола.- Леди и джентльмены,
члены суда и все телевизионные зрители, я беру на себя смелость
утверждать, что этот человек нечто более серьезное, чем просто
злобный мальчишка, для которого наша великая страна, наша
великая экономика, наша цивилизация стала символом его отца.
Отца, которого он подсознательно стремится погубить! Отца, леди
и джентльмены, члены суда, телевизионные зрители, перед которым
все мы в неоплатном долгу, ибо ему мы обязаны нашими жизнями,
ибо это он, больше чем любой иной американец, сделал все для
объединения сведущих людей и привел нашу цивилизацию к победе!
Еще мальчишкой он возненавидел это великолепное украшение
страниц нашей истории, отпрыском которого он сам является. А
теперь, уже взрослым человеком, он перенес эту ненависть на то,
что с успехом могло бы служить символом его отца, на нашу с вами
страну, леди и джентльмены, члены суда и телезрители!
Можете называть это эдиповым комплексом, если вам угодно. Но
он теперь уже взрослый человек, и я называю это государственной
изменой. Попробуйте отрицать это, доктор, попробуйте отрицать!
- Попробуйте отрицать это,- повторил он еще раз почти
шепотом.
Камеры развернулись и теперь накинулись на Пола, как стая
собак, бросающихся на дичь, сбитую выстрелом с дерева.
- По-видимому, я не могу отрицать этого,- сказал Пол. Он
беспомощно и задумчиво уставился на провода, которые пристально
следили за всеми рефлексами, которыми бог наградил его для того,
чтобы он мог себя защищать. Всего какую-нибудь минуту назад он
был красноречивым рупором могущественной и мудрой организации. А
теперь он вдруг оказался в одиночестве, решая свою собственную -
сугубо личную - проблему.
- Если бы отец мой был владельцем зоомагазина,- наконец
сказал он,- я, по-видимому, подсознательно стал бы отравителем
собак.
Камеры нетерпеливо заметались взад и вперед, скользнули по
лицам зрителей, выхватили на мгновение физиономию судьи, а затем
снова уставились на Пола.
- Но если бы даже и не произошло всей этой неприятной
истории, касающейся меня и памяти моего отца, я считаю, что я
все равно верил бы в неправомерность власти машин. Есть много
людей, которых никак не обвинишь в том, что они ненавидят своих
отцов и которые, насколько мне известно, согласны со мной. И я
считаю, что ненависть эта заставляет меня не только верить в
правоту этого дела, но заставляет меня также предпринимать
какие-то действия по отношению к системе. Стрелка согласна со
мной?
Часть зрителей утвердительно кивнула.
- Хорошо. Значит, пока все правильно. Я подозреваю, что
большинство людей руководствуется в своих действиях низменными
побуждениями, и боюсь, что медицинские данные поддержат меня в
этом. Низменные побуждения в значительной части являются тем,
что заставляет людей, в том числе и моего отца, действовать.
Боюсь, что такова уж человеческая натура.
Пол глянул в линзы телевизионной камеры, представил себе
миллионы зрителей, которые сейчас видели и слышали его, и
подумал, доходит ли смысл сказанного им хотя бы до кого-нибудь.
Он попытался найти какой-либо более живой образ, который поможет
им понять его слова. Образ такой встал перед его мысленным
взором, но он счел его неприемлемым, но за неимением ничего
лучшего он все-таки привел его.
- Самые красивые пионы, которые мне когда-либо приходилось
видеть,- сказал Пол,- росли почти на чистых кошачьих
экскрементах. Я...
Звуки волынок и барабанов ворвались в зал снизу, с улицы.
- Что там происходит?- потребовал объяснения судья.
- Какой-то парад, сэр,- ответил один из стражников, выглянув
в окно.
- А что за организация?- продолжал судья раздраженно.- Я их
всех призову к ответу за подобное безобразие.
- Одеты как шотландцы, сэр,- сказал стражник,- а во главе их
дюжина ребят, переодетых индейцами.
- Ну ладно,- с еще большим раздражением решил судья,- мы
приостановим дачу свидетельских показаний, пока они не пройдут.
Кирпич грохнулся в окно зала судебных заседаний, осыпав
градом осколков стекла американский флаг справа от судьи.
XXXIII
Лимузин государственного департамента, направляющийся в город
Нью-Йорк, вторично пересек реку Ирокез в городе Айлиуме. На
заднем его сиденье находились мистер Юинг Дж. Холъярд, шах
Братпура, духовный владыка шестимиллионной секты Колхаури, и
Хашдрахр Миазма - переводчик и племянник шаха. Шах и Хашдрахр,
мучимые ностальгией по колокольчикам храмов, брызгам фонтанов и
крикам стражи во дворе дворца, отправились теперь домой.
Когда вся эта экспедиция пересекала мост в прошлый раз, в
самом начале их поездки, Холъярд и шах, каждый в соответствии с
требованиями своей собственной культуры, были равны в своем
блеске, а Хашдрахр был просто придатком в качестве третьего
лица. Теперь иерархия путешественников претерпела некоторые
изменения. Функции Хашдрахра расширились, и теперь он был не
только языковым мостом между шахом и Холъярдом, но и
промежуточной социальной ступенькой между ними.
Погруженный в размышления о загадочности человеческой натуры,
которую так трудно определить велениями одной только доброй
воли, мистер Холъярд всем своим видом являл полное отсутствие
какого-либо ранга столь же очевидно, сколь доктор Холъярд
представлял очень высокий ранг. И хотя он ни словечком не
обмолвился своим подопечным относительно того, что сдача
экзаменов по физической подготовке могла означать буквально
жизнь или смерть для его карьеры, они почувствовали, что его
положение разлетелось вдребезги сразу же, как только его
принесли из гимнастического зала Корнелля и привели в чувство.
Когда Холъярд пришел в себя и, сняв совершенно истрепанные
шорты и теннисные туфли, надел свой обычный костюм, в зеркале
перед ним предстал не шикарный, одетый со вкусом космополит, а
старый и разряженный в пух и прах дурак. Тут же были отменены
бутоньерка, яркий жилет и цветная рубашка. Так один за другим
исчезли аксессуары и символы неудачного дипломата. И теперь его
наряд представлял комбинацию белого, черного и серого. Следует
отметить, что и состояние его духа было окрашено в те же цвета.
И как бы только для того, чтобы показать, что ему еще
оставалось что терять, последовал еще один сокрушительный удар.
Персональные машины государственного департамента чисто
автоматически, в соответствии с законами и порядками, с
непостижимой для человеческого разума последовательностью
возбудили против него дело в суде, поскольку он никогда не имел
права на степень доктора философии, на свой классификационный
номер, а если уж быть совершенно точным, то и на собственный
текущий счет в банке.
"Я намерен выступить в вашу пользу",- писал ему
непосредственный начальник, но Холъярд прекрасно понимал, что
это было просто древнее магическое заклинание, которое ничем не
поможет ему в джунглях металла, стекла, пластика и инертного
газа.
- Хабу?- произнес щах, не глянув даже в сторону Холъярда.
- Где мы находимся?- спросил Хашдрахр у Холъярда, ради формы
заполняя социальный разрыв, хотя, ей-богу, это братпурское слово
было уже прекрасно известно Холъярду.
- Айлиум. Помните? Мы уже пересекали реку по этому мосту,
только в обратную сторону.
- Накка такару туие,- произнес шах, кивнув.
- Мм?..
- Где такару плюнул вам в лицо,- перевел Хашдрахр.
- Ах, это!- Холъярд улыбнулся.- Надеюсь, что вы не увезете
этот инцидент к себе на родину в качестве главного воспоминания
о Соединенных Штатах. Это же ведь весьма странный,
непоказательный, единичный и глупый случай. И он ни в коем
