раз в твоем духе. Сейчас нет времени ни на то, ни на другое. Все это ложь.
Евларк, Улуар и Флозина находятся у меня под контролем.
- Посмотри мне в глаза и повтори! - приказал Хорл резким тоном,
отбросившим Уисса в прошлое лет на тридцать.
Зрачки огромных глаз Уисса расширились.
- Мне кажется, ты плохо соображаешь, - процедил он. - Ты выжил из
ума. А может, просто не высыпаешься.
- Значит, правда. Ты мне ответил.
- Слушай. Ты выполнишь для меня одно задание. Мне донесли, что толпа
горожан, которых предатели подбили на мятеж, направляется к "Гробнице".
Через несколько минут они будут здесь.
- Что за предатели? Их нынче так много. Нирьенисты?
- Теперь неважно.
- Это было неизбежно - ты сам виноват. Я одному удивляюсь - почему
так долго терпели?
- Не тебе меня укорять.
- Ты, верно, призовешь Авангард?
- На сей раз Авангарду не справиться в одиночку.
- Вероятно. Личная гвардия не смогла защитить Дунуласа, а несчастного
короля ненавидели куда меньше, чем ненавидят тебя.
- Придержи язык! Меня ненавидят только предатели и враги Республики.
Народ, простой народ, по-прежнему меня любит. И вспомнит это, когда я к
нему обращусь.
- Ты не побоишься выйти к шерринцам?
- Слишком давно, непростительно давно не говорил я с народом и
позволил ослабеть связующим нас узам. Сегодня я укреплю их.
- Тебя разорвут в клочья.
- Спокойнее! Ты глуп. Всякий раз, как я обращался к народу, он
выказывал мне свою любовь и становился моим рабом. Это остается
неизменным. Когда я заговорю, они вспомнят. Власть моего красноречия и
сама по себе почти чародейна, а с твоей помощью будет вовсе неотразима.
Вот почему я вызвал тебя, отец. Ты мне поможешь, как в старые дни. Ты
поможешь мне вновь подчинить толпу - подчинить полностью и окончательно.
- Старые дни миновали. Наступает время, когда даже чары бессильны
скрыть правду.
- Пустые слова! Ханжеские прописи! Давай, отвечай - что у тебя на
уме? Ты мне отказываешь, отец? Отказываешь?
- Да, Уисс. - Хорл не дрогнув встретил бешеный взгляд обведенных
белками зрачков. - Решительно отказываю.
- Не надо меня провоцировать. - Голос Уисса упал до зловещего шепота.
- Не пытайся. Ты очень скоро пожалеешь об этом. За твое неповиновение
будут расплачиваться Евларк, Улуар и Флозина.
- Ты не можешь причинить им вред, раз они далеко.
- Говорю тебе, все они у меня! Здесь, в "Гробнице", и из их комнат
совсем недолго спуститься в подвалы. Помни об этом. Но если их судьба так
же мало волнует тебя, как всегда волновала моя, подумай о другом - сам ты
еще не бывал в подвалах.
- Бесполезно мне угрожать. Я больше не боюсь, - заявил Хорл, однако
посеревшее лицо и выступивший на лбу пот выдали его с головой.
- Лжешь, ты всегда боишься! И не без причины. Ради своей защиты я
пойду на все. Прикажу перебить всех заключенных в "Гробнице", а заодно в
"Сундуке" и "Остроге". Прикажу сотнями загонять врагов народа в деревянные
амбары, забивать двери и сжигать заживо. Закованных в кандалы предателей
будут грузить с берегов Вира на большие плоты, а плоты пускать по течению
и топить. Я расстреляю толпу из пушек "Гробницы". И вся кровь, что
прольется, отец, прольется из-за тебя. Ты не оставляешь мне выбора, так
что это станет делом твоих рук, не моих!
Хорл посмотрел в лицо сына, в котором не осталось ничего
человеческого, сгорбился и опустил взгляд.
- Я исполню то, что ты хочешь, - произнес он.
- Тогда идем.
