богу, все обошлось.
Позже Лене разрешили посещения, она принесла мои записи, я перечиты-
вал их и подводил итоги прожитого. Больница - самое подходящее место для
этого. Противотуберкулезный диспансер, неврологическое отделение, что
мне виделось в потолках моих больничных палат? После смерти Наташи я
осознал истинный смысл горькой шутки, что кладбище - склад готовой про-
дукции министерства здравоохранения СССР. Здесь же мне повезло, правда,
местные врачи с удивлением поглядывали но советского коллегу, который
по-английски ни в зуб ногой. Эскулап по блату. Для всей колонии подарок
Системы.
Чаще других заезжал Ричард. Он садился у моей постели с цветами и
очередной открыткой, и мы говорили. Я пытался рассказать ему о Системе,
о психологии и нравах наших торговых работников, потому что он всерьез
начал работать с торгпредством и уже подготовил, как юрист, все докумен-
ты для первого совместного местно-советского предприятия.
Как-то Ричи без тени сомнения сказал мне, что мы дружили с ним в пре-
дыдущей жизни и снова встретились в своей новой инкарнации. Я усмехнул-
ся, а он удивился - разве может быть иначе? Жизнь вечна, мы только пере-
ливаемся из одной формы в другую. Вот и племянница его Ситы родилась со
шрамом на руке - это кто-то ударил ее ножом в предыдущей жизни. Кстати,
осенью они с Ситой женятся, получили согласие родителей и это потому,
что Ричи дал обет богам - совершить восхождение к храму в Гималаях. Па-
ломничество требовалось исполнять босиком, несколько километров пути по
снегу. Сита шла рядом, она боялась, что Ричи простудится и заболеет, но
боги не дали ему заболеть даже насморком и благословили их брак через
родителей.
Я смотрел на Ричи и думал, как это хорошо, что с детства ему внушили,
что бог - есть. Неподалеку от нашего дома - школа, частный лицей. Каждый
день к началу занятий свозили детей. Кого родители привозили на своих
авто, а кого - в металлических клеточках на колесах, которые тянули не-
большие лошадки. Черноволосые, смуглокожие, большеглазые, в зеленых кур-
точках, штанишках и юбочках, в белых носочках до колен малыши, как цып-
лята, выглядывали сквозь ограждающие прутья.
И каждое утро начиналось с молитвы, а не с пионерской линейки. Учи-
тельница в микрофон читала что-то из священного писания, похоже, из Биб-
лии, возможно это были слова Екклезиаста, сына Давидова, царя в Иеруса-
лиме: "Итак, иди, ешь с веселием хлеб свой, и пей в радости вино твое,
когда Бог благоволит к делам твоим." А может быть из "Бхагават-гиты":
"О, сын Бхараты, знай, что темнота, рожденная из невежества, есть причи-
на заблуждения всех живых существ, воплощенных в материальном теле.
Следствия этой гуны - бездушие, леность и сон, связывающие душу."
А потом зеленые цыплята пели вместе с учительницей, и вдруг узнава-
лась поп-мелодия "Бони-М": "Он де ривер ов Бабилон вер ви сат даун..." -
"На берегу реки Вавилона, где мы сидели..."
Это мы в нашей Системе не только забыли Бога, но и вечные взаимоотно-
шения с ним. Индуизм проповедует, что дружба с Богом доступна лишь тем,
кто ему преданно служит. Достигшие совершенства могут быть и в пассивном
и в активном состоянии, и в качестве друга, матери или отца, и в качест-
ве возлюбленного супруга.
Бог - абсолютная истина, вечная, трансцендентальная, и путь ее пости-
жения и есть путь духовного возрождения. Жизнь не имеет смысла, если не
задаваться вопросом о цели бытия, не пытаться постичь абсолютную истину.
Человек, не думающий над этим, - мертв, живой труп. Жизнь - испытание
нашего духа в материальной оболочке. Материальное бессмысленно без ду-
ховного, оно не существует. Жизнь в несуществующем - прозябание. Неве-
жество - это сон, от которого надо пробудиться к познанию.
Великая и самая древняя из религий - индуизм во многом схожа с хрис-
тианством, столь близким славянской душе. Да и с другими духовными уче-
ниями тоже. Читая священное писание, я тоже поначалу страшился вывода,
что Бог - жесток, он искушает людей и наказывает их за содеянное. Нет,
жизнь жестока изначально, жизнь - вовсе не благо, а наказание, через ко-
торое надо пройти самому к вере в высший суд и Всевышнего и тогда жесто-
кость, искушение и наказание Бога обернется Его любовью. Бог прав всег-
да, потому что иного не дано.
Система, построенная на отрицании Бога, бездуховна, то есть бессмыс-
ленна. Она лишила меня не только Бога, Система разорвала вечную связь с
ним. Я не сидел, как Ричи с дедушкой у алтаря, Система железным занаве-
сом отгородила меня от прозы Кафки и Гессе, от пьес Беккета, от полотен
Шагала и Дали, от скульптур Мура, от архитектуры Корбюзье и Райта, от
фильмов Бергмана, Хичкока и Чаплина, от философии Фрейда и Хайдеггера,
от мелодий Портера, Эллингтона и Битлз. А наши Булгаков и Платонов, На-
боков и Солженицын, Пастернак и Мандельштам, Флоренский, Бердяев?..
Железный занавес от всех, кто был отмечен искрой Божьей. Случается
так, что что-то словно самое тебя находит, лежит на виду, невинно пред-
лагаясь, и первый смутный порыв превращается в интерес, а позже стано-
вится немаловажной частицей духовного мира. Как-то я забежал по делам в
редакцию одной из московских газет и увидел рядом с машинкой листок с
английским текстом.
- А-а-а, дали на курсах, как упражнение, - капризно пояснила размале-
ванная девица и добавила кокетливо: - Может переведете?
Ни автора текста, ни его предназначения девица не знала, а у меня он
сложился в ежедневную молитву-наказ самому себе:
Только сегодня будет такое
счастье в моем покое.
Только сегодня я без оглядок
сам наведу у себя порядок.
Только сегодня нет потаканья
самым безумным моим желаньям.
Только сегодня не буду небрежным
с телом своим, чтоб здоровьем светило,
чтобы оно было сильным и нежным,
чтобы оно не подводило.
Только сегодня ясно и трезво
будет усвоено знанье полезное.
Только сегодня не стану спорить,
чтоб одержать верх в разговоре,
ни лесть похвалы, ни прямая обида
не тронут души и внешнего вида,
не искать виноватых, хватит страданий
и не читать никому назиданий.
Только сегодня не стану бездумно
сразу решать все, что в жизни задумано.
Только сегодня пусть понемногу,
толикой малой или по грамму,
но одолею в гору дорогу,
выполню, зная, свою программу,
и да минует меня, как немилость,
и нерешительность и торопливость.
Только сегодня выберу время
для медитации и созерцанья.
Только сегодня в уединенье
я отдохну в тишине мирозданья.
Только сегодня не надо бояться,
счастья касаться, любить, наслаждаться.
Только сегодня верую, как пилигрим -
любят меня, кто мною любим.
Только сегодня не меркнет свет.
Только сегодня живу славно.
Учись говорить "нет".
Учись плавать.
Я медленно, но верно линял от желтизны, снова становился белым и здоровым. В
такие моменты тело как бы вспоминает детство, когда энергия растущего
организма загоняла его на дерево, заставляла с криком носиться, прыгать,
скакать на одной ноге вертеться без устали. Я "выпил" сорок бутылок через
капельницу, и ее отключили, а вскоре и отпустили домой.
Из белой стерильности больницы я попал в мир ярких красок весны. Нас-
тал ее праздник.
С утра приехали Ричард с Ситой, и мы их не узнали, как не узнают друг
друга на карнавале. Он подошел ко мне и пальцем, обмакнутым в красную
краску, провел по моему лбу, голубым по одной щеке, желтым - по другой,
я выкрасил ему красным нос, и мы смеялись, показывая пальцами друг на
друга. Лена перемазалась с Ситой, а она с Леной, и я с Леной, и Лена со
мной, И я с Ситой, и Лена с Ричи, и мы превратились в яркие разноцветные
хохочущие чучела.
