комиссара, хорошо известного в тех краях. Карл Драгош считался, в самом
деле, замечательным сыщиком, и нельзя было выбрать более достойного. Ему
исполнилось сорок пять лет; это был человек среднего роста, худощавый,
наделенный более моральной стойкостью, чем физической силой. Однако он
обладал достаточной силой, чтобы выносить профессиональные трудности
службы, и храбростью, чтобы не бояться ее опасностей. Он числился на
жительстве в Будапеште, но чаще всего находился в провинции, занятый
какими-нибудь щекотливыми расследованиями. Прекрасное знание всех языков
Юго-Восточной Европы - немецкого, румынского, сербского, болгарского и
турецкого, не говоря уже о родном венгерском, позволяло ему выходить из
всяких затруднений. Будучи холостяком, он не боялся, что семейные заботы
стеснят свободу его передвижений.
Как сказано, печать хорошо отозвалась о назначении Драгоша. Публика тоже
одобрила его единодушно.
В большой зале "Свидания рыболовов" новость приняли крайне лестным образом.
- Нельзя было лучше выбрать, - утверждал в тот момент, когда в кабачке
зажглась лампа, господин Иветозар, обладатель второго приза по весу рыбы
на только что закончившемся конкурсе. - Я знаю Драгоша. Это - человек.
- И искусный человек, - добавил президент Миклеско.
- Пожелаем, - вскричал кроат с трудно произносимым именем Сврб, владелец
красильни в предместьях Вены, - чтобы ему удалось оздоровить берега реки!
Жизнь здесь стала прямо невозможной!
- У Карла Драгоша сильный противник, - сказал немец Вебер, покачивая
головой. - Посмотрим его за работой.
- За работой!.. - вскричал господин Иветозар. - Он уже за ней, будьте
спокойны!
- Конечно, - поддержал господин Миклеско. - Не в духе Карла Драгоша терять
время. Если его назначение произошло четыре дня назад, как утверждают
газеты, то он, по крайней мере, уже три дня делает свое дело.
- С чего бы ему начать? - спросил господин Писсеа, румын, самой своей
фамилией1 предназначенный стать рыболовом. - На его месте, признаюсь, я
был бы в крайнем затруднении.
- Потому вас и не поставили на его место, мой дорогой, - благодушно
заметил серб. - Будьте уверены, что Драгош не затруднится. А уж
докладывать вам свой план, это извините. Быть может, он направился в
Белград, быть может, остался в Будапеште... Если только не предпочел
явиться как раз сюда, в Зигмаринген, и если его нет в этот момент среди
нас в "Свидании рыболовов"!
Это предположение вызвало бурный взрыв веселья.
- Среди нас! - вскричал Вебер. - Вы смеетесь над нами, Михаил Михайлович!
Зачем он явится сюда, где на людской памяти никогда не совершалось ни
малейшего преступления?.
- Гм! - возразил Михаил Михайлович. - А может, для того, чтобы
присутствовать послезавтра при отправлении Илиа Бруша. Может, он его
интересует, этот человек... Если только Илиа Бруш и Карл Драгош не одно
лицо.
- Как это, одно лицо! - закричали со всех сторон. - .Что вы под этим
подразумеваете? .
- Черт возьми! А это было бы здорово... Никто не заподозрит полицейского в
шкуре лауреата, и он будет инспектировать Дунай на полной свободе.
Эта фантастическая выдумка заставила всех собутыльников широко открыть
глаза. Уж этот Михаил Михайлович! Только у него и могут явиться подобные
идеи!
Впрочем, Михаил Михайлович не очень держался за предположение, которое
только что рискнул высказать.
- Если только... - начал он оборотом, который, очевидно, был его.
излюбленным.
- Если только?
- Если только Карл Драгош не имеет другой причины присутствовать здесь, -
продолжал он, переходя без передышки к другому, не менее фантастическому
предположению.
- Какой причины?
- Предположите, например, что этот проект спуститься по Дунаю с удочкой в
руке кажется ему подозрительным.
- Подозрительным!.. Почему подозрительным?
- Черт побери! Да ведь это было бы совсем не глупо для мошенника скрыться
под маской рыболова, и особенно рыболова, столь известного. Такая
известность стоит любого инкогнито в мире. Можно нанести сто ударов, где
только захочется, а в промежутках ловить рыбку. Хитрая выдумка!
- Но надо уметь удить, - поучительно заметил президент Миклеско, - а это
привилегия честных людей.
Такой моральный вывод, быть может, немножко чересчур смелый, был встречен
горячими рукоплесканиями этих страстных рыболовов. Михаил Михайлович с
замечательным тактом воспользовался всеобщим энтузиазмом.
- За здоровье президента! - вскричал он, поднимая свой стакан.
- За здоровье президента! - повторили собутыльники, опустошив стаканы, как
один человек.
- За здоровье президента!-повторил один из посетителей, одиноко сидевший
за столом и в течение некоторого времени, казалось, с живым интересом
прислушивавшийся к происходившему вокруг него разговору.
Господин Мнклеско был тронут любезным поступком незнакомца и, чтобы его
отблагодарить, поднял в его честь бокал.
Одинокий посетитель, считая, без сомнения, что этим вежливым поступком лед
сломан, решил, с позволения почтенного собрания, выразить и свое мнение.
- Хорошо сказано, честное слово! - заметил он. - Да, конечно, уженье -
удовольствие порядочных людей.
- Мы имеем честь говорить с коллегой?-спросил господин Миклеско, обращаясь
к незнакомцу.
- О! - скромно ответил этот последний. - Всего лишь любитель, который
восхищается блестящими подвигами, но не имеет дерзости им подражать.
- Тем хуже, господин...
- Иегер.
- Тем хуже, господин Иегер, так как я должен заключить, что мы никогда не
будем иметь чести считать вас в числе членов "Дунайской лиги".
- Кто знает? - возразил господин Иегер. - Может быть, и я когда-нибудь
решусь протянуть руку к пирогу... к удочке, хотел я сказать, и в этот день
я, конечно, буду вашим, если только сумею удовлетворить условиям,
необходимым для принятия в ваше Общество.
- Не сомневайтесь в этом, - горячо заверил господин Миклеско,
воодушевленный надеждой завербовать нового приверженца. - Эти условия
очень просты, и их всего четыре. Первое - платить скромный ежегодный
взнос. Это - главное.
- Разумеется, - смеясь подтвердил господин Иегер.
- Второе - это любить уженье. Третье - быть приятным компаньоном, и мне
кажется, что это третье условие уже выполнено.
- Очень любезно с вашей стороны! - заметил господин Иегер.
- Что же касается четвертого, то оно состоит во вне сении своей фамилии и
адреса в список Общества. Имя ваше известно, и когда я буду иметь ваш
адрес...
- Вена, Лейпцигерштрассе, номер сорок три.
- ...вы будете полноправным членом Лиги за двадцать крон в год.
Оба собеседника рассмеялись от чистого сердца.
- И больше никаких формальностей? - спросил господин Иегер.
- Никаких.
- И не надо удостоверения личности?
- Ну, господин Иегер, - возразил президент, - чтобы ловить рыбу на
удочку!..
- Это верно, - заметил господин Иегер. - Впрочем, это неважно. Ведь все
должны знать друг друга в "Дунайской лиге".
- Как раз наоборот, - заверил господин Миклеско. - Вы только подумайте!
Некоторые из наших товарищей живут здесь, в Зигмарингене, а другие на
берегу Черного моря. Не так-то легко поддерживать добрососедские отношения.
- В самом деле!
- Так, например, нашего поразительного лауреата последнего конкурса...
- Илиа Бруша?
- Его самого. И что ж? Его никто не знает.
- Невозможно!
- Но это так, - уверил господин Миклеско. - Ведь он всего две недели назад
вступил в Лигу. Совершенно для всех Илиа Бруш удивительное... - что я
говорю! - подлинное откровение.
- Это то, что на скачках называют "темная лошадка"?
- Именно.
- А из какой страны эта темная лошадка?
- Это венгр.
- Так же, как и вы. Потому что вы венгр, как я полагаю, господин президент?
- Чистокровный, господин Иегер, венгр из Будапешта.
- А Илиа Бруш?
- Из Сальки.
- Где эта Салька?
- Это местечко, маленький городок, если хотите, на правом берегу Ипеля,
реки, которая впадает в Дунай на несколько лье2 выше Будапешта.