Уисс схватил отца за руку, и они спустились по узкой потайной
лесенке, связывающей покои Главного смотрителя с многочисленными тюремными
ярусами. Через минуту они оказались в огромной, словно пещера, приемной
зале. Обычно тут было не протолкнуться из-за посетителей, чиновников,
просителей, адвокатов. Теперь же в зале находился лишь отряд застывших в
напряженном молчании народогвардейцев. Они, несомненно, знали о
приближающейся толпе.
Уисс с секунду помешкал - и широким шагом вышел на свет, высоко
подняв голову и распрямив плечи. Его огромные глаза горели подобно двум
фонарям, дыхание прерывалось, как в тот вечер - неполных два года тому
назад, а казалось, что прошла целая вечность, - когда он впервые сбросил
маску "Соседа Джумаля", чтобы воззвать к собравшимся в старом складе на
улице Водокачки. Как в тот вечер, его душили неуверенность и страх. Но
тогда отец помогал ему своими чарами. Поможет и сейчас. Тогдашнее его
выступление закончилось триумфальным успехом. Ныне предстояло повторить
этот результат.
Он остановился перед огромной дубовой дверью. Его окружили
народогвардейцы, подчеркнув своими могучими высокими фигурами плюгавость
Защитника. По ту сторону двери вооруженный отряд занял позицию на широких
ступенях короткой гранитной лестницы, которая спускалась во двор, где в
свое время недолго простояла Кокотта. Обитые лентами железа ворота
наружной ограды - они находились в дальнем конце двора - были открыты
настежь. Запирать их не имело смысла: шерринская толпа давно уяснила, что
ворота можно взломать.
Уисс прислушался. Он уловил шелест и шорох, приглушенный грохот,
словно подступал океан. Толпа приближалась. Грохот превратился в
оглушительный рев водопада. Горожане вливались в освещенный фонарями двор
- он это знал, хотя еще не видел. Уисс ощутил присутствие единого
существа, огромного и невероятно могучего, - мифического зверя, которого
ему предстояло одолеть и подчинить. Он выждал - и разрозненные крики и
вопли постепенно сложились в призыв, рвущийся из тысячи глоток:
Уисс! Уисс! Уисс!
Шипение чудовищного змея, дракона, что ждет у двери. Тогда, на улице
Водокачки, зверь призывал его так же, но на сей раз призыв звучал громче,
неизмеримо громче.
Уисссссссссссссссс.
Это происходит на самом деле? Или всего лишь кошмарный сон? На самом
деле.
Он глубоко вздохнул и щелкнул пальцами. Заскрипел засов, перекладина
скользнула в сторону, и большая дверь отворилась. Их обдало прохладным
весенним воздухом. Уисс двинулся на мигающий свет фонарей, отец и личная
охрана - следом. Не поворачивая головы, он вполголоса сказал Хорлу:
- Сделай все, на что ты способен. В их глазах я должен стать героем,
спасителем, божеством.
- Да.
Он скорее почувствовал, чем увидел, как отец отстал и растворился в
тени.
Уисс вышел на крыльцо, народогвардейцы расступились, и Защитник
оказался перед толпой лицом к лицу. Его внезапное появление застало всех
врасплох. Рев стих, тысячи глаз впились в черную костлявую фигуру.
Уисс остановился на верху лестницы в круге света от фонаря и факела.
Он обвел толпу наметанным взглядом и мгновенно выделил Шорви Нирьена -
свободный от пут, тот вызывающе стоял в первом ряду всего в нескольких
футах. При виде противника Уисса охватил безудержный гнев, а он всегда
умел обращать гнев себе на пользу, черпая в нем новые силы. Однако нужно
действовать, ибо Нирьену нельзя позволить и рта раскрыть.
Не жди, не давай им выдвигать обвинения. Опереди, перехвати
инициативу. По-прежнему острая интуиция подсказала ему нужные слова.
- Собратья, вы пришли ко мне, ослепленные горем и гневом. - Голос
его, серьезный и чуть ли не скорбный, заполнил обнесенный стенами двор.
Отнюдь не бархатный и не звучный, голос этот непонятным образом трогал
сердца. - Передо мной народ, уставший от террора, уставший от
кровопролития и жестокости. Передо мной народ - измученный, запутавшийся и
уязвленный. Мне ли не понять и не разделить вашу боль? Я всего лишь один
из вас, ныне и вечно.
Он обвел толпу печальным взглядом бесцветных глаз. Его слушали затаив
дыхание. Он застал их врасплох и пока что владел их вниманием. От тирана
могли ждать любых слов, только не этих.
- Все мы ждем конца схватки. Все мечтаем о мире. - Он так задушевно
выговорил "мир", что у многих увлажнились глаза. - Мир в доме - это много,
но разве нет на свете еще больших ценностей? Разве цена свободы,
справедливости и равенства не выше? Все мы когда-то в это верили, иначе
зачем было свергать монархию? Дунулас спокойно сидел бы себе на троне, а
мы бы жили в мире. Но, собратья мои, мы выбрали другой путь. Мы выбрали
свободу, справедливость и равенство. А избрав их, ввергли народ в великое
смятение, от которого он только-только начинает оправляться. Но разве мы
не были правы? Разве кто-нибудь из вас, друзья мои, сожалеет о сделанном
выборе?
Он замолк - сейчас толпа разразится криками согласия. Однако таковых
не последовало. Он боялся, что Шорви Нирьен воспользуется случаем и начнет
говорить, но Шорви слушал так же внимательно, как все остальные. И Уисс
окончательно уверовал в собственные силы. Интуиция, его сверхъестественная
интуиция, как всегда, не подвела. Он уже начал завоевывать толпу и скоро
полностью подчинит ее своей воле, ибо нет толпы, какую он не сумел бы
обработать, и нет такого, даже самого великого зверя, которого он не сумел
бы приручить.
- Мы добились для себя свободы, справедливости и равенства, -
продолжал Уисс, обретя былую самоуверенность и забыв о страхах. - Мы
завоевали их дорогой ценой, так неужели откажемся их защищать? Ибо
Революция еще не завершилась, собратья, и победа еще не одержана. И не
будет одержана окончательно, пока среди нас остаются предатели, втайне
замышляющие нашу гибель. Имя врагам Свободы - легион. Они упорны и
неутомимы в достижении своей цели - обратить нас в прежнее рабство.
Избавить нашу только что возникшую Республику от этих ядовитых тварей -
дело мучительное, долгое, даже противное, но едва ли жестокое. Это не
более чем кровопускание, к которому прибегает врач, дабы вернуть больному
здоровье.
Он уловил колебание толпы, ее неуверенность. Сейчас он этим
воспользуется, чтобы окончательно сбить ее с толку...
Но он не успел - настолько резко вдруг все изменилось. Воздух пошел
рябью, золотистые огни фонарей расплылись, и Уисс ощутил знакомое
тошнотворное головокружение, верный признак того, что отец навел свои
чары. Странно: всего за минуту до этого, обращаясь к толпе, он и думать
забыл о Хорле. Увлекшись, он мыслил, говорил и действовал так, словно все
зависело лишь от него самого и отпущенных ему природой способностей. Он и
в самом деле верил, что одержит победу собственными усилиями. Впрочем,
неважно. Вмешательство Хорла только поддержит его.
Головокружение прошло. Уисс моргнул и снова все ясно увидел. Он
отметил взрывоопасную многоцветную ауру настроений толпы - не совсем то,
чего он ожидал, но это не имело значения. Главное - он видел эту ауру и
мог на нее воздействовать.
- Пришло время сотрудничества и единения, время всем нам встать
плечом к плечу... - начал Уисс и замолк, пораженный. С аурой происходило
что-то непонятное. Он был уверен, что теперь-то народ, покорный его
голосу, начнет успокаиваться и приходить к единодушию. Как бы не так! Над
площадью пробежали черные облака замешательства, сгущаясь в тяжелые тучи
подозрительности, в которых поблескивали молнии отвращения.
Отвращения?
Вот именно - отвращения.
Значит, им допущена тактическая ошибка. Срочно сменить интонацию!
Такое иногда бывает.
- Муки осужденных предателей многократно оплаканы, - продолжал Уисс.
- Но кто прольет слезу по страданиям истинных патриотов? Кто возвысит свой
голос в защиту Республики? Кто сбережет нашу свободу, которой угрожает
гибель?
Подозрительность толпы сгустилась. Отвращение перешло в накал бешеной