Весь город перепачкался легко смывающимися растительными красками,
любой мог подойти к любому - нищий к богатому, солдат к генералу, подчи-
ненный к начальнику и сделать из него шута горохового. Не зло, по-добро-
му. В мире не было чернокожих и белолицых, царила пестрядинная справед-
ливость, никто не рядился в этот день в дорогие наряды. Палили струями
из водяных пистолетов, обливали из ведер. Скромница-девица могла кос-
нуться краской того, кого тайно любила, а зять - разукрасить тещу.
Мир был мокр и счастлив.
Глава тридцать девятая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава тридцать девятая
На три года за здорово
Прилечу к святым коровам -
Днем изжарюсь я на солнце,
Ночью точно простужусь,
Растеряю витамины,
Стану злой, худой и длинный,
Но ведь я герой былинный
И амебы не боюсь.
На три года за здорово
Прилечу к святым коровам -
На приемах побываю
И по храмам я пройду,
Попаду на местный маркет,
На одну свою зарплату
Я жене, сестре и брату
По подарочку найду.
На три года за здорово
Прилечу к святым коровам -
Я три года здесь пробуду
Всем чертям в чалмах назло.
Только, что ни говорите,
Я уеду, извините,
Я хочу, чтобы кому-то
Точно также повезло!
"Я хочу, чтобы кому-то точно также повезло!" - подхватывал зал на концерте
самодеятельности песенку Виталия Вехова, переделку популярного тогда шлягера
"На недельку до второго я уеду в Комарово..."
Не на недельку, а насовсем уехали Веховы - Виталий, Любаша и Денис. И
больше не тянуло в демонстрационный зал, хотя сменившая их семья произ-
водила приятное впечатление. Такие неопытные, ничего не знают... Но ка-
кой смысл заводить отношения, если и нам через полгода вслед?
Продолжение пребывания заграницей обычно оформлялось как раз за пол-
года, для этого нужно направлять бумагу в Центр. При ее составлении учи-
тывались мнения и партайгеноссе - правильно ли понимал и проводил поли-
тику партии? И месткома - вел ли общественную работу? И "конторского" -
не запятнал ли высокую честь совраба и не попал ли под буржуинское влия-
ние, как Мальчиш Плохиш? И женсовета - как участвовала Лена Истомина в
жизни коллектива и как у Истоминых отношения в семье?
С партайгеноссе Костей Гриценко мы были в хороших отношениях - неожи-
данно для самого себя оказал ему услугу. Почему он избрал именно меня,
так и осталось неясным, но из песни слова не выкинешь.
- Слушай, Истомин, - по чисто партийной привычке Костя назвал меня по
фамилии. - Скоро важная дата, какая, не догадываешься?
Я напряг свою память - пусто.
- Что же ты? - добродушно пожурил Костя. - Семьдесят лет славному
Всесоюзному Ленинскому Коммунистическому Союзу Молодежи.
- Так когда это будет? И из комсомола я вышел в двадцать восемь лет,
как раз двадцать два года назад.
- Почему в партию так долго не вступал? - с прохладцей спросил Гри-
ценко. Он помнил назубок все анкетные данные своих прихожан.
- А ты попробуй вступи в Октябрьском районе, где одни научные инсти-
туты и другие интеллигентские заведения.
- Верно, - подтвердил Гриценко. - В Октябрьском квота была самая
жесткая. Ох, и мучились мы тогда с этими квотами - сколько рабочих? А
женщин? А нацменов? Ты в комсомольских выборных органах не работал?
- Нет.
- А я работал. И не один. И уж так получилось, что приехала делега-
ция, а в ней два моих дружка по комсомольской молодости, вот и возникла
идея отметить юбилей ВЛКСМ, пусть и заранее. Как репетиция.
- Чем могу? - понял свою роль я.
- Правильно ставишь вопрос. В совгородке не получится мне их принять,
сам понимаешь, секретарь пьянку устраивает на глазах у всех Сусликовых,
а в гостинице - делегация. У тебя можно? Выпить мы принесем.
Так я оказался соучастником встречи комсомольских соратников и воспо-
минаний о том, "как закалялась сталь". Они с сожалением поминали минув-
шие дни застоя, все эти почины, призывы, движения, вахты, субботники,
воскресники, учебы актива. Сначала с ноткой ностальгии, а как подпили,
всплыли и обиды, дело дошло чуть не до драки, потом распили мировую уже
