Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Зарубежная фантастика - Курт Воннегут Весь текст 383.78 Kb

Синяя борода

Предыдущая страница
1 ... 26 27 28 29 30 31 32  33
хоть  водопроводчики. То один, то другой, а  иногда  все  трое, мы  на время
бросали пить и редко встречались, поэтому какие уж там три мушкетера, ничего
от нашего союза не осталось еще до того, как они покончили с собой. Говорите
- страшный удар? Вовсе нет. Когда это случилось, я просто на восемь лет стал
отшельником.
x x x
     - А потом покончил с собой Ротко, - сказала она.
     -   Увы,  -   ответил   я.  Из   Долины  Радости  мы   возвращались   к
действительности.  А  тут  нас  снова  ждал  грустный  перечень  самоубийств
абстрактных экспрессионистов: Горки повесился  в 1948 году,  Поллок разбился
пьяный  на машине, и  почти одновременно застрелился Китчен - в 1956 году, а
затем в 1970 до смерти себя изрезал Ротко, ужасающее было зрелище.
     С  резкостью,  которая  даже меня  самого  удивила,  я сказал, что  эти
насильственные  смерти  сродни  скорее нашим  пьяным  разгулам,  а  к  нашей
живописи касательства не имеют.
     - Мне, конечно, трудно спорить с вами, - сказала она.
     - Да и не о  чем. Честное слово даю,  не о чем! - говорил я с юношеской
горячностью.  - Вся  магия  нашей  живописи,  миссис  Берман, вот в чем: для
музыки  это   давно  уже  обыденность,  но  на   полотне  впервые  проявился
благоговейный восторг человека перед Вселенной, причем этот восторг не имеет
никакого отношения к тому, хорошо  ли ты  пообедал, к сексу, к тому, какой у
тебя  дом  или костюм, к  наркотикам, машинам,  деньгам, газетным сенсациям,
преступлениям и наказаниям, спортивным рекордам,  войнам, миру и всем прочим
житейским  делам,  и, уж само собой,  этот восторг  совершенно  не связан  с
необъяснимыми  приступами  отчаяния и  самоуничтожения,  которые находят  на
всех, будь ты художник или водопроводчик.
x x x
     - Знаете, сколько мне было лет, когда  вы стояли на краю этой долины? -
спросила миссис Берман.
     - Нет.
     - Ровно год. И, пожалуйста, не обижайтесь, Рабо, но картина говорит так
много, что сегодня я больше не в состоянии на нее смотреть.
     - Понимаю, - сказал я.
     Мы находились в  амбаре уже больше двух часов.  Я и сам был как выжатый
лимон, но все во мне ликовало от гордости и удовлетворения.
     Мы подошли  к выходу, и я уже  держал  руку на выключателе.  Не было ни
луны, ни звезд; поверну выключатель - и мы погрузимся в кромешную тьму.
     И тут она спросила:
     - Вы на картине даете как-нибудь понять, где и когда это происходит?
     - О том, где это  происходит, - нет. А вот когда - понять можно, только
надо как следует  присмотреться, это там,  на дальнем конце и очень  высоко.
Для этого понадобятся стремянка и увеличительное стекло. Хотите?
     - Лучше в другой раз, - сказала она.
     Тогда я ей рассказал:
     -  Там,  наверху,  капрал  новозеландской  полевой  артиллерии,  маори,
попавший в плен под Тобруком в Ливии. Вы, конечно, знаете, кто такие маори.
     - Полинезийцы, - сказала она. - Аборигены Новой Зеландии.
     -  Правильно! До прихода  белых  они разделялись на  множество  воюющих
племен  и были людоедами. Полинезиец сидит на  пустом  ящике из-под немецких
боеприпасов.  На всякий случай в ящике еще осталось три пули. Маори пытается
читать  газету.  Подобрал  газетный  обрывок,  принесенный  ветром,  который
поднялся на рассвете.
     Я продолжал, держа руку на выключателе.
     -  Это клочок антисемитской еженедельной газеты, издававшейся в столице
Латвии Риге  во  время  немецкой  оккупации  этой маленькой  страны.  Газета
полугодовой   давности,   в  ней  даются  советы  по  уходу   за   садом   и
консервированию продуктов. Маори очень внимательно ее читает, пытаясь понять
то, что все мы хотели бы понять: где он, что происходит и что будет дальше.
     Если  бы  у нас  была  лупа  и стремянка, миссис  Берман, вы  могли  бы
увидеть, что на ящике маленькими буковками написана дата: 8 мая 1945 - тогда
вам был один год.
x x x
     Я  последний  раз  оглядел  "Настала  очередь  женщин",  которая  снова
укоротилась, превратившись  в треугольник плотно упакованных драгоценностей.
Мне не надо было ждать, пока появятся соседи и приятели Селесты и подтвердят
то,  что  я  знал  и  без них:  из  всех  картин моей  коллекции  эта  будет
пользоваться самой большой известностью.
     - Господи, Цирцея! - воскликнул я. - Похоже, она тянет на миллион!
     - Так и есть, Рабо.
     Я выключил свет.