- С ним, по крайней мере, господин Миклеско, вы можете считаться соседями,
- смеясь заметил Иегер.
- Не раньше, чем через два или три месяца, - таким же тоном возразил
президент "Дунайской лиги". - Столько времени ему понадобится для
путешествия...
- Если только оно состоится! - ядовито молвил веселый серб, бесцеремонно
вмешиваясь в разговор.
Другие рыболовы придвинулись к ним. Иегер и Миклеско оказались в центре
маленькой группы.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил господин Миклеско. - У вас
блестящее воображение, Михаил Михайлович!
- Простая шутка, господин президент, - ответил спрошенный. - Впрочем, если
Илиа Бруш, по-вашему, ни полицейский, ни преступник, почему он не может
посмеяться над нами и оказаться просто хвастуном?
Господин Миклеско взглянул на дело серьезно.
- У вас недоброжелательный характер, Михаил Михайлович, - возразил он. -
Когда-нибудь он сыграет с вами скверную шутку. Илиа Бруш производит на
меня впечатление человека честного и положительного. Кроме того, он член
"Дунайской лиги". Этим все сказано.
- Браво! - закричали со всех сторон.
Михаил Михайлович, казалось, совсем не сконфуженный уроком, с
замечательным присутствием духа воспользовался новым предлогом и
провозгласил тост.
- В таком случае, - сказал он, схватив стакан, - за здоровье Илиа Бруша!
- За здоровье Илиа Бруша! - хором ответили присутствующие, не исключая
господина Иегера, который добросовестно осушил стакан до последней капли.
Последняя выходка Михаила Михайловича была, впрочем, не менее лишена
здравого смысла, чем предыдущие. Объявив о своем проекте с большим шумом,
Илиа Бруш больше не показывался. Никто ничего о нем не слышал. Не было ли
странно, что он держался где-то в стороне, и возникало вполне законное
предположение, что он хотел одурачить своих чересчур легковерных
товарищей. Как бы то ни было, ожидать придется недолго. Через тридцать
шесть часов все разрешится.
Тем, которые интересовались проектом, нужно было только подняться на
несколько лье выше Зигмарингена. Там они, без сомнения, встретят Илиа
Бруша, если он, действительно, такой серьезный человек, как утверждал
президент Миклеско.
Но здесь могла возникнуть одна трудность. Было ли установлено
местонахождение истока великой реки? В точности ли указывали его карты? Не
существовала ли неуверенность в этом вопросе, и, когда попытаются
встретить Илиа Бруша в одном пункте, не окажется ли он в другом?
Конечно, нет сомнений в том, что Дунай, Истр древних, берет начало в
великом герцогстве Баденском. Географы даже утверждают, что это происходит
на шести градусах десяти минутах восточной долготы и сорока семи градусах
сорока восьми минутах северной широты. Но даже это определение, допуская,
что оно справедливо, доведено только до дуговой минуты, а не до секунды, и
это допускает широкие разногласия. Ведь дело шло о том, чтобы забросить
удочку в том самом месте, где первая капля дунайской воды начинает
скатываться к Черному морю.
Согласно одной легенде, которая долго считалась географической истиной,
Дунай рождался в саду принца Фюрстенберга. Колыбелью его будто бы был
мраморный бассейн, в котором многочисленные туристы наполняли свои кубки.
Не у края ли этого неисчерпаемого водоема нужно ожидать Илиа Бруша утром
10 августа?
Нет, не там подлинный источник великой реки. Теперь известно, что он
образован слиянием двух ручьев, Бреге и Бригаха, которые ниспадают с
высоты в восемьсот семьдесят пять метров и протекают через Шварцвальдский
лес3. Их воды смешиваются у Донауэшингена, на несколько лье выше
Зигмарингена, и объединяются под общим названием Дунай.
Если какой-либо из ручьев больше другого заслуживает считаться рекой, то
это Бреге, длина его тридцать семь километров, и начинается он в Брисгау.
Но, без сомнения, наиболее осведомленные сказали себе, что местом
отправления Илиа Бруша, - если он все же отправится, - будет Донауэшинген,
и там они собрались, в большинстве члены "Дунайской лиги", во главе с