37
     Когда мы медленно, в полной тьме брели к дому, она взяла меня за руку и
напомнила, что я все-таки пригласил ее танцевать.
     - Когда?
     - Мы сейчас танцуем, - сказала она.
     - Да ну!
     Она  опять  повторила,  что и  представить  себе не могла,  чтобы я или
кто-нибудь другой мог написать такую огромную прекрасную  картину, да еще на
такую серьезную тему.
     -  Мне  и  самому не верится,  что создал ее я. Может, это не я? Может,
картофельные жучки?
     Цирцея сказала, что как-то, взглянув на полку с  романами Полли Медисон
в комнате Селесты, она тоже засомневалась, она ли их написала.
     - Может, это плагиат? - пошутил я.
     - Мне иногда и самой так кажется.
     Домой  мы вернулись  в  таком  состоянии,  какое  бывает  только  после
физической близости, хотя  ничего подобного  между нами не происходило и  не
произойдет. Не примите за хвастовство,  но никогда еще я не  видел  ее такой
удовлетворенной и усталой.
x x x
     Обычно  такая  неугомонная,  вся в движении,  она  теперь  расслабленно
откинулась на мягких подушках в библиотеке. Тут незримо присутствовал  и дух
Мерили  Кемп.  Переплетенный   томик  ее  писем  к  армянскому  мальчику  из
Калифорнии лежал на кофейном столике между мной и миссис Берман.
     Я спросил  миссис Берман, что  она подумала бы,  если бы амбар оказался
пустым, или полотна незаполненными, или я бы восстановил на них "Виндзорскую
синюю 17".
     -  Если вы действительно оказались  бы такой  пустышкой, как я  думала,
поставила бы вам пятерку с плюсом за искренность.
x x x
     Я спросил, будет ли она писать. Я имел  в виду письма,  но  она решила,
что речь идет о ее романах.
     - Я только это и умею делать, да еще танцевать, - сказала она.  -  Пока
не разучилась, горе ко мне не подступится.
     Все лето она держалась так, что никто бы и не  догадался  - недавно она
потеряла  мужа,  человека,  видимо,  блестящего,  остроумного,  которого она
обожала.
     -  И еще  одно немного  помогает. Мне  помогает.  Вам,  возможно,  и не
помогло бы. Надо без умолчании,  во всеуслышание сообщать  всем,  когда  они
правы, а когда нет. И тормошить их: "Встряхнитесь! Повеселее! За работу!"
     - Дважды был я  Лазарем, - сказал  я. - Я умер с Терри Китченом, а Эдит
вернула меня к жизни. Я умер с Эдит, а к жизни меня вернула Цирцея Берман.
     - Неважно, кто именно, - сказала она.
x x x
     Мы поговорили  о Джералде Хилдрете, который приедет  в  восемь  утра на
своем  такси и отвезет ее в аэропорт.  Он местный, лет шестидесяти. Тут  все
знают Джералда Хилдрета и его такси.
     - Он раньше  состоял в Спасательной команде нашего округа, и, по-моему,
они с моей первой  женой одно время  были увлечены друг другом. Это он нашел
тело Джексона Поллока в шестидесяти футах от дерева, в которое врезалась его
машина. А прошло несколько недель, и ему же пришлось собирать  в пластиковый
мешок то, что осталось от  головы  Терри Китчена. Выходит, он  сыграл важную
роль в истории искусства.
     - Когда он недавно вез  меня,  то рассказал, что  его  семья триста лет
трудится здесь не покладая рук, а у него самого, кроме такси, ничего нет.
     - Зато такси у него хорошее, - сказал я.
     - Да,  он все  время до блеска натирает  кузов и  пылесосит  внутри,  -
сказала  она.  -  Наверно,  это  его  способ  сделать  так,  чтобы  горе  не
подступалось, не знаю, правда, какое горе у него.
     - Уже триста лет оно подступается, - сказал я.
x x x
     Пол Шлезингер беспокоил нас обоих.  Я все  время  размышлял о  том, что
чувствовала  его беспомощная душа, когда плоть кидалась  на ручную  гранату,
которая вот-вот взорвется.
     - И как только она его не убила? - удивлялась Цирцея.
     - Непростительная небрежность рабочих с фабрики, где их делали.
     - Его плоть сделала это, ваша - ту картину в амбаре, - сказала она.
     -  Может, вы  и  правы. Душа  моя  не  сознавала,  какую нужно написать
картину, а плоть написала.
     Она откашлялась.
     - Так не пора ли вашей душе, которая вечно стыдилась  плоти, воздать ей
за то, что в конце концов она создала прекрасное?
     Я задумался.
     - Может, и тут вы правы.
     - Тогда пусть так и будет.
     - Каким образом?
     -  Поднесите  руки  поближе  к  глазам,  посмотрите  с  любовью  на эти
удивительные и мудрые живые существа и скажите громко:
     - "Благодарю тебя, Плоть".
     Так я и сделал.
     Поднес руки к глазам и громко, от всей души, произнес:
     - Благодарю тебя. Плоть.
     О, счастливая Плоть. О, счастливая Душа. О, счастливый Рабо Карабекян
Предыдущая страница
1 ... 26 27 28 29 30 31 32  33
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама